Читать книгу 📗 "Вернись домой, Халиль - Аль-Зооби Кафа"

«Я ни за что не умру».

Туман затопил небо. Ночь еще не пришла, но какая-то унылая тьма прорвалась в улицы, словно дымовое облако, которое медленно и лениво растянулось, таща за собой массы облаков. Ветер поменял свое направление и вернулся туда, откуда дул. Тогда листья деревьев застыли и вскоре начали увядать, гнить и умирать.

Из воздуха вытягивался запах жасмина, с ветками которого играл кокетливый ветерок. И затихло биение крылышек бабочек, как затих и звон далекого смеха, будто звучавшего в темницах памяти.

«Что происходит?» — испуганно спросила Сурайя, не прекращая смотреть на капельку воды, которая создалась из горячего пара ее дыхания. Капелька застыла на стекле окна и перестала скользить.

И хотя Сурайя произнесла вопрос, ее губы не шевельнулись, а остались сомкнуты. Она даже не услышала своего голоса.

«Время остановилось!» — прошептала она, встала и начала трясти бездомных, спящих на полу мечети.

«Вставайте! Происходит что-то страшное!» — кричала она, но безответно. Она еще раз потрясла спящих, но тела не шелохнулись, будто она их и не трогала. Впрочем, она и в самом деле не трогала их, так как еще сидела на своем месте, словно вкопанная. Ее глаза, ощущая холод, не переставали наблюдать за капелькой воды, которая застыла на стекле окна.

«Боже мой! Что происходит? Я ничего не слышу, лишь только свист своих мыслей, в то время как мир вокруг меня застыл. Я не в силах сделать какое-либо движение. Может быть, мир умер?! И, может быть, я тоже умерла?!»

Внезапно она услышала звук неторопливых шагов. Шаги разрывали туман и звучали тихо и монотонно.

Она прислушалась к этому звуку, словно это было последнее звучание биения жизни.

И как только идущий подошел к окну, за которым она сидела, его шаги затихли.

— Кто там? — дрожащим голосом спросила она.

— Это я. Юсуф!

— Я не верю своим ушам! Ты, в самом деле, пришел, Юсуф?

— Да. Вот и я… стою за окном.

— Я долго тебя искала, Юсуф. Находясь здесь, я каждый день ходила в больницу, надеясь найти человека, который встречал тебя. Я всех спрашивала о тебе: приезжающих и уезжающих, близких и далеких. Но ты исчез. Как соль, растворился в воде.

— Знаю. Поэтому я и пришел, Сурайя, чтобы ты прекратила искать меня.

— Ладно, я открою окно, чтобы ты зашел. Тут спят бездомные люди, такие, как и мы с тобой.

— Нет! Не надо открывать окно, Сурайя. Я пришел лишь для того, чтобы попрощаться с тобой, Сурайя. Я ухожу.

— Куда, Юсуф?

— Туда, Сурайя. Наверх.

Он произнес это, и вскоре она вновь услышала звук его удаляющихся шагов. Туман проглатывал шаги, не оставляя от них ни следа. Сурайя звала его: Юсуф… Юсуф… Ее голос поднимался громче и громче, но Юсуф не отзывался и даже не повернулся, будто не слышал ее.

— Юсуф! — кричала она что есть мочи. От ее голоса затряслись оконные стекла, и на них скользили, как дождевые ручьи, капельки воды, накопленные от горячего пара человеческого дыхания. Задрожал неподвижный ветер и подул, толкая массы черных облаков к небу. И разразилась песчаная буря, наполняя воздух плотной пылью. И больше в этом мире ничего не было видно.

Люди, чей сон был разорван криком Сурайи, пытались остановить ее, но Сурайя освободилась из их рук и выбежала на улицу, крича:

— Где ты, Юсуф?

Черная восковая ночь растворилась и растаяла, достигая краев души Сурайи. Она не могла видеть солнца, которое горело в небе и сжигало дуновения надежды. Она ничего не видела, кроме длинной дороги, похожей на глубокую нескончаемую рану.

Ее предупредили, что дорога в Иерусалим длинная, и в случае, если она пойдет туда из-за какого-то сна, она может потерять гуманитарную помощь для беженцев. Но она пошла, не слушая никого. Она уже привыкла преодолевать расстояния своим ходом: «Из Иерусалима, где я не нашла тебя, Юсуф, в Дженин, где в городских дырах исчезли наши дети, теряясь в невидимых частях мира. С севера, откуда убегаю от отчаяния, на юг, в Иерусалим, не переставая идти за надеждой».

