Читать книгу 📗 "Лексикон света и тьмы - Странгер Симон"
Терпение немцев лопнуло.
Хоть кто-нибудь должен был понести наказание за это всё. 6 октября сорок второго года Йозеф Тербовен выступил в Тронхейме на площади и объявил о введении чрезвычайного положения. С восьми вечера до пяти утра нельзя находиться вне пределов дома – комендантский час. Кинотеатры закрываются. Прочие общественные места могут работать только до семи вечера. Продажа табака прекращается, в наказание всем. Норвежская полиция безопасности укрепляется с немецкими солдатами, таким образом, в общей сложности более двух тысяч вооружённых людей будут патрулировать улицы, обыскивать дома, допрашивать семьи и арестовывать подозрительных людей. И главное: десять человек будут расстреляны в отместку за действия неизвестных злоумышленников из Сопротивления, которое стоит за диверсиями. Одним из десяти стал ты.
M как Мария Комиссар, как присущая ей изящная Манера двигаться по квартире, перемещаясь между комнатами, она несёт в руках большое блюдо и с помощью служанки водружает его в центр обеденного стола, готовясь к приёму гостей по случаю Хануки. И как её Манера жить вообще: она умеет всегда занять себя, разогнать тишину, разрядить её планами, их Мария строит непрестанно, она вечно в движении и рассчитывает таким образом улизнуть от меланхолии, которая иногда нападает на неё, парализуя волю и лишая сил, погружая в безутешность и тоску, как, скажем, в то самое слегка запоздалое празднование Хануки, на которое она под самый конец пятидесятого года решила собрать всё семейство. Мария смотрит на часы на стене, видит, что до прихода гостей осталось меньше часа, и зажигает восемь свечей в ханукие в память о тех восьми днях, когда Божьим Промыслом светильники восемь дней горели и не гасли без масла в храме в Иерусалиме, когда евреи в конце концов сумели отвоевать его и вернуть себе. Странная история, в том числе из-за незначительности чуда, много раз думала она.
За столом будет людно. Тем не менее она знает, что отсутствие двоих людей бросится в глаза всем. За столом не будет Давида. А рядом с ней на праздновании Хануки всегда сидел ты. Но сегодня будет сидеть Гершон, и рядом с ним его Эллен, она на сносях и может родить в любую минуту. Дальше Якоб и Вера, за ними женщина, на которой был женат брат, затем их дети, оставшиеся без отца. Она обводит взглядом нарядный стол, сервированный хрустальными бокалами, тарелками с золотым ободком, белыми салфетками. И её подмывает сжаться, скрючиться, откупорить бутылку и пить прямо из горла, отослать служанку и отдаться воспоминаниям.
M как Молодые мужчины и женщины, члены банды Риннана. Есть несколько их фотографий, сделанных во время суда. На снимках они сидят, рядком да ладком, улыбаются, болтают друг с другом, вернее сказать – сидят уцелевшие, дожившие до суда. Всего порядка семидесяти человек побывали в составе зондеркоманды «Лола» за все годы, но в ней никогда не состояло более тридцати человек одновременно. Кого-то убили, кто-то сбежал, но банда как особое подразделение неуклонно наращивала эффективность. Её формирование начинается с поездки Риннана в Стейнкьер в январе сорок второго года. Только что было успешно разгромлено незаконное движение Сопротивления в Тронхейме. Теперь Флеш хочет, чтобы Риннан навербовал себе соратников и с их помощью поспособствовал уничтожению подполья в другом округе, Мёре-и-Ромсдал. Цель – остановить нелегальное курсирование судов между Норвегией и Англией, благодаря которому противник получает оружие, людей и технику.
Риннан собирает вещи, прощается с семьёй и говорит, что уезжает надолго. Он берёт на руки сына и расцеловывает его, потом так же прощается с дочкой, она подросла и уже бегает по всему дому. И только Клару он коротко чмокает в щёку, в основном ради сына, чтобы тот это увидел, но всё-таки успевает ощутить, что она лишь позволяет себя обнять, не делает ни малейшего встречного движения, не пытается коснуться его губ своими, как она делала раньше, вначале, а лишь позволяет себя поцеловать и тут же выскальзывает из его рук. Неужто он настолько непривлекателен? И почему она не гордится, что ему доверили важную миссию? Не ценит, что его работа так щедро их кормит? И что он приносит в семью так много денег? Ну и чёрт с ней совсем, думает он, подхватывает чемодан и сам чувствует, что слишком сильно сжимает ручку и очень напрягает лицо, но расслабиться не может. На глаза ему попадается дочка, она возится на полу с бумажной коробкой, совершенно не обращая на него внимания, даже глаз не поднимает. Он порывается окликнуть её, ещё пообщаться с ней напоследок, он же уезжает надолго, но какой по большому счёту в этом смысл?
