Читать книгу 📗 "Охота за тенью - Ведельсбю Якоб"

— Как у Марии дела? — интересуется Сара.

— В порядке, насколько мне известно.

Воздух в квартире тяжелый и затхлый. Йохан раздвигает балконные двери, открывает окна в спальне и в той части гостиной, где расположен кухонный уголок. На одной из стен висит несколько полотен — абстрактная живопись в ярких насыщенных тонах. В уголках полотен — подпись: Мария. Морской воздух постепенно наполняет комнаты, дышать становится лепте. Мы с Сарой выходим на балкон, наблюдаем за крошечными фигурками, двигающимися по набережной, любуемся переливающейся синевой моря.

— Как давно ты работаешь на Ханну? — спрашиваю я.

— Скоро три месяца, как я туда перебралась. Пришлось продать квартиру в Копенгагене. Мне было необходимо попробовать себя на новом поприще.

— А что случилось?

— Не удалось наладить дела в моей фирме, — медленно произносит она.

Ее голос сливается с шумом волн, бьющихся о набережную.

— Что скажете, как вам вид?

Мы оба вздрагиваем.

— Превосходно. Как раз стояли и наслаждались, — отвечает Сара.

Йохан ставит на столик стакан и чайничек с водой.

— Удивительный город — Марбелья, — продолжает он, прислоняясь спиной к стене. — Великолепный и своеобразный. Его слава превосходит известность Фуэнхиролы и Торремолиноса. Нефтяные миллиардеры и другие небедные люди из тех стран, где популярен гольф, понастроили тут в округе роскошных особняков. Приезжают на пару недель в году, запираются в своих виллах и позволяют себе все, за что на родине рисковали бы тюремным сроком. И жилые комплексы наподобие вот этого растут как грибы — обычные европейцы коротают здесь последнюю треть своей жизни. Прогуляйтесь по набережной, посмотрите вывески — сплошь немецкие, английские, голландские и датские фамилии.

Йохан опускается на лежак, закидывает ноги на цветочный ящик и мнет веточку лаванды. Рядом со мной в горшке поникшая пальма: земля давно высохла и потрескалась.

— И все-таки это приятно — возвращаться куда-то, где ты бывал. Тесть с тещей были здесь счастливы, и мы с Марией с удовольствием проводили время в этой квартире. Мой тесть всегда говорил, что хочет умереть именно здесь, хотя мыслей о смерти боялся панически…

— Ты действительно мне очень нравишься, Петер, — шепчет Сара мне на ухо, когда я вхожу вслед за ней в комнату для гостей.

Она устала, ей необходимо отдохнуть.

— Ты тоже мне нравишься.

— Правда?

— Да, правда-правда.

Мы долго целуемся, а потом Сара рассказывает, что завтра ей нужно ехать в Танжер на встречу с производителем ковров.

— У меня сделка с оптовиком в Копенгагене, хочу поставить ему пятьсот марокканских ковров ручной работы. Он перепродаст их дальше — в интерьерные и мебельные магазины.

Вероятно, я похож на вопросительный знак, потому что Сара поясняет:

— Этим бизнесом я занимаюсь параллельно с работой на твою сестру. Хочется попробовать что-то новое. Это же фишка: качественные ковры из семейных ткацких мастерских в Северной Африке.

— Да ты бизнесвумен!

— Такая уж у меня семья. Да и твоя, кстати, тоже.

Она вытягивается на постели и закрывает глаза. С трудом подавляю желание забраться под укрывающую ее простыню.

— Спокойных снов, — шепчу я и тихонько выскальзываю из комнаты.

Снова усаживаюсь на балконе, дремлю, окутанный лавандовым ароматом, представляю себе, как отец Марии встает на ограждение балкона, решительно разводит руки в стороны и парит вниз, навстречу набережной. Сильная и короткая вспышка боли. И — последние секунды жизни, пока еще угадываются очертания моря — сквозь туман, волны, ароматы.

— Ты спишь? — спрашивает Йохан.

— Я думал о твоем тесте.

