Читать книгу 📗 "Там мы стали другими - Ориндж Томми"
– Я здесь для того, чтобы поговорить, к чему сегодня сводится наш подход к проблеме. Дети выпрыгивают из окон горящих зданий, разбиваются насмерть. И, как мы полагаем, проблема именно в том, что они прыгают. И что же мы делаем? Пытаемся найти способ заставить их не прыгать. Убеждаем, что гореть заживо лучше, чем остаться, когда дело пахнет жареным. Мы заколачиваем окна и совершенствуем сети, чтобы ловить прыгунов, находим для них более убедительные слова, уговаривая не прыгать. Они принимают решение, что лучше умереть, чем жить такой жизнью, которую мы создали для них, которую они унаследовали. И мы оказываемся либо соучастниками, либо виновными в каждой из этих смертей, так же, как получилось у меня с моим братом. Или же мы просто устраняемся, что все равно является вовлеченностью, точно так же, как молчание – это не просто молчание, а нежелание говорить. Сейчас я занимаюсь профилактикой суицида. На протяжении моей жизни пятнадцать моих родственников покончили с собой, и это не считая брата. Члены общины, с которой я работал не так давно в Южной Дакоте, рассказали мне о своем горе. Только за восемь месяцев у них произошло семнадцать самоубийств. Но как нам прививать нашим детям волю к жизни? На таких конференциях. В офисах. В электронных письмах и на собраниях общин. Мы должны проявлять настойчивость, боевой дух. Или к черту все эти программы – может, лучше посылать деньги непосредственно семьям, которые в них нуждаются и знают, что с ними делать, потому что всем нам известно, на что идут деньги – на зарплаты и конференции, подобные этой. Извините за прямоту. Мне тоже платят за это дерьмо, и, черт возьми, мне не стыдно за грубые и резкие слова, потому что эта проблема не требует вежливости или соблюдения формальностей. Мы не можем заблудиться в карьерных достижениях и назначении грантов, в повседневной рутине, как будто работаем ради работы. Мы сами выбираем то, чем хотим заниматься, и в этом выборе рождается сообщество. Мы выбираем ради них. Все время. Вот что чувствуют эти дети. Над ними нет никакого контроля. Угадайте, под чье влияние они попадут? Мы должны заниматься тем, о чем всегда говорим. И, если не можем или действительно заботимся только о себе, тогда надо отойти в сторону. Пусть кто-то другой из сообщества, кому это по-настоящему близко и дорого, кто готов что-то делать, пусть они придут и помогут. К черту всех остальных.
Джеки выскочила из зала еще до того, как публика откликнулась неуверенными, обязательными аплодисментами. Пока она бежала, бейдж с ее именем болтался на шее, царапая подбородок. Добравшись до своей комнаты, она спиной захлопнула дверь и, соскользнув вниз, рухнула на пол и зарыдала. Она вжалась лицом в колени, и перед глазами поплыли всполохи фиолетовых, черных, зеленых и розовых пятен, которые медленно формировались в образы, а следом и в воспоминания. Сначала она увидела большую дыру. Потом изможденное тело дочери. Ее руки, испещренные красными и розовыми точками. Кожу – бело-голубовато-желтую, с зелеными прожилками. Джеки пригласили на опознание. Она сразу узнала тело своей дочери, маленькое тельце, которое носила всего шесть месяцев. Тогда, в инкубаторе, она видела, как врачи вводили ей в руку иголки, и все, чего она хотела тогда, как никогда ничего не хотела, – это чтобы ее новорожденная девочка жила. Коронер следил за Джеки, держа наготове авторучку и планшет. Она долго смотрела куда-то вдаль, между телом и планшеткой, стараясь не закричать, стараясь не поднимать глаз, чтобы не видеть лица дочери. Большая дыра. Как выстрел между глаз. Как третий глаз или пустая третья глазница. Паук-обманщик, Вехо, как рассказывала ей и Опал мама, всегда крадет глаза, чтобы лучше видеть. Вехо, белый человек, пришел и заставил старый мир смотреть его глазами. Смотрите. Смотрите, как здесь будет: сначала вы отдадите мне всю вашу землю, потом ваше внимание, пока не забудете, как отдавать. Пока ваши глаза не опустеют, пока вы не сможете видеть позади себя; а впереди ничего нет, поэтому иголка, бутылка или трубка – то, что находится в поле зрения, – только и имеет смысл. Уже потом, сидя в машине, Джеки стучала кулаками по рулю, пока силы не покинули ее. Она сломала мизинец о руль.
