Читать книгу 📗 "Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя"
— На твоем фоне я чувствую себя чуть ли не светской сплетницей, — Наташа в шутку закатывает глаза, — Игорь Вольский был главой аграрной партии «Наша земля».
Она замирает, ждет.
Я снова упрямо качаю головой. Для меня политика — это примерно как лабиринт, в котором я заблужусь даже с компасом, картой и указателями.
— Ладно, — подруга окончательно завязывает с попытками меня впечатлить. — У него самого была блестящая репутация — ни единого пятнышка — горюющий вдовец, прекрасный любящий заботливый отец, думатель за народ, бла-бла-бла. Честно говоря, я думала, он прям до президентского кресла продираться будет. Но… В общем, сейчас он генпрокурор.
Вот теперь ей действительно удается меня впечатлить.
Потому что, хоть имени фамилий всех генпрокуроров я не знаю, но то, что именно это за должность — в курсе.
Пока Наташа рассказывает, я поддаюсь слепому порыву, вбиваю в поисковик «Вячеслав Форвард Алина Вольская»… и нервно провожу языком по совершенно сухим губам, когда на меня обрушивается вал их фото — по отдельности и вместе. Мне все еще сложно узнать в этом модном элегантно парне — Дубровского. Как будто передо мной не Слава — а его брат-близнец. И даже взгляд у него как будто другой — не такой пронзительный, более открытый. А Алина — она просто безупречна буквально на каждом фото. Не женщина, а полное бинго — идеальное лицо дополняет идеальная фигура. Я стараюсь не допускать мыслей о том, что так просто не бывает, потому что вслед за ними идут попытки «оправдать» всю эту слепящую красоту идеальной работой пластических хирургов и профессиональных косметологов. Но даже если и так — какая к черту разница, если она не выглядит как типичная гламурная кукла, сделанная словно по одному лекалу?
А еще меня разъедает желчная злость за взгляд, которым она смотрит на Славу. Потому что она смотрит на него с обожанием, с нежностью, с той самой уверенностью женщины, которая знает, что этот мужчина принадлежит только ей.
Именно так и должна смотреть на своего мужчину по уши влюбленная в него женщина.
И он… конечно, отвечает ей взаимностью абсолютно на всех общих фото.
«Странно, что они не запустили стикер-пак под названием «Любовь как она есть», — едко комментирует моя внутрення сучка, и я быстро откладываю телефон в сторону. На всякий случай, потому что за эту пару минут во мне выработалось столько желчи, что самое время пить что-то для профилактики желчнокаменной болезни.
— Ну и как тебе? — Голос Наташи возвращает меня в реальность. Я пытаюсь сделать вид, что не понимаю, о чем она, но подруга моментально меня раскусывает. — Я же видела, что ты там гуглила, Майка.
— Они хорошо смотрятся вместе, — говорю самую нейтральную версию того, что на самом деле думаю обо всех их обнимашках и миловании на камеру.
— Смотрелись, — поправляет подруга, делая акцент на то, что все это было в прошлом, а сейчас ситуация может быть другой.
Я сразу вспоминаю, что на всех их фото Слава явно выглядел не так, как сейчас. То есть буквально — ни на одном я не нашла хотя бы намек на пирсинг или татуировки, хотя на даты публикаций и статей не обращала внимания. А еще… он же был с другой. Как минимум дважды я видела их вместе.
О себе в его жизни я стараюсь просто не думать.
Глушу болезненные вопросы бесконечным повтором «мы просто друзья…».
Только это ни фига не работает. Примерно как подорожник на открытый перелом.
Мне не очень хочется копаться в грязном белье Дубровского. Чувствую себя Пиноккио, который сует свой любопытный нос в слишком узкую замочную скважину, заранее зная, что увидено мне точно не понравится. Это же… его личная жизнь, какое мне дело, что в ней было?
Но все равно молча киваю на вопросительный взгляд подруги, когда она просто ждет отмашку, продолжать или поставить на паузу.
— Алинка забеременела. — Наташа снова делает такое лицо, как будто речь идет о самой противоестественной вещи на свете. — Но знаешь… В общем, она та еще штучка. Пару раз пьяная из клуба вылезала, материла всех на чем свет стоит, потом — уехала тусить с какими-то мужиками в Дубай. Все это было… ну, как бы на виду, хотя папочка явно использовал все связи, чтобы вычистить последствия дочкиных похождений. Сложно строить политическую карьеру, когда твоя кровиночка буквально маленькая шлюха.