– Ну, счастливо тебе оставаться, – говорит он, отчасти искренне, а отчасти чтобы не дать Кларе повода потом обвинять его, что он просто взял и уехал и вообще стал холоден и молчалив, потому что это неправда, хотя голова у него действительно постоянно занята работой. На нём лежит огромная ответственность. У человека в таком положении есть, вообще-то, основания надеяться, что дома по нему будут немного скучать, будут немного радоваться его возвращениям и станут хоть как-то привечать его и в столовой, и в спальне, а вот на это никакого намёка, да и давно уже, с самого рождения дочки, думает он и снова смотрит на Клару, она вроде как улыбается, говорит: «Езжай аккуратно!» Можно подумать, её это волнует. Ей же только лучше будет, если я разобьюсь, думает Хенри, усаживаясь за руль, и повторяет сухим издевательским тоном: «Езжай аккуратно!» Смех один. Она на что намекает – что он плохо водит? Да он один из лучших водителей во всей области, а уж в знании, как куда проехать, ему равных нет, к тому же, думает он, поворачивая ключ и нажимая ногой на педаль, от этих слов веет лицемерной заботой. Они звучат фальшиво. Разве она не вздохнёт с облегчением, если он сорвётся с дороги, врежется в дерево, вылетит из машины и погибнет? Она будет себе поживать на пенсию за него до конца войны, а может, и вообще всю жизнь, если немцы таки победят, думает он и включает дворники на более быстрый режим.
Февраль месяц, дорогая заснежена, и в воздухе, как шары на белой занавеси, сквозь которую надо проехать Риннану, висят снежные точки, но машин на дороге почти нет, и постепенно Риннан расслабляется, опускает плечи и начинает наслаждаться ездой. Хотя скользко и дорожные условия хуже некуда, Риннан всё равно наслаждается ездой, для него это как дополнительное испытание, экзамен, который он должен сдать. Через несколько часов он паркует машину у отеля в Стейнкьере, достаёт из багажника чемодан и входит в тёплое фойе. Упивается угодливыми улыбками и услужливостью консьержа и тем, насколько всё здесь продумано, чтобы его ублажить, сделать его пребывание максимально удобным. Потому что тут абы кто не останавливается, только люди с серьёзными должностями, руководители фирм, они или приехали из-за границы, или служат офицерами на стороне нацистов. Но из всех гостей лишь я прибыл со специальным заданием, самодовольно думает Риннан и улыбается, беря в руки ключ.
Он выпивает бокал портвейна, чтобы согреться, немного отдыхает и отправляется обедать в ресторан отеля. Готовится начать новую главу в своей карьере агента: найти себе соратников, расшириться. Воображения не хватит, чтобы представить, чего он сумеет добиться, если у него появятся дополнительные глаза и уши и станет возможным одновременно следить и наблюдать в разных местах, и дополнительные руки – всё это фиксировать, и записывать, и докладывать ему. Тогда он добьётся всего. Действительно продемонстрирует Флешу всё, на что способен. Он заказывает ещё один бокал вина и улыбается юной официантке, которая его обслуживает. Она спрашивает, понравилась ли ему еда, он отвечает, что «лучше и быть не могло», а когда она сердечно улыбается, добавляет «хотя… обеду я бы с удовольствием предпочёл кое-что другое» и подмигивает ей. Она ведь и правда была слишком уж мила с ним. Как будто бы заигрывала, не в силах противостоять его обаянию. Женщина в униформе официантки краснеет, словно до неё вдруг дошло, как туго обтягивает её грудь белая блузка, когда она наклоняется забрать его тарелку, и как плотно облегает её бёдра чёрная юбка, но он видит, что такие мысли ей нравятся. Заметив это, он щедро одаривает официантку чаевыми и улыбками, она пугается и отвечает скованно. Наверно, смутилась, думает он, не привыкла к таким прямым заходам. Ему-то мечталось, что она склонится над ним, спросит, в каком он номере, и шепнёт, что поднимется к нему, как только закончится её смена, но ничего из этого она не делает. Просто берёт деньги и благодарит, вежливо и неловко. Может, её ждёт после работы парень, а может, он работает тут же в отеле, думает Хенри и идёт в номер. Выпивает ещё бокал, глядя в окно и размышляя о завтрашнем дне. От этих мыслей он невольно начинает улыбаться. Теперь он обзаведётся подручными, поднимется, чёрт побери, по карьерной лестнице, будет сам нанимать людей. Правда-правда, хотя и верится с трудом, думает он, выливая в себя последние капли портвейна. Чувствует, что напряжение в голове ослабло, что алкоголь очистил мозг от злости и тревоги, оставив там лишь гордое удовлетворение и приятно щекочущий азарт. Поставив стакан, он идёт в туалет, но неловко ударяется об угол кровати, из-за резкой боли в колене несколько шагов семенит, но потом выпрямляется и идёт дальше нормально. И вдруг слышит шаги в коридоре. Первая его мысль – что это та молодка из ресторана разделалась со всеми посетителями и идёт к нему, сейчас она постучит, войдёт и сразу станет расстёгивать пуговицы своей белой кофточки, перед ним, в тусклом свете фонаря за окном. Риннан чувствует, что у него разбухает в шагу, упирается лбом в дверь, слышит, что шаги удаляются под скрип половиц. Торопливо распахнув дверь, он выглядывает в коридор, но там лишь постоялец лет пятидесяти отпирает свой номер. Ну да, ну да, думает Хенри и снова закрывает дверь. Доходит наконец до ванной, но теперь у него стоит, а отлить, конечно, надо, так что ему приходится сесть на деревянный стульчак и рукой пригибать член, да ещё и наклониться вперёд, чтобы всё-таки пописать. Он смотрит в пол, помещение вроде как покачивается… наконец струя ударяет в фарфоровую стенку. А потом он, пошатываясь, добирается до кровати и сворачивается под одеялом; комната по-прежнему словно бы неспешно завихривается, как будто посерёдке у неё сток, куда потихоньку засасывает Риннана, пока сон не утягивает из него все мысли.
