Читать книгу 📗 "Женщины - Ханна Кристин"

Но она знала, что сегодня ничто из этого не поможет.

Четвертое июля.

Фрэнки страшно боялась этого праздника. Последние несколько лет она закрывалась дома, включала музыку погромче и просто старалась пережить эту шумную ночь. В Вирджинии Барб и Этель ее не трогали, а в прошлом году мама еще недостаточно окрепла для своего ежегодного приема. Но в этот раз все было иначе.

Вечеринка в доме родителей — последнее, в чем Фрэнки хотела участвовать, но выбора у нее не было. После пятнадцати месяцев терапии и упорных тренировок мама собиралась триумфально вернуться в светскую жизнь Коронадо, и присутствие Фрэнки было обязательно.

Все хорошо. Я справлюсь.

Она надела фиолетовые шорты и тонкую белую блузку, выпрямила и уложила волосы, которые за это время порядком отросли, и накрасилась. Лишь бы замаскироваться получше.

Наступил вечер, от бунгало до дома родителей она шла по пляжу мимо легендарного отеля «Коронадо» с красной крышей. С карнизов весело подмигивали фонари.

Вокруг кипела жизнь. Семьи, дети, собаки. Люди плескались в воде, кричали и смеялись.

Она шагала по песку, пока не пришло время повернуть и пересечь бульвар Оушен, на котором в этот теплый вечер было шумно и многолюдно: водители выискивали место для парковки, мужчины доставали вещи из багажников, женщины с детьми и собаками искали, где поставить раскладные стулья.

Над кирпичным забором возвышался тюдоровский особняк, в зарешеченных окнах горел свет. На ветвях калифорнийского дуба мерцали фонарики. Стол и уличный бар были украшены красными, белыми и синими флажками. Фрэнки зашла во двор и закрыла за собой калитку.

День независимости всегда был любимым праздником отца. Они отмечали его так, как отмечали любое светское мероприятие. На полную катушку. Во дворе устроили шведский стол по-американски: ребрышки и сочные гамбургеры, кукуруза в масле, картофельный салат и, конечно, красно-бело-синий торт-мороженое на десерт. Каждый должен был принести какое-то блюдо, и женщины Коронадо всегда старались друг друга превзойти.

Гости, судя по всему, собрались уже не один час назад, громкие голоса намекали на обильные возлияния.

— Кем себя возомнила Джейн Фонда? Антиамериканка, вот она кто, — кричал какой-то мужчина.

Чуть в стороне трое музыкантов играли дурной кавер «Купе-двойка» [40].

Во дворе был растянут плакат: «Боже, храни Америку и наши войска».

— В которых, конечно, одни мужчины, — пробормотала Фрэнки.

Она медленно выдохнула, стараясь не злиться. И не обижаться.

Если бы только Барб и Этель были здесь. Они слишком давно не виделись. У Ноя и Этель совсем недавно родилась дочь, которую они назвали Сесили, а Барб готовилась к сверхсекретному мероприятию «Ветеранов», о котором ей пока нельзя было рассказывать.

Фрэнки пробиралась мимо гостей, натянуто улыбаясь знакомым и выхватывая по пути обрывки фраз. Мужчины в костюмах обсуждали солдат, которые «сидели на героине и бомбили деревни», а женщины в ярких нарядах картинно содрогались, обсуждая Чарлза Мэнсона: «…закрывайте входные двери. Им следовало его казнить. Проклятые либералы».

Фрэнки сосредоточилась на дыхании, она старалась держаться спокойно.

— Джин со льдом и ломтиком лимона, — сказала она бармену.

Как только ей вручили стакан, в центр двора вышел отец. Как и всегда, он с легкостью завладел вниманием публики. Он махнул рукой, и музыканты перестали играть. Фрэнки увидела его улыбку на миллион, которая вернулась к нему вместе с маминым восстановлением. Но кое-что все-таки изменилось — осознание, что здоровье не купишь ни за какие деньги. На папе были полосатые брюки с широким ремнем и синтетическая рубашка с большими отворотами. За последний год он отпустил бакенбарды, в которых проглядывала седина, и стал зачесывать свои черные кудри на одну сторону. Глаза прикрывали массивные квадратные очки.

