Читать книгу 📗 "Вернись домой, Халиль - Аль-Зооби Кафа"

— А почему сама не молишься?

— Потому что не могу поклоняться, ибо в моей душе царствует тьма, а сердце наполнено болью.

— Ты сказал, что твое имя Юсуф? — спросил врач в иерусалимской больнице.

— Да, — ответил Юсуф слабым голосом.

— Мы не надеялись, что ты придешь в себя, потому, что ты потерял много крови и долго находился без сознания. Но Бог предписал тебе новую жизнь, и ты с Его помощью поправишься.

Юсуф хранил молчание, но думал при этом о Сурайе и детях. Все лица вокруг него были чужими. Он сдерживал вопрос некоторое время, а потом спросил врача:

— Есть здесь кто-нибудь из Дер Ясина?

— Нет. Из Дер Ясина не было никаких раненых, поскольку все погибли, а тех, кто спасся, выселили за границу Палестины, — ответил врач.

«А Сурайя? А дети? Они сейчас за границей?! Так просто?! Они ворвались в деревню, убили спящих людей, а оставшихся в живых выгнали из домов! И захватили землю!»

Так он думал, а кровь его кипела.

— Кто-нибудь из твоих родных был убит в этой бойне? — спросил раненый сосед. Юсуф повернулся к нему и сказал:

— Да, многие, но мне кажется, что мои жена и дети целы. Я надеюсь на это, потому что сам помог им убежать из деревни. Надеюсь, что бандиты их не нашли.

— Значит, молись Богу об их спасении, а насчет остального не волнуйся.

Юсуф молчал и смотрел в потолок, слушая соседа. А потом повернулся к нему и спросил:

— И насчет земли мне тоже не волноваться?!

— Насчет земли тоже, ибо мы вернем ее, и все обездоленные и высланные приедут обратно.

Он говорил уверенно и с большим энтузиазмом, протягивая этим руку помощи Юсуфу, чтобы освободить его от печали.

«Это должно случиться. Даже если оно невозможно, то я сам это сделаю!» — говорил Юсуф про себя, твердо и решительно.

Потом он перевернулся на здоровый бок и долго всматривался в источник надежды, который бился в его сердце, полном печали и отчаяния. Сияющая поверхность этого источника отражала картины будущей победы. Юсуф погружался в эти картины, пока сияние и прозрачность поверхности не начали постепенно смущаться волнами далекого голоса, исходящего из глубины сознания: «наверняка этот мужчина не представляет себе настоящее лицо врага».

Дорога из Иерусалима до севера длинная. Сурайя не нашла никого, кто мог бы довезти ее. Она пошла пешком, «ступая не по земле, а по мучениям, Юсуф!»

Где находится тот север — Сурайя не знает. Она ходит и ходит, убитая печалями, будто за миражом. «Куда пропали дети?!» — она не знает. «А Юсуф? Мыслимо ли, чтобы он исчез без следа? А может быть, тот мужчина спутал его с кем-нибудь? Ведь он только узнал рубашку, а рубашки бывают одинаковые. Может быть, Юсуфа не смогли взять, и он жив и здоров, и, наверно, пошел вслед за нами и не нашел, и он до сих пор ищет нас, как и я ищу его? А может быть… а может быть, он остался в Дер Ясине?!.»

Невозможно воспринимать случившееся лишь в качестве кошмара. Ей стоит немного подождать, чтобы очнуться и оказаться снова в своем доме, озабоченной разными маленькими заботами, точно так, как это было несколько дней назад:

Она смотрит в окно и видит, как дети играют в саду. Семилетний Хашем, ее второй ребенок, снял свою одежду и принялся бегать. А за ним маленький Матар, спотыкающийся об воздух, тоже снял свою одежду, подражая старшему брату. Наверно, им жарко. А Хусейн, старший ребенок, пошел в отца, очень любит работать в саду и поливать деревья. Он не снимает свою одежду, хотя она уже ему мала. Дети быстро растут, и их летняя одежда, которую они носили прошлым летом, уже мала им в этом году.

«Я должна купить ткань и сшить им новые рубашки. Когда Юсуф придет, я с ним договорюсь о поездке в Иерусалим, заодно там еще можно будет выполнить и другие дела. Я зайду к матраснику, чтоб он расчесал шерсть одеяла, и еще куплю нужную в доме посуду», — подумала Сурайя, отошла от окна к двери и позвала:

— Хашем и Матар, быстро одевайтесь, а то простудитесь!