Я снова фиксирую, что в словах моей очень сдержанной в выражениях подруги проскальзывают явно брезгливые нотки без намека на терпимость.
— Ну, наверное, все девушки ее возраста… — пытаюсь найти правильные слова, хотя это чистой воды лицемерие.
— Просто ты не в курсе, но тогда она буквально из всех щелей лезла, — закатывает глаза подруга. — Типа, вся такая красивая, вся такая натуральная, чуть ли не пикми-гёл, в каждой бочке затычка. Но ладно, не важно. Просто она мне никогда не нравилась. Так вот…
Но продолжить она не успевает, потому что на экране ее телефона всплывает входящий от Кости, и Наташа тут же переключается на разговор. Судя по обрывкам фраз, что-то с Катей — Костя поехал забирать ее с танцевального кружка, а вместо этого пришлось разбираться с мамой какой-то другой девочки.
Подруга еще разговаривает, но уже встает и начинает собираться. Одним губами говорит: «Прости, прости…», но я машу рукой и украдкой сую ей жестяную коробку с бельгийским печеньем. И тут же взглядом даю понять, что ее отказ брать нанесет мне глубокое оскорбление.
Через минуту Наташа вылетает на лестничную клетку, на ходу застегивая пальто, а я почему-то стою на пороге с раскрытой дверью, и от внезапной усталости наваливаюсь плечом на косяк. Кажется, что без точки опоры мое тело развалится на меленькие кусочки, как слишком неуклюжий и хлипкий замок из детских кубиков.
Наконец, все-таки прихожу в себя, запираю дверь и возвращаюсь в квартиру, которая внезапно кажется оглушительно пустой. Воздух все еще пахнет кофе и круассанами, но теперь эти запахи не согревают, а раздражают. О всех тех фото и сплетнях, которые, хоть и не имею ко мне никакого отношения, но ощущаются как горсть острых камней в лицо.
Я на автомате начинаю двигаться по квартире.
Механически, как робот, запрограммированный на выполнение простейших действий. Убрать чашки со стола. Смахнуть крошки. Загрузить посудомоечную машину. Потом — стирка. Собрать разбросанные по креслам пледы, закинуть в барабан стирку, залить гель и кондиционер. Я делаю все это, лишь бы не думать. Чтобы занять руки, чтобы заглушить нарастающий с каждой секундой внутренний гул.
Но это не помогает.
Образ того, другого Славы, с другой, ослепительной девушкой, стоит перед глазами, как привидение. Он преследует меня, куда бы я ни пошла. Я вижу его в отражении темного экрана телевизора, в глянцевой поверхности кухонного фасада, в зеркале в прихожей.
Иду в гардеробную. Начинаю перебирать вещи. Бессмысленное, хаотичное занятие. Зимние свитера — на дальнюю полку. Легкие блузки и платья — вперед. Погода еще совсем не весенняя, но мне нужно действие. Нужно что-то, что создаст иллюзию контроля и порядка в этом хаосе в моей голове. Я складываю, перекладываю, вешаю, но мысли все равно возвращаются к нему. К ним.
Кто она? Алина. Дочь генпрокурора. Красавица. Невеста. Мать его… ребенка, быть может?
А кто я? Коллега. Женщина на пять лет старше. С ворохом проблем, с сестрой-катастрофой и долгом, который висит на мне, как гиря. Женщина, которая сначала отдалась ему в порыве животной страсти, а потом испугалась и трусливо предложила «дружбу».
Господи.
Да зачем я вообще сравниваю?
Это же было три года назад!
Но…
Рука зачем-то тянется к телефону. Позвонить ему? Спросить? Что спросить? «Слава, а это правда, что ты — сын того самого Форварда? А это правда, что ты встречался с девушкой, похожей на богиню? А это правда, что она залетела?»
Я отдергиваю руку, как от огня. Что за дичь, боже?
Я не имею права совать в это свой любопытный нос. Это его прошлое. Его… боль, возможно? Мы же просто друзья. А друзья не копаются в чужих могилах.