— Нет, мы не видели Юсуфа!

— А вы, не встретились ли с Юсуфом?

— Да, мы познакомились с ним. Он перешел из одного места в другое, как ветер, не оставляя за собой следа.

— Вы ничего не знаете о Юсуфе?

— Да, знаем. Он сражался с еврейскими бандитами. Он участвовал во многих боях! Но мы давно его не видели.

Иду по дорогам страданий, Юсуф, туда и сюда, и на дорогах этих раскалились мои ноги и разбилась душа.

— Где ты? Мне говорили, что ты сильный и не собирался так рано сдаваться смерти. Куда ты ушел, Юсуф?

Она дошла до больницы в конце дня.

— Садитесь здесь. Отдохните, — сказала медсестра, предлагая Сурайе стул в надежде, что уменьшит ее усталость и несчастие.

— Вы только скажите правду — привезли ли Юсуфа к вам? Умоляю, не молчите и ответьте мне. — Сурайя говорила, задыхаясь от усталости, пристально смотря при этом в лицо медсестры.

— Да, он был у нас, — ответила медсестра, стараясь избегать взгляда Сурайи. Потом она добавила: — Его привезли вчера вечером. Состояние его было крайне опасное, и врач не в силах был что-либо сделать. Ночью он умер.

— Значит то, что он сказал, было правдой, — сказала Сурайя, тускнея, будто сама себе.

— Что сказал?

— Сказал, что он уходит.

И долгое время Сурайя молча пристально смотрела в ничто, стараясь увидеть правду, но глаза отказывались видеть. Мир был мутным и потерянным в густой пыли бесконечно взрывающейся боли. Она прошептала хриплым голосом:

— Могу я его видеть?

— К сожалению, нет. Его утром похоронили на кладбище на границе Иерусалима.

Сурайя посмотрела в пустоту, потом повернулась и пошла медленными шагами, ибо спешить было не к чему. Шла в никуда, бесцельными и бессмысленными шагами. Шла пустыми шагами, которые не могут никуда вести. Все кончилось. И сейчас она может, как и сказал Юсуф, Прекратить поиски и отдохнуть, то есть устать.

Неожиданно туман рассеялся, и блеснула какая-то надежда. Точно так же происходит, когда солнце вдруг вытянет из щели между облаками и своим ослепительным светом заливает мир. Это случилось, когда ее окликнула медсестра. Сурайя замерла на месте, и ее сердце чуть было не выскочило из груди: «Может она ошиблась, и это был не Юсуф?» — говорила она себе, перед тем как вернуться.

— Что!? — спросила она умоляющим голосом.

— Осталась эта рубашка. Она его. Порвалась, когда раздевали. Я хотела выбросить, но что-то заставило меня оставить ее.

— И это все?!

— Да. Мне очень жаль!

Сурайя больше не могла ни ходить, ни сидеть, ни дышать, ни слышать, ни видеть. Жизнь стала невозможной.

— Хватит вздыхать, мама, — голос Нуры неожиданно проник сквозь напряженную тишину ночи.

— Чужой заснул?

— Его зовут Халиль, мама.

На какое-то время воцарилось молчание. Затем Нура прервала его:

— Да, мама, он лег спать. Я приготовила ему постель Ахмеда.

Потом вновь наступило долгое молчание, которое нарушила своим вопросом ее мать:

— А ты хорошо закрыла дверь?

— Да, я как следует закрыла ее.

— А ты погасила свет в комнатах?

— Да, и зашла к малышам, поправила одеяла. Они уже крепко спят. Ты тоже можешь идти спать, мама.

— Как ты думаешь, придут они этой ночью?

— Кто знает.

— Они могут выбить дверь, если мы откажемся открывать ее.

— Думаю, да, мама.

Я встал и посмотрел на небо через окно. Те облака, которые были похожи на иллюзию, по-прежнему застилали небо, а сквозь них проступали звезды, подобные каким-то неясным точкам, которые странствуют в густом тумане, не блистают и не светят. Во рту по-прежнему горчило от темноты, и мысли все так же бушевали у меня в голове. Я был в комнате ее брата, который, как она сказала мне, два года назад погиб. Я сидел на его кровати и чувствовал себя заключенным. Это было не тюремное заключение в пространственном смысле, а заключение человека бессильного, неспособного сделать что-либо.