Читать книгу 📗 "Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия"
Смерть от страха. Накопившаяся карма. Возможно, грабитель будет еще жив, когда власти найдут его, а может, и нет. В любом случае его путь в ад окажется не из приятных. Возможно, в будущем перевоплощении этот бандит вернется в этот мир мушиной личинкой и проживет новую жизнь припеваючи, роясь в останках уничтоженных им же людей.
Ронин сложил письмо и задумался, подбрасывая на ладони две маленькие серебряные монеты. Эти беленькие кружочки немного стоили с тех пор, как Токугава Цунаёси уменьшил содержание серебра в деньгах, чтобы оплатить свои изощренные и роскошные увлечения. Но все же каждая из монет стоила больше, чем служанка в гостинице зарабатывала за два, а может, и за три дня.
Хансиро завернул монеты в один из своих бумажных носовых платков, скрутил его концы и, поманив служанку, отдал ей и сверток, и письмо.
— Отдайте это письмо кому-нибудь из слуг, пусть отнесет на полицейскую заставу, — сказал он. — А то, что находится в этом пакете, поделите с ним.
— Хорошо, ваша честь. Спасибо.
— Скажите слуге, что какой-то путник отдал вам это письмо, а потом пошел дальше в сторону Эдо. Кто он такой, вы, конечно, не знаете.
— Да, господин.
Когда служанка ушла, Хансиро развернул второй лист бумаги, прижал его углы отполированной речной галькой и натер еще чернил. Уверенными и сильными ударами кисти он стал набрасывать, проговаривая вслух, строки старинного стихотворения, которые уже второй день кружились в его мозгу.
Мысли Хансиро возвращались, но не к началу пути, а всего лишь на две ночи назад — в храм, к тому красивому служке и его взгляду, который отозвался теплом и болью у него в паху. Воин из Тосы с горечью понял, что та горячая волна все еще поднимается к его сердцу. Это смешно: он еще не старик, чтобы влюбляться в мальчишек. Хансиро дописал стихотворение:
Служанки уже зажигали фонари — внутри чайного дома маленькие, а перед ним большие квадратные, когда до слуха Хансиро донеслись приближающиеся звуки музыки. В вечернем воздухе звучала песня куртизанок, и очень старая. Печаль жила в сердцах куртизанок уже не один век.
Наружные фонари отбрасывали причудливый свет на фасады зданий, находившихся на другой стороне дороги. Это освещение делало Токайдо похожей на сцену, а путников — на статистов, которые поднимаются на помост, проходят по нему и исчезают. Но вот-вот должны были появиться танцоры.
Когда семь женщин, чью песню услышал Хансиро, прошли мимо гостиницы, продолжая петь и танцевать под удары барабана, некоторые из посетителей «Глицинии» захлопали в ладоши. Мусуи снял свою большую шляпу, и теперь она висела у него за спиной. Лицо его мальчика-слуги было прикрыто шляпой, но Хансиро узнал его по одежде и стройной фигуре. Пока веселая вереница людей двигалась вдоль бамбуковой изгороди, воин из Тосы заставлял себя дышать глубоко и медленно, чтобы не потерять самоконтроль. Наконец музыка и смех затихли вдали.
Пора забыть о мальчиках и выяснить наконец, кто такой на самом деле этот перевязанный забияка с запада. Хансиро взял в руки чайник с сакэ и, держась подчеркнуто прямо, как пьяный, желающий казаться трезвым, пошел, покачиваясь, к скамье, на которой с мрачным видом сидел художник.
— Хорошо молчать и поступать мудро, — прочел Хансиро начало стихотворения и качнул чайником.
— Но еще лучше пить сакэ, пьянеть и плакать, — пробормотал художник сквозь стиснутые зубы: говорить ему мешала боль от удара, нанесенного древком нагинаты.