Это было тринадцать лет назад. Тогда она не пила в течение полугода. Самый долгий перерыв с тех пор, как она пристрастилась к алкоголю. Но после опознания она поехала прямиком в винный магазин и прожила следующие шесть лет, выпивая по бутылке виски за вечер. Она водила междугородный электробус 57-го маршрута из Окленда шесть дней в неделю. Напивалась до беспамятства каждый вечер. Утром, продрав глаза, тащилась на работу. Однажды она заснула за рулем и разбила автобус, врезавшись в телеграфный столб. После месяца лечения в стационаре она уехала из Окленда. Она до сих пор не знает, не помнит, как оказалась в Альбукерке. В какой-то момент она устроилась на работу администратором в Индейскую клинику, финансируемую Индейской службой здравоохранения. В конце концов, так и не достигнув стабильной трезвости, она стала сертифицированным консультантом по вопросам злоупотребления психоактивными веществами, пройдя курс онлайн-обучения, оплаченного работодателем.
И вот теперь, привалившись к двери гостиничного номера, Джеки вспомнила фотографии мальчишек, которые Опал регулярно присылала ей по электронной почте, а она отказывалась их смотреть. Она встала и подошла к ноутбуку, оставленному на столе. В своей учетной записи на Gmail отыскала имя Опал. Она открывала каждое письмо со значком скрепки. И проследила за тем, как росли мальчики все эти годы. Дни рождения, первые велосипеды и первые рисунки. Короткие видео со сценами их потасовок на кухне. Сон на двухъярусных кроватях, все в одной комнате. Вот они втроем столпились вокруг компьютера, и отсвет экрана падает на их лица. Одна фотография просто разбила ей сердце. Все трое выстроились впереди Опал. Сестра с ее неподвижным, трезвым, стоическим взглядом. Она смотрела на Джеки сквозь все эти годы и испытания, выпавшие на их долю. «Приезжай, забери их, они же твои», – говорило лицо Опал. Самый младший улыбался так, словно кто-то из братьев только что ударил его по руке, но Опал велела всем улыбнуться для фотографии. Средний то ли притворялся, то ли на самом деле изображал какой-то бандитский знак, скрестив пальцы на груди и широко улыбаясь. Он больше всех походил на Джейми, дочь Джеки. Только старший внук даже не улыбнулся. Он смотрел так же серьезно, как Опал. И был очень похож на Вики, мать Джеки и Опал.
Джеки хотела поехать к ним. Хотела выпить. Ужасно хотела выпить. Значит, пора на сеанс. Еще раньше она обратила внимание на объявление о том, что собрание анонимных алкоголиков будет проходить на втором этаже в семь тридцать каждый вечер. На конференциях по психическому здоровью/профилактике злоупотребления психоактивными веществами всегда устраивали подобные встречи. Среди участников полно таких, как она, – тех, кто выбрал эту сферу деятельности, потому что сам прошел через ад и надеялся найти смысл в карьере, помогая другим не совершать тех же ошибок. Только когда рука потянулась вытереть рукавом пот с лица, Джеки обнаружила, что кондиционер выключен. Она подошла к нему и включила на полную мощность. Она заснула, ожидая, пока в комнате станет прохладнее.
Джеки торопливо вошла в комнату, думая, что опаздывает. Трое мужчин сидели небольшим кружком, составленным из восьми складных стульев. В углу стоял стол с закусками, к которым еще никто не притрагивался. Помещение представляло собой небольшой конференц-зал с белой доской на передней стене и жужжащими флуоресцентными лампами, излучающими белесый свет, который добавлял атмосферы бездушия и ощущения телевизионной картинки десятилетней давности.
Джеки подошла к дальнему столику и оглядела ассортимент – кофе из допотопной кофеварки капельного типа, сыр, крекеры, холодное мясо и мини-палочки сельдерея, разложенные веером вокруг судков с разнообразными соусами. Джеки взяла палочку сельдерея, налила себе чашку кофе и присоединилась к группе.
