Читать книгу 📗 "Кулачные бои в легком весе - Китсон Мик"

После этого она снова заболела и слегла с лихорадкой. Ей было так плохо, что она не выходила из кибитки ни днем, ни ночью. Малышки собирали травы и листья, чтобы делать целебные отвары, но они не помогали. Мама просто лежала в постели целыми днями, уставившись на тент над головой, и плакала, а иногда ругалась, и все время повторяла, что проклята за свой грех.

Так я стал старшим в семье, и мы оставались на том месте две недели. Мы с Бенни и Тэссом нашли работу на неделю, собирали урожай, а малышки ухаживали за мамой. Потом мы отправились на север. Ночи становились длиннее, дни — холоднее, у нас не было возможности устроиться на зимовку, а денег, оставшихся после ярмарки, становилось все меньше.

Мы остановились под Киддерминстером. Я нашел лужайку у реки. В живых изгородях там рос остролист, а вода была чистая, и мы надеялись перезимовать в том месте. Мы все были подавлены, потеряв сначала тебя, а потом малышку, и не желали больше кочевать. Нам хотелось, чтобы вернулась мама, но она просто лежала пластом в кибитке: не готовила, не прибиралась, не давала нам поручений. Иногда она плакала и кричала, а чаще лежала как мертвая с широко раскрытыми глазами.

А потом однажды мы собирали хворост и встретили старика, которого звали доктор Петтигрю. Он вышел погулять и заговорил со мной. Сказал, что он врач, а я поведал ему о маме, о потерянном младенце и смерти Большого Тома. Я даже признался, что мы отдали тебя чужому человеку.

Доктор показался мне хорошим гаджо. Он был старый, но очень добрый, и мне легко было рассказывать ему о наших горестях. Потом мистер Петтигрю пришел к нашей кибитке и увидел маму, увидел девочек всех в грязи. Он пытался поговорить с мамой, но она только лежала с открытыми глазами и ничего не отвечала, и доктор заявил, что она больна от излишка скорби. Он велел нам всем помолиться, стоя у кибитки со склоненными головами.

На следующий день доктор вернулся и принес нам корзину с хлебом, сыром и яблоками. Сказал, что хочет снова поговорить с мамой, и я слышал, как он что-то тихо и медленно говорил ей, но она не отвечала.

В общем, назавтра он пришел снова и предложил мне и детям помыться у него дома: это убережет нас от вшей и болезней. Уже наступали холода, и у нас начались проблемы. Пони съел почти всю траву на лугу, а листья на деревьях опали. Мы оставили маму и отправились в городишко, в большой дом доктора. Однако местным мы сразу не приглянулись. Торговцы не хотели продавать нам сено для пони, а пекарь смотрел на нас с подозрением, когда мы заходили за хлебом. Но самому доктору Петтигрю было все равно, что мы цыгане. И его домработнице тоже. Эта добрая женщина помыла малышей у очага в кладовке, а потом дала им хлеба с джемом и налила чаю. Когда пошел мыться я, домработница повесила вокруг медной ванны занавеску, потому что я был уже почти взрослый.

Потом доктор поговорил со мной и объяснил, что наша мама страдает помешательством и ей нужна помощь врачей, чтобы вылечить рассудок. А еще он пообещал научить меня читать, если я захочу, и я согласился.

Мы остались там на всю зиму. Доктор Петтигрю давал нам хлеб, сыр, а иногда и пироги, а мы с Бенни и Тэссом ловили силками кроликов, куропаток и голубей, поэтому мы не голодали. Для пони мы повсюду собирали сухую и пожухлую траву, поскольку фермеры и торговцы так и не продавали нам сено. В городе удавалось покупать овес, и лошадка тоже пережила зиму, хотя и болела.

Я надеялся, что маме станет лучше по весне, когда на лугу снова расцветут цветы. Всю зиму она провела в кибитке, плакала, вздыхала и била себя полбу.

Иногда я ходил к доктору Петтигрю, и он учил меня грамоте. Вскоре я уже смог одолеть Библию, Энни, а еще доктор покупал нам дешевые газеты, чтобы я читал остальным рассказы, которые там печатали. Он подарил мне Библию и разрешил брать с собой в кибитку книги из его библиотеки. Я даже прочитал трактат по ветеринарии, Энни, чтобы лучше ухаживать за пони. Правда, приходилось все время ходить в город к доктору и спрашивать у него, что значат некоторые слова, или просить перевести латынь.

