Читать книгу 📗 "Вернись домой, Халиль - Аль-Зооби Кафа"

— Ну, хватит нести чушь. Ты не понимаешь?! Я тебе сказал, что кладбище заровняли. Там кладбища больше нет.

Она все равно не поняла. Может, из-за ограниченности, или потому что мир стал другим, и чтобы понять этот мир требовался другой ум, отличающийся от ее ума. Ум, в котором понятия «мыслимо» и «немыслимо» имеют совсем другие значения — и Сурайе сложно уразуметь их.

— Давай, вали отсюда! Быстро! — твердил солдат. «Куда?» — подумала Сурайя с удивлением, ибо не осталось места, куда могла бы она пойти, и весь мир для нее превратился в пядь земли перед проволокой. И на этой пяди ей было не поместиться. «Куда?» — удивленно повторила Сурайя про себя. Она все же сделала несколько шагов, как помешанная, с удивлением озираясь вокруг себя. То ее взгляды останавливались на каком-нибудь предмете, то, поднимая голову, она смотрела на небо, то осматривалась вокруг себя, будто выискивая что-то:

— Где ты, Юсуф? — звала она, но ее голос не мог пробиться через воздух, затвердевший, как стена. И свет затвердел, как стена. И голоса тоже затвердели. Стена легла на ее грудь и душила ее: «Сровняли кладбище?! А мертвые?! А Юсуф?! А его кости?!» Эти вопросы неизменно продолжали звенеть, как бесконечный стук по металлическим полым, пустым стенам.

Она повернулась к солдату, который стоял, ожидая ее ухода.

— Отдайте мне его кости! — прокричала она с отчаянием, бросаясь обратно к колючей проволоке.

— Чьи кости?

— Кости моего мужа, чтобы я похоронила их в другом месте. — Сурайя произнесла эти слова с трудом, будто впервые заговорила.

— Перестань нести чушь и вали быстро отсюда, иначе я застрелю тебя!

— Отдайте мне его кости, — она упорно смотрела в его лицо непонимающим взглядом, в котором отсутствовало какое-либо выражение.

— Даже если бы и разрешили тебе забрать его кости, то как ты сможешь их отличить от других костей? Я тебе сказал, что кладбище сровняли одним разом, вместе с костями и камнями для того, чтобы подготовить место для постройки.

— Заровняли одним разом?! И я не смогу различить его кости?! — Сурайя спросила это, глядя не отрываясь в его лицо. Она находилась в одном мире, а голос солдата доносился до нее из другого, разрушенного мира, чьи части ей было никак не соединить, чтобы понять его.

— Давай, вали отсюда быстро, — он еще сильнее толкнул ее прикладом. Сурайя упала. Она даже не пыталась встать. А солдат за проволокой тыкал ее своей винтовкой, чтобы она отползла подальше. После того, как все его попытки провалились, он решил оставить ее и уйти, но напоследок пригрозил:

— Если я приду обратно и увижу, что ты еще здесь, то пеняй на себя.

Он уже был далеко, когда она встала и вновь закричала:

— Что вы сделали с костями?! Отвечайте мне, что вы сделали с костями?

В ответ солдат отмахнулся, даже не повернувшись.

Она схватила руками колючую проволоку, не обращая внимания на царапины и раны:

— Что они сделали с тобой, Юсуф? Даже могилу отобрали. Где ты сейчас? И как мне дойти до тебя, Юсуф? Где ты, Юсуф?

Она не прекращала звать. И хотя солнце освещало все вокруг, ее глаза ничего не различали — не потому, что тьма затопила мир, а потому, что Сурайя была не в силах видеть ни света, ни тьмы и ничего другого. Мир стал чужим, бесцветным, безобразным, безвкусным и беззвучным. Он стал ничем. Ее охватило чувство, что она умирает, и что время ее умирания долго продлится, и она проведет много времени, пытаясь выжать из пропавшего воздуха хоть глоточек, чтобы дышать — но она знала, что ничего не получит, кроме несчастья. Она будет дышать несчастьем, и будет пить несчастье, и ничего не увидит, кроме несчастья, пока не умрет.

С трудом Сурайя подняла голову и спросила:

— Где ты, Юсуф?

— Я здесь, — услышала она его голос.

— Где? — переспросила она громким зовущим голосом.

— Здесь.

