Читать книгу 📗 "Абсолютно ненормально - Стивен Лора"

10:59

Ни Аджита, ни Карсон, похоже, не появлялись в школе. Что касается Карсона, то я даже рада. Хоть мне и не хочется в этом признаваться, он начал нравиться мне по-настоящему. Сейчас я чувствую себя опустошенной: он оказался даже хуже, чем остальные. А больше всего на свете мне ненавистно то, что Дэнни оказался прав: «Не каждый парень будет мириться с подобным дерьмом, не говоря уже о том, чтобы быть с тобой. А остальные? Где они сейчас? Может, рассказывают на CNN, что ты пустышка?»

Так что да, меня радует, что Карсона здесь нет. Как бы мне ни хотелось поотрывать ему конечности за то, что он сделал, я сейчас просто не готова к серьезному столкновению.

На самом деле, я вообще ни к чему не готова. Хотя обычно я гиперактивнее, чем среднестатистический кокер-спаниель [это наглая и вопиющая ложь: я ленива до мозга костей], последние несколько недель выжали из меня все соки. Силы меня покинули.

Это прозвучит меланхолично, но в последнее время все, чего мне хочется, – уснуть и очень долго не просыпаться. Не потому, что я хотела бы умереть. Совсем нет. Это желание девочек из туалета никогда не исполнится. Но радоваться жизни мне в последнее время намного сложнее, чем раньше, и я бы с огромным удовольствием поспала подольше, чтобы проснуться, когда эта история покроется пылью.

Ох, как страшно получить дурную славу на международном уровне из-за того, кто ты есть.

Но знаешь? Я бы с радостью терпела это всю жизнь, если Аджита простила бы меня. Мне жаль, что она не появилась в школе. Будь она здесь, это означало бы, что у нее все хорошо, что ее родители на сожгли ее на костре и не отправили в одно из этих ужасных исправительных учреждений для не гетеросексуальных людей.

Зачем я это сделала? Серьезно, о чем я думала, когда отправляла то сообщение Карсону? В том-то и дело. Я совершенно не подумала. Ни секунды. И из-за этой небрежности создала так много проблем. Меня безумно пугает, что я могу так эпично и безвозвратно все испоганить и не понять этого, пока не станет слишком поздно.

Почему я такая? Я знаю, что моя обычно флегматичная и комичная натура может нравиться. [Полагаю, именно поэтому ты до сих пор торчишь тут со мной. Ты прочла уже пятьдесят тысяч слов про мою жизнь и до сих пор не сбежала! Ты заслуживаешь медаль, это точно.] Но этот поступок не нормальный. И это не нормально, что я такая.

Я отправляю Аджите еще одно сообщение: «Мне очень жаль. Очень-очень жаль. Я люблю тебя. Прости меня. Пожалуйста, поговори со мной. Или нет. Потому что я определенно этого не заслуживаю. Просто знай, что мне безумно жаль. Я такая потерянная без тебя XXXX».

А вот Вон сегодня в школе, но старательно избегает меня. Наверное, он слышал о том, что я планирую обезглавить его с особой жестокостью в духе жителей Вестероса.

И вдруг – после того как все, что я знала о себе и окружающих меня людях, лопнуло как мыльный пузырь – мне приходит в голову интересный вопрос: «Действительно ли тот, кого мне следует здесь ненавидесь, – это Вон?» Да, он произнес ту дурацкую речь в столовой, которая потом попала в прессу, и он несколько раз вел себя со мной как мудак (например, растоптал мои цветы), но я могу понять, почему так произошло: он боится своего отца. И хоть совершает глупые поступки – как и я, по-видимому, – но не думаю, что в них был злой умысел. Скорее страх и отчаянное желание заслужить одобрение.

Тот, на кого я действительно должна направить всю свою злобу, – человек, который из частного происшествия между мной и Воном раздул полномасштабный скандал. Человек, создавший блог. Человек, который выложил мою фотографию. Это был холодный расчет и ужасный поступок. Вот это было совершено со злым умыслом.

Я должна разоблачить его.

11:45

Когда я выхожу из кабинета биологии после крайне травмирующего препарирования сердца свиньи, то вижу ту, кого совершенно не ожидала увидеть в школе: Бэтти.

