Читать книгу 📗 "Свои-чужие - Пэтчетт Энн"
Готовясь ко второму экзамену, Фикс наделал себе карточек для запоминания. Он подсмотрел эту технику у одного типа, сдавшего со второго раза. Тем летом Фикс показывал дочерям свои сокровища. Разложенные по темам, карточки хранились в обувной коробке. Их было больше тысячи. Кэролайн гоняла Фикса по карточкам, даже когда он останавливался на автомойке, при этом вопросов ему не задавала. Держа карточку у груди, она читала ответ. «Принцип, согласно которому лицо, владеющее землей, принадлежащей на правах собственности другому лицу, может получить законное право собственности на нее, при условии, что соблюдены определенные нормы общего права, и противная сторона…»
Франни стояла у мойки и следила, как за прозрачной стеной проплывает их машина, как по ней сочно шлепает свисающая с потолка (незаконность) ветошь, как ее купают в мыльной (непрерывность) пене, ополаскивают (открытость) водой и покрывают (добросовестность) полиролью. Девочка позволяла автомойке заполнить свое сознание, поглотить его целиком, и все равно этого было недостаточно, чтобы вытеснить оттуда основные условия приобретательной давности.
Чудодейственные карточки не помогли, хотя на второй экзамен Фикс взял с собой свою настольную лампу. Мать Марджори снова накормила его обедом и сказала, подумаешь, сдаст в следующий раз, стыдиться тут абсолютно нечего, не он первый, не он последний, и Фикс опять пошел сдавать, а когда снова провалился — просто оставил это дело. И больше никто не заикался про юридический, пока туда не поступили Кэролайн и Франни.
К тому моменту, когда доучивавшаяся в Университете Лойолы Кэролайн сдала вступительные экзамены на юридический факультет, ее Каплановское пособие было склеено скотчем, исчеркано маркерами трех цветов и щетинилось закладками. Экзаменуемые — братия суеверная, поэтому на семинарах Кэролайн занималась по изданиям исправленным и дополненным, но в постели перед сном читала экземпляр, присланный ей когда-то отцом на Рождество. Надежды Фикса и Берта на то, что непрерывные многолетние занятия обеспечат девочкам высший результат на экзамене, оправдались не вполне. Максимальная оценка равнялась ста восьмидесяти баллам. Кэролайн Китинг получила сто семьдесят семь. Она не знала, на чем потеряла три балла, но так их себе и не простила.
Почти через две недели после того, как Франни, чудесным образом вычислив номер, довела Лео Поузена до его комнаты и никем не замеченная выбралась из гостиницы, в бар позвонили. В десять минут седьмого все столики уже были заняты, у стойки — ни одного свободного стула. Люди с напитками в руках толпились за спинами сидящих, смеялись и трепались во все горло, не забывая посматривать — не освободится ли где сидячее место. Одна из официанток, девица по имени Келли, та, чей ребенок то и дело оставался у бывшего мужа, приобняла Франни за талию и зашептала, почти касаясь ее уха накрашенными губами. Здесь в ходу был задушевный тон, и даже о самых пустяках сообщали, будто поверяли нечто сокровенное.
— Тебя к телефону, — выскользнул из общего гула голос Келли.
Франни никогда не звонили в бар. Келли звонили постоянно: то бывший муж, то няня, то мать, которая иногда присматривала за ребенком. Ни одна смена не обходилась без того, чтобы малютке не потребовалось чего-нибудь невообразимого. Франни быстро перебрала в уме всех, кто мог умереть, потом поняла, что не угадает. Шум в зале стоял оглушительный: перекрикивающие друг друга голоса, непрерывный звон бокалов, Лютер Вандросс с чертовой кассеты, значит, следующий — Бинг Кросби. Трубка была у Генриха — отведя ее подальше от лица, словно телефон вдруг превратился в кусок придорожной падали, бармен продолжал беседовать с посетителем. Слегка опущенный подбородок Генриха выражал крайнее неодобрение. Не было нужды изъявлять его словами. Франни прижала ладонь к уху, словно это и в самом деле могло заглушить царящий вокруг гвалт.
— Это Лео Поузен, — произнес голос в трубке.
— Серьезно? — выпалила Франни.