Больше всего мне нравились рассказы в газетах. Я читал про Капитана Джека Шеппарда, известного грабителя и вора. О его налетах и побегах от полиции, о том, как он спас свою возлюбленную Бесс. Еще я читал про Джека Прыгуна, который умел перескакивать через высокие стены, убегая от погони, и отбирал кучи золота у богатеев. Мне нравились эти парни, Энни. Мы с Бенни и Тэссом поклялись, что однажды сами станем грабителями и обзаведемся хорошими лошадьми и пистолетами… — Он взял со стола пистолет и шутливо направил его на сестру.

— Что стало с мамой, Томми?

Молодой человек пожал плечами и поплотнее укутался в плащ, потому что от огня в камине осталось лишь тусклое мерцание и зал потихоньку наполнялся уличным холодом.

— По весне ей не стало лучше. По правде сказать, стало только хуже…

В этот миг до них донесся топот копыт и стук колес экипажа; в окне заплясали отблески фонарей. В дверь застучали, и Энни услышала голос сэра Эндрю:

— Открывай! Открывай, Перри! Пива этим отважным парням!

Томми замер, а девушка вскочила и протянула ему руку:

— Идем, спрячем тебя. Поднимешься в мою комнату и залезешь под кровать. Только тихо…

Они быстро и бесшумно поднялись по темной лестнице под неумолкающие крики и стук. Томми забрался под кровать Энни, и девушка затолкала туда же его шляпу, прошептав:

— Сиди здесь и не издавай ни звука.

— Мои железки, Энни! Они остались на столе! — вдруг вспомнил брат.

Энни проворно спустилась по лестнице, схватила тяжелые пистолеты и спрятала их под барной стойкой, накрыв полотенцем. Потом она заметила на полу посреди комнаты мешочек, в котором позванивали монеты, и тоже потащила его за бар. Затолкав мешочек между двух пустых бочонков, она пошла к двери, содрогающейся от града ударов.

Стоило девушке открыть дверь, как внутрь ввалились шахтеры, четверка констеблей и двое слуг сэра Эндрю. Сам лорд Уилсон-Маккензи вошел последним. Он сурово заявил Энни:

— Негодяй вернулся сюда, мисс. Вы не видели тут поблизости человека в треуголке?

— Я была в своей постели, сэр, — проворчала Энни. — А Билл все еще в своей, поэтому не шуметь тут! Все поняли?

Она поворошила угли в камине и зажгла лампы. Замерзшие мужчины отряхивали снег с одежды и сапог, выдыхая облачка пара. Сэр Эндрю расстегнул тяжелое пальто и сказал:

— Дайте людям пива и рому, чтобы согреться, и принесите хлеб и холодное мясо, если есть…

— Ни хлеба, ни мяса у меня в такую рань нету, сэр. Могу подогреть кашу. Но за еду и выпивку надо будет платить, — сказала она, взваливая на стойку новый бочонок с пивом.

Сэр Эндрю снова сурово посмотрел на нее; в этот раз она заметила в его маленьких глазках вспышку гнева. «Не любит, когда баба им командует», — подумала она. Наконец лорд вздохнул и сказал:

— Хорошо. Заплачу, сколько надо будет.

Мужчины разобрали кружки пива, а Энни принесла из кладовки бутылку рома и девять стаканов. В кухне она поставила на плиту горшок с кашей, а сэр Эндрю уселся пить вместе с остальными участниками поисков. Бутылка рома быстро опустела, и Энни сходила за новой и еще раз наполнила кружки пивом.

Она молила Бога, чтобы Билл не проснулся и не спустился в зал. Громила просто обожал пить до рассвета в большой компании. На всякий случай девушка встала в дверях бара, чтобы не дать никому пройти к лестнице через задние помещения. Когда один из шахтеров нетвердой походкой направился туда, Энни сказала, что туалет замерз, и отправила клиента справлять нужду в канал.

Сэр Эндрю, разогретый ромом и пивом, встал перед собравшимися, повернувшись спиной к камину, и поднял стакан:

— За вас, дорогие мои товарищи. Клянусь, мы едва не поймали его и в следующий раз уже не упустим!

— Это была трудная погоня, сэр Эндрю, — кивнул констебль Перкинс. — Но его следы ведут сюда. Он где-то рядом, я это чую.

— Ага. И лошади у него больше нет.