— Его пепел развеяли над морем, на которое он обычно смотрел с этого балкона. Но моря и ароматов Марбельи ему было мало. Он мог быть счастлив только рядом с Кирстен. Без нее жизнь потеряла для него всякую ценность. — Йохан умолкает, сидит, уставившись в пол. — Когда его не стало, мы с Марией приехали сюда улаживать формальности. Провели две ночи почти без сна. И большую часть времени просидели тут, на балконе.

Я нервно тереблю в пальцах визитку, оставленную Кристианом Хольком.

— А я знаю, о чем ты думаешь, — неожиданно произносит Йохан.

— О чем же?

— О том, что нужно ехать в Танжер и наведаться по адресу, по которому зарегистрирована «Рейнбоу медикалс».

— Да, нужно. Еще и потому, что этот же адрес был надписан на тех посылках, что мы обнаружили в их учебном центре.

Я демонстрирую обрывок упаковочной бумаги.

Йохан сравнивает адреса, и легкая улыбка появляется у него на губах. Потом он резко замечает:

— Но первым делом мы должны найти надежное место и спрятать копию уже сделанных записей. Мы не можем позволить себе лишиться всего, если в Танжере что-то пойдет не так.

— Согласен. Надо подстраховаться на случай осложнений.

— Я хорошо знаю Танжер. Когда-то на заре своей юности я неплохо подзарабатывал, скупая в Германии подержанные машины и перегоняя их в Африку. Со мной в доле был один приятель из Шварцвальда. Из Испании в Танжер добирались морем, потом пересекали пустыню и продавали тачки в Нигере. Ну а на обратном пути оттягивались в Танжере по полной, часть прибыли на это спускали! В последнюю поездку заработали десять тысяч немецких марок. На те деньги я и махнул в Гоа.

— Хорошо, что ты знаешь город, однако мы все равно сильно рискуем.

— Предлагаю поехать на машине, так будет проще в случае чего сделать ноги.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Тогда выдвигаемся все втроем завтра рано утром. У Сары встреча с торговцем коврами. Он заедет за ней в танжерский порт.

С балкона мне видно, как Йохан выходит из здания и сворачивает направо к набережной. Я примерно представляю себе его маршрут. Он пройдет пару сотен метров вдоль моря, затем свернет направо и вскоре окажется в старом центре города. Потом направится в сторону подземного гаража, где мы оставили машину Холька — надеюсь, она не пострадала. Ему нужно перегнать ее на подземную парковку нашего комплекса «Принцесса Плайя».

Я провожаю Йохана взглядом, пока пальмы, растущие вдоль моря, не скрывают его из вида. В этот момент до меня доносится звук легких шагов, и руки Сары проникают под мою футболку Она легонько проводит ногтями по моей спине. Я оборачиваюсь. Она еще красивее, чем тогда. Еще красивее без макияжа. Еще красивее теперь, только что проснувшись.

Гуляя по широкой набережной, где достаточно места для пешеходов и велосипедистов, мы с Сарой проходим мимо англичан, немцев, датчан и русских — всё это супружеские пары за шестьдесят, с животиками разного калибра, попыхивающие сигарами и тонкими белыми сигаретами, в которых бумаги больше, чем табака. Мы идем под руку, набережная кажется бесконечной, предлагая нам череду соблазнительных ресторанчиков.

Через полчаса мы разворачиваемся и идем обратно. На Касабланка Бич в ресторане с видом на воду за столиками для двоих сидят несколько пар, занятых потягиванием послеобеденных напитков. Мы поднимаемся в город в поисках банка — нужно положить в ячейку копию отснятого материала и часть оставшихся денег. В первом банке никто не говорит по-английски, в следующем не оказывается ячеек, в третьем нам вежливо предлагают присесть возле стола мореного темного дерева, на который ставят стаканы и бутылку тепловатой воды.

Ждем минут двадцать, после чего я подхожу к стойке поинтересоваться, когда нас обслужат. Девушка за стойкой объясняет, что у директора сейчас важная встреча, но минут через пять он освободится.

Я спрашиваю, так уж ли велика необходимость в разговоре с руководством, чтобы просто арендовать ячейку, но правила есть правила.

По прошествии еще пятнадцати минут я опять поднимаюсь со своего места, но светящаяся любезностью служащая банка перехватывает меня на полпути к стойке.

— Директор уже идет, — заверяет она и бросает взгляд в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.