Будь у нее хоть секунда, чтобы собраться с мыслями, она бы ответила по-другому. Лео Поузен не шел у нее из головы с тех пор, как она дотащила его до постели и в ознаменование этого события перечла «Первый город». Но Франни сильно сомневалась в том, что у самого писателя сохранились хоть какие-то воспоминания о том вечере, и ей и в голову бы не пришло, что он объявится снова. Предположение, будто ей может позвонить Лео Поузен, требовало запредельного для Франни Китинг уровня самомнения.
— Мне следовало позвонить раньше.
— Зачем? — спросила она.
— Из-за меня вы чуть не попали в переплет. А я даже не поинтересовался, не было ли у вас неприятностей.
— Нет, обошлось, — сказала она.
Она глянула поверх стойки и вообразила, что в баре пьют его персонажи: стакан с виски держит сам Септимус Портер, а рядом галдят его девицы.
— Я вас не слышу.
— Я говорю — обошлось. Тут сейчас ужасно шумно. Народу полно.
Генрих не сводил с нее глаз, и она прикрыла трубку ладонью.
— Это Леон Поузен, — сказала она Генриху, но Генрих только покачал головой и отвернулся.
— Вы можете приехать в пятницу в Айова-Сити?
— В Айову?
— Я должен быть на одной вечеринке, и подумал, что вам может быть любопытно составить мне компанию.
Он замолчал. Франни изо всех сил вслушивалась в надежде понять, откуда он звонит, но ничего не вышло — слишком гудел бар. Она посильнее вжала трубку в свое многострадальное ухо.
Наконец Лео Поузен снова заговорил:
— Если честно, я вам соврал. Не будет вам ни капли любопытно, но я подумал, что вечеринка станет выносимой, если вы пойдете туда со мной. Я сниму вам номер в отеле. Не Палмер-Хаус, конечно, но на ночь сойдет.
— У меня нет машины, — сказала Франни.
— Я пришлю вам билет на автобус! Так даже лучше. От этой погоды никогда не знаешь, чего ожидать. Будь вы за рулем, я бы нервничал. Вы не против приехать на автобусе? Я мог бы прислать вам билет в отель. Франни из бара Палмер-Хауса… как ваша фамилия?
Франни увидела, как мужчина на другом конце зала поднял стакан и покачал им из стороны в сторону. Нельзя доводить до того, чтобы клиенты напоминали тебе о твоих обязанностях.
— Китинг. Слушайте, мне нужно бежать. — Она не отрывала взгляда от стакана, следя, как над головами посетителей свет играет в кубиках льда. — Я опять рискую потерять работу. Да, я могу поехать автобусом.
Франни легко нашла, кто выйдет поработать за нее в пятницу вечером. По пятницам чаевые давали щедрее, и Франни начала жалеть об их утрате, едва договорившись о подмене. Пускай билет и номер в гостинице оплачивала не она, поездка все равно обойдется ей недешево.
— Он надеется с тобой переспать, — сказал Кумар, когда Франни сообщила ему о телефонном звонке.
Когда она вернулась с работы, Кумар еще не ложился, а сидел за кухонным столом над грудой книг и пачкой самоклеящихся листочков. Вид у него был невеселый — Кумару предстояло закончить обзор статьи на сотню страниц с сотней примечаний. У него не было сил даже думать о Франни, не то что спать с ней.
Конечно, Кумар был прав, — зачем еще кому-то тащить из другого штата барную официантку? — но Франни почему-то казалось, что дело тут в другом. Лео Поузен ждал две недели, прежде чем позвонить ей, — почему? Пытался ее забыть, но не смог? В Айове такие целомудренные официантки?
— Может, я поразила его своим умом! — Франни сама рассмеялась над тем, какую милую глупость сморозила. — Или своим обаянием.
Кумар добродушно пожал плечами, но ничего не сказал.
В ночь, когда Франни познакомилась с Лео Поузеном, она, как и собиралась, разбудила Кумара и рассказала обо всем. Было почти два часа. В темноте Франни забралась к нему в постель и потрясла за плечо:
— Угадай, кого я встретила! Угадай!
Кумару нравились книги Лео Поузена. Они с Франни обсуждали их, когда только познакомились. Он рассматривал ее книжные полки, пока Франни на кухне варила кофе, и, когда она вернулась с чашками, увидела у него в руках «Септимуса Портера». Апдайка он оставил на полке, Беллоу и Рота тоже.