Хансиро представился как Неосушаемая Чаша, ронин и плохо оплачиваемый учитель фехтования для испорченных сынков низшей знати. Художник с запада заявил, что он Мумэсай — Безымянный, ронин и мало зарабатывающий рисовальщик изображений Бэнкэя на мосту Годзё.
Весь этот вечер Хансиро и Мумэсай пили за старые времена и осушили еще несколько кувшинов сакэ. Они читали нараспев старинные китайские стихи о льющемся через край вине, взмахивая чашами в такт своим словам, когда гостиничные слуги задвинули большие щиты фасада, и продолжали бормотать любимые строки. Стайка служанок, весело щебеча, потащила их в ванную комнату.
ГЛАВА 23
Встреча с Буддой в аду
— Я бы хотел называться путником в тумане, — прочел Мусуи начало знаменитого стихотворения Басё, кланяясь группе мужчин, скользивших на коленях по татами приемного зала гостиницы «Четыре небесных правителя» в Тоцуке. «…Снова жить, меняя места», — мысленно закончила Кошечка.
Ее обрадовало, что эти люди прервали урок письма: Кошечке осточертело выводить тушью грубые дрожащие линии. Ей было трудно смотреть в глаза Мусуи непонимающим взглядом, когда он читал стихи, которые она знала, как собственную родословную. В какой-то момент она чуть было не выдала себя, едва не сославшись в беседе на классических авторов, но вовремя прикусила язык.
Княжне Асано сейчас особенно не хватало ее книг, переплетенных в шелковые обложки, надушенных рутой для защиты от насекомых. Женщина тосковала по авторам этих томиков, в чьем обществе она провела столько приятных часов. После своего переселения в Ёсивару она горячо полюбила вдумчивые часы чтения — за то, что они позволяли уйти от одиночества и печали.
Сегодня вечером гостями гостиницы, кроме Мусуи, были еще три владельца постоялых дворов, управляющий конторой по трудоустройству безработных и один очень старый «житель облаков» — так иногда называли аристократов. Этот знатный господин, являвшийся в прошлом придворным давно отошедшего от дел императора, сейчас с трудом зарабатывал себе на жизнь преподаванием каллиграфии и искусства составления духов. На поэтический вечер пришли изготовитель высококачественного масла для волос, посредник при торговле рыбой и изготовитель парчовых шнуров и кромок для сетей от комаров. Каждый принес с собой шкатулку с письменными принадлежностями и свиток со своими стихами.
Поля большинства свитков были испещрены комментариями, которые делали к стихам профессиональные литературные критики из Тоцуки по цене одна медная монета за иероглиф. Делец, разбогатевший на продаже масла для волос, принес сильно потрепанное от вдумчивого чтения недавнее переиздание книги пятисотлетней давности «Хорошая современная поэзия». Кроме образцов наилучших стихов, в этой книге был широкий набор поэтических фраз, которые можно было использовать, не вредя своей репутации. Умение включать в свои работы цитаты из классиков выделялось в разряд особо похвальных качеств автора.
Хозяин гостиницы «Четыре небесных правителя» поклонился поэту, принося извинения:
— Мои друзья услышали, что вы оказали нам честь, остановившись здесь, сэнсэй. Они просят вас искренне высказать свое мнение об их попытках писать стихи.
«Ты хочешь сказать, что сам и послал слуг срочно обежать твоих друзей», — подумала Кошечка.
Она внимательно наблюдала за происходящим, проверяя, достаточно ли почетное место выбрал хозяин дома для Мусуи, усаживая гостей: многие провинциальные горожане, стараясь выглядеть образованными, часто нанимали себе в наставники обманщиков, выдававших себя за преподавателей этикета из школы Одасавара. По мнению Кошечки, эти учителя понимали в правилах хорошего тона не больше, чем цыпленок в игре на флейте. Но хозяин усадил Мусуи правильно, то есть перед токономой — высокой нишей, где размещались искусно составленные букеты и картины-свитки. Остальные гости откинулись на пятки, поправляя одежду, и разложили свои вещи.