Она выходит из кабинета директора и выглядит взбешенной. Директор, суровый парень с большими седыми усами, подходит к ней пожать руку, но она игнорирует его и устремляется прочь. Она чуть не сбивает с ног стайку девушек, сбившихся у фонтана как гусыни-разини [Зацени эту аллитерацию. Если вдруг случилось невероятное – и ты изучаешь эту книгу на уроке литературы, то, пожалуйста, не стесняйся указать среди моих качеств отличное владение литературными приемами. Но, скажу по секрету, это просто счастливая случайность, только учителю об этом не говори.]

Наконец Бэтти замечает, что я смотрю на нее, и бросается ко мне с безумным блеском в глазах.

– Иззи! Дорогая внученька! Почему ты мне не сказала, что ваш директор – кретин с самым отвратительным в мире запахом изо рта?

Она говорит так громко, что ее слышат все в радиусе пятидесяти километров, но в данный момент меня это мало заботит. Моя репутация и так уже валяется в канаве, и это чудовищное преуменьшение, поэтому ей никак не повредит моя бабушка в образе обезумевшей психопатки.

– Бэтти-О. Позволь спросить, что ты здесь делаешь? – Я натягиваю на лицо напряженную улыбку.

– Ну, Из-спиногрыз, я…

– Веселенькое прозвище ты придумала.

– Спасибо. Так вот. Я решила поговорить с директором школы о том, что он даже не пытается отыскать создателя блога «Шлюха мирового класса», и о его наплевательском отношении к тому, как обращаются с тобой в этом богом забытом святилище гоблинов-идиотов.

Вокруг собралась небольшая толпа, чтобы послушать наш разговор, а с ними и мистер Вонг. Со стороны кажется, будто он вышел из класса, чтобы получше рассмотреть разыгрываемое представление: сумасшедшая бабулька пошла вразнос в так называемом святилище гоблинов-идиотов. Но я знаю правду. Скорее всего, он хочет убедиться в том, что я не донесла на него. Что это драматическое представление никак с ним не связано.

– Ну и? Что он сказал?

Лицо Бэтти становится цвета свеклы.

– Забавно, что ты спросила! Он сказал, что по поводу блога проводится расследование, но у школы ограниченные ресурсы, и случаи самопиара у них не в приоритете.

Что за хрень?

– Самопиара?! Кто-то залез в мой телефон! Это перекладывание вины за насилие на жертву! К тому же порноместь – это не игрушки. Как минимум в тринадцати штатах за это и посадить могут.

– Так я ему и сказала, Из-спиногрыз, но гоблин-идиот ответил мне на это парой ханжеских замечаний о самоуважении. А еще сказал, что в нашем штате выкладывание интимных фотографий других людей не преступление, в отличие от секса в публичных местах. И нам стоит еще быть благодарными, что никто не выдвинул обвинения.

– Это произошло на частной территории.

– Знаю, знаю. Но он, кажется, думает, что мне стоит, цитирую, «залечь на дно, чтобы ситуация не стала еще хуже, чем сейчас».

Я выдыхаю, надувая щеки.

– Черт побери.

– Да, действительно, черт побери.

После того как Бэтти прощается со мной, столпившиеся вокруг нас ученики шепчутся и не спешат расходиться. Я очень надеюсь, что мои слова об обвинении жертвы услышаны ими, хотя бы некоторыми.

Залезли в мой телефон. Вторглись в мое личное пространство. Мою интимную жизнь выставили на обозрение всей страны. Мне надоело винить себя в этом.

Когда Бэтти уходит, я иду в рощицу. Единственное место на школьном дворе, где я могу передохнуть. А мне отчаянно хочется скрыться от глаз, следящих за мной, взглядов, которые не отрываются от меня ни на секунду. Я от этого задыхаюсь.

Но когда я добираюсь до поляны, обнаруживаю там Дэнни. Он сидит на земле, прислонившись спиной к дереву, на которое опиралась я, когда мы с ним ругались несколько недель назад после нашего случайного поцелуя.

Его лицо спрятано в руках, а тощие плечи вздрагивают. Он… плачет? В последний раз я видела, как он плакал, когда нам было по двенадцать лет.

Под моей ногой хрустит веточка, но Дэнни никак не отреагировал. Он, кажется, еще не видел и не слышал, что я пришла, и мне безумно хочется развернуться и уйти. Его последние слова, сказанные мне, все еще гудят в голове: «Знаешь, после всего, что я для тебя сделал, ты должна быть благодарна, что в твоей жизни есть такие люди, как я. Не каждый парень будет мириться с подобным дерьмом, не говоря уже о том, чтобы быть с тобой».