И направилась к сыновьям, чтобы помочь им.

— Ты видишь ту женщину? Мне кажется, что она та самая, о которой рассказывал твой брат. Спасшаяся из Дер Ясина, которая останавливает всех и спрашивает о своих детях и о муже! — говорила женщина, стоявшая у забора своего дома, мужу, стоявшему рядом. Он ответил:

— Может быть. В любом случае, она выглядит настрадавшейся. Давай сделаем доброе дело и позовем ее, может, она голодная или пить хочет.

Услышав зовущий голос, Сурайя повернулась и посмотрела вокруг себя. Там, куда она смотрела, не оказалось ни сада, ни солнца, гревшего ее детей. Там не оказалось ни Хашема, ни Матара, ни Хусейна. Ее обувь порвалась, и от солнца ничего не осталось, кроме крови тонувших за холмами языков пламени.

Она поняла, что кошмар есть реальность, а то, что вчера было реальностью, превратилось в мечту.

— Отдохни и поспи у нас эту ночь, а завтра продолжишь свой путь и, может, найдешь кого-то, кто тебя подвезет. Куда ты хотела бы доехать?

— На север! Мне говорили, что грузовики увезли их на север!

«Бедная, — проговорила женщина про себя, — да поможет ей Бог и сохранит ей ум!»

Утром Сурайя встала с солнцем. Вышла из дома; оставив хозяев спящими. Сколько дней прошло с того черного утра? Не помнит. Может, четыре, а может, пять. Иногда ее приглашают переночевать жители деревень, через которые она проходит. А иногда она ночует между небом и землей. «Представляешь, Юсуф? Я, та, которая боялась спать дома одна, провожу ночи на улице и ничего не боюсь! Меня пугают только бездомность, потеря наших детей и смерть твоя, Юсуф!»

Страшнее всего для нее была бы встреча с еврейскими бандитами. Она молилась Богу: «Господи! Спаси меня от них, чтобы я могла догнать своих детей».

Она дошла до города Дженина и не нашла своих детей. Ей сказали, что их увезли за пределы Палестины.

«Как долго сердце может это терпеть!» — спрашивала Сурайя себя и не плакала, и не жаловалась на судьбу, а продолжала смотреть в пустоту.

В городе люди проводили ее к мечети, говоря при этом: «Там остановились беженцы из других деревень, как и ты, спасшиеся в других бойнях».

В мечети Сурайя прожила несколько дней в ожидании.

«Может быть, они вернутся? Может быть, кто-то довезет меня к ним. Может быть, Юсуф еще жив и он меня догонит, и, может быть…». Словом, она стала жить, надеясь на «может быть», словно ее жизнь зависела только от этих двух слов.

— Ты никого не найдешь, кто мог бы довезти тебя к ним. Тем более что говорят — их увезли в разные страны и в разные города. Ты не можешь идти пешком, не зная, куда именно держать путь. Это очень рискованно, и дороги очень опасны, тем более для такой одинокой женщины, как ты, — говорил имам мечети, в которой она остановилась. Потом спросил:

— Ты сказала, что судьба твоего мужа неизвестна?

— Да, я о нем ничего не знаю.

— Но тебе сказали, что его видели на дне оврага!

— Я раскопала могилы и не нашла его.

— А может быть, он был ранен и его кто-то спас. Ты не спрашивала о нем в больницах Иерусалима?

Ее пораженный взгляд остановился на священнослужителе:

— Нет. Не спрашивала!

— Почему?

— Потому, что мне не пришло в голову, что он ранен, так как все, кто попадали к ним в руки, погибли. Спаслись только те, кто бежали из деревни. Нет! Никто бы не мог спастись, если бы попался к ним! Там не было никаких раненых. Все погибли, — задумчиво говорила Сурайя, будто сама себе. После секундного размышления она добавила:

— Неужели произошло чудо, и он остался в живых, после того, как они взяли его?! Я об этом варианте раньше вообще не думала.

Ее глаза наполнились радостью.

— Я сказал: может быть, что он ранен. Я об этом буду молить Бога. Но ты полностью не отдавайся надежде, чтобы не упасть с ее вершины и не разбиться, — сказал имам с сомнением, услышав ее слова.