Она не поняла, откуда так спокойно, нежно и уверенно истекал этот голос: с неба ли, которое простиралось, как голубая шаль, или из земли, которая волновалась, будто вздыхала, из воздуха ли, который начал постепенно наполняться дыханием Юсуфа, из солнца ли, чей огонь вдруг забушевал подобно блеску, бушевавшему в глазах Юсуфа. Или из ее натерпевшегося сердца?

— Я здесь! — голос Юсуфа продолжал повторяться повсюду.

— Ты еще не спишь, Нура?

— Нет, мама. Не могу спать.

— Мне тоже не спится.

Нура вздохнула. Она долго упрекала себя в том, что позволила Халилю пойти одному. А что, если он не найдет жилья, и с ним случится что-то нехорошее? Она себе этого не простит. Ее сердце сжималось, и ей казалось, что мир, в случае, если с Халилем произойдет что-то плохое, станет более темным, безрадостным и диким до такой степени, что его невозможно будет переносить.

Она слишком много о нем думает. На это она вдруг обратила внимание. Она пыталась спать и не думать о Халиле, но бесполезно.

Ей вспомнилось, как на границе он подошел к ней, протянул руку, а она отвернулась. Отвернулась по привычке, так как не привыкла доверять чужим людям. Однако он не был чужим. Она украдкой смотрела на него, чувствуя при этом, что он близок ей.

Нура вспоминала, как они шли рядом. Кровь пылала, выталкиваясь из ее сердца, когда их руки случайно соприкасались друг с другом.

Вспоминала, как он помахал ей рукой, и воздух задрожал и подул на нее с шепотом, который до сих пор звучит в ее ушах.

А сегодня, когда ей уже надо было уходить, она почувствовала, будто ее ноги парализованы и не в состоянии двигаться. Она насильно заставляла их идти, чувствуя, что потеряет Халиля навсегда, если не останется с ним сейчас.

Вдруг ее мысли затихли, и она уставилась в темноту. «Господи! Почему я так много думаю о нем?!» — взволнованно спросила она себя.

С рассветом, не дождавшись Халиля, она вышла из дома, чтобы найти его.

Утром следующего дня я вышел, чтобы принести свою сумку «и увидеть тебя, Нура». Дорога к ее дому требовала много времени. Но не только потому, что она была неблизкой, а еще и потому, что многие улицы были перекрыты израильскими солдатами. Мне пришлось идти в обход по маленьким улочкам.

Я шел, и время от времени меня навещали воспоминания. Я не знал, из какого времени они врывались ко мне. Это были странные воспоминания, о давнем времени, когда мы с Нурой были вместе. Я говорил с Нурой, и она своими глазами давала мне понять, что слышит мой голос. Мне показалось, будто мы были там, а не здесь. Идем по этой земле, но не сейчас, а на просторах отдаленного прошлого.

«Случалось ли раньше с тобой нечто похожее, Нура? Ты чувствуешь, будто когда-то давно прошла по этому месту, по которому ты на самом деле впервые шагаешь, или жила на нем в прошлом и у тебя сохранились воспоминания о нем?

Именно так и я почувствовал, и это было очень странное чувство. Как будто это чувство является результатом твоего познания места, или познания местом тебя. Или то и другое одновременно!»

Когда я пришел в дом Нуры, ее мама поздоровалась со мной смущенно, с вопросом в глазах. Я заволновался, особенно еще и потому, что Нура не вышла мне навстречу. Вначале я не решился спросить о ней. Потом спросил.

— А я подумала, что вы вместе, — ответила ее мама. — Она еще утром вышла.

— Она не говорила, куда пойдет?

— В центр города.

«Но центр города закрыт», — подумал я, однако маме ничего не сказал, чтобы не усиливать ее волнения. Оказалось, что я ошибся, так как новости нельзя скрыть. Люди тут знают все: волнуются, плачут, когда кто-то уходит, и радуются, когда кто-то спасается. В этом вся их жизнь. Я понял, что ошибся, когда ее мама неожиданно для меня сказала:

— Но центр города закрыт. Говорят, что там происходят столкновения между жителями и солдатами. Я ужасно волнуюсь за нее.

— Я пойду искать Нуру.

— Но ты не знаешь улиц города.

— Не волнуйтесь, знаю, — я утверждал это, хотя на самом деле не очень хорошо знал город. Но мне помогало то, что он был маленький.