— Благодарю всех за то, что пришли. Как вы знаете, празднование Дня независимости в этом доме — добрая традиция острова Коронадо. Впервые мы собрали друзей в честь независимости Америки в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году, когда весь мир следил за каждым шагом Элвиса Пресли.

Толпа зашумела — какие сладкие воспоминания о совсем иной жизни.

— Не думаю, что мои де… моя дочь помнит свою жизнь до вечеринок Макгратов в День независимости. — Он замолчал. Казалось, слова даются ему с трудом. — Однако в прошлом году мы не отправили ни одного приглашения. Все вы знаете почему. И я благодарю каждого из вас за письма и цветы. После инсульта Бетт нам пришлось нелегко.

Тут в дверях появилась мама — спина прямая, подбородок высоко поднят. Не так давно она начала красить волосы, чтобы скрыть седину, а потом коротко подстриглась — ничего более стильного она еще в жизни не делала. Безупречный макияж, модный брючный костюм — она, как и всегда, выглядела потрясающе. Мама осторожно переступила порог. Только тот, кто очень хорошо ее знал, мог заметить, как она сосредоточена, с каким усилием ей дается каждый непринужденный шаг.

Папа подошел и подал ей руку.

Мама улыбнулась гостям и заговорила:

— Это был долгий путь. Не могу передать, как сильно я благодарна за вашу поддержку. Миллисента, твои запеканки буквально спасли меня. Джоанн, я так и не поняла, что за зверь этот маджонг, но твой голос очень меня успокаивал. Доктор Кенуорт, спасибо за то, что вытащили меня с того света. — Она посмотрела на папу, затем снова обвела взглядом гостей. — Фрэнсис… — Тут она увидела Фрэнки и помахала. — Вы все были моей опорой.

Фрэнки заметила, как нежно папа сжал ее руку, а затем поцеловал в щеку.

Гости зааплодировали. Послышались радостные возгласы.

— И еще кое-что, — опять заговорил папа. — Прежде чем мы приступим к еде, напиткам и танцам, я бы хотел поприветствовать капитана Лео Столла. Он только что вернулся из Вьетнама. А также Уолтера Рида. — Папа поднял бокал: — За вашу службу! Спасибо от благодарной нации!

Фрэнки стукнула пустым стаканом по бару:

— Еще.

Музыканты снова заиграли «Американский пирог» [41], причем так медленно, что песню едва можно было узнать.

За вашу службу. От благодарной нации.

В ней закипала злость. Осушив второй стакан, Фрэнки бросила взгляд на ворота.

Она уже может уйти?

Кто-нибудь вообще заметит?

Дрожащей рукой она потянулась за сигаретой.

От благодарной нации.

— И снова неожиданная встреча, — сказал кто-то.

Фрэнки резко повернулась и чуть не врезалась в мужчину, который стоял прямо за ней.

Он поймал ее.

— Генри Асеведо, — пробормотала она.

В его прическе что-то изменилось, волосы такие же длинные, но влажный вечерний бриз распушил их. Он явно побрился прямо перед вечеринкой, на лице не было и тени щетины. Тонкое лицо обрамляли короткие бакенбарды.

— Что ты тут делаешь? — спросила она, отступая на шаг. — Сомневаюсь, что это твоя компания.

— Твоя мама и ее друзья из Лиги юниоров собирают средства на постройку нового реабилитационного центра для наркоманов и алкоголиков. Она пригласила некоторых членов правления, в том числе и меня. — Он пожал плечами и улыбнулся.

— Ты совсем не похож на члена правления чего бы то ни было. И это комплимент.

— Я выбирал между вечеринкой в этой компании и компанией неуправляемой семейки моей сестры в пригороде.

— Я бы выбрала пригород.

Генри улыбнулся.

— Ты явно никогда там не была.

Фрэнки услышала характерный свист артиллерийской мины и грохот взрыва.

— Ложись! — закричала она и упала на землю.

Тишина.

Фрэнки зажмурилась.

Она распласталась на родительском газоне. Какого хрена? Она встала на четвереньки, колени дрожали.

Кто-то запустил петарду. Наверное, бутылочную ракету. И она тут же рухнула на землю. Да что с ней не так? Она легко могла отличить петарду от артиллерийской мины.