Читать книгу 📗 "Обед, согревающий душу - Юн Ким Чжи"

Бегом по потрескавшейся дороге она добежала до лестницы, про которую рассказала хозяйка лавки, поднялась на три пролета вверх и увидела указатель с надписью «туалет». На старом унитазе всюду виднелись грязные разводы, но думать об этом было некогда. Как только Мунчжон отняла ладонь ото рта, желудочный сок обильно полился в унитаз. Она достала лекарство из свисающей через плечо фирменной сумки «Сен-Лоран», бросила таблетку в рот, напрягла горло и проглотила ее. После чего наконец выдохнула.

Мрачно нахмурившись, Кымнам с тележкой ждала дочь перед лестницей. Она вдруг поняла, что еще ни разу после возвращения Мунчжон не видела, как та что-то с аппетитом ест. Раньше она уже с раннего утра приставала к Кымнам с просьбами приготовить ее любимый кимпаб. А в этот раз еще не попросила ничего из любимых блюд: ни кимпаб, ни кимчхиччигэ [128], ни пулькоги, ни пибимпаб [129]. Когда Мунчжон пояснила, что у нее бессонница и тошнота от смены часовых поясов, Кымнам предложила просто посыпать рис сладко-соленой стружкой из водорослей, но Мунчжон отказалась и от этого блюда. А когда перед ней поставили обычный острый рамён, только отхлебнула бульона, не прикоснувшись к лапше.

— Я уж хотела подняться, постучать тебе по спине или еще как-то помочь…

— Нет, все в порядке. Надо же, как долго в этот раз у меня идет адаптация, — нарочито спокойным голосом ответила Мунчжон, стараясь не смотреть на маму. Но Кымнам заметила это и, когда Мунчжон уже собиралась забрать у нее тележку, схватила дочь за руку:

— Что с тобой? Отвечай честно.

— Я же говорю: никак не могу привыкнуть к смене часовых поясов.

— Та, что жить не могла без кимпаба, сейчас даже не заикается о нем. Ни ложки нормально не проглотила!.. Как это понимать?

— Организм привыкнет, и буду уплетать за троих. Все равно ничего не усвоится в таком состоянии, встанет комом и будет только хуже. Мам, пойдем скорее открывать магазин. Опоздаем же!

Мунчжон схватила все еще переживающую Кымнам за руку и повела за собой.

Открыв двери «Изумительного ланча», они зашли внутрь.

Кымнам снова остановилась перед зеркалом и, как заклинание, произнесла:

— Хэв э найс дэй!

Мунчжон это показалось забавным, и она спросила:

— Ты сама себе это говоришь?

— Йес! Сама себе, конечно. Желаю прекрасного дня.

— Ну даешь. В твоем стиле! Просто гуд!

Глядя на дочь, которая скопировала ее манеру речи, Кымнам наконец-то улыбнулась. И все-таки ее не отпускала тревога за Мунчжон, у которой явно что-то стряслось.

Кымнам подошла к кассе и надела белый фартук с вышитыми на нем красными розами. Затем повязала волосы платком с вышитыми маргаритками, подключилась по блютусу к колонке, и заиграл старый поп-хит New York, New York с зажигательным ритмом под аккомпанемент саксофона.

— В последнее время мне так нравится эта песня. Просто гуд!

Мунчжон, посмотрев на маму, улыбнулась. Кымнам обернула вокруг ее талии бежевый фартук с цветочным орнаментом, напоминающим фрезии.

— Покрошить зелень-то сможешь? — хитро улыбнулась Кымнам.

Когда Мунчжон начала нарезать шпинат, то ощутила его чуть заметный земляной запах. Было неприятно, но терпимо. Наливая солод в огромную кастрюлю для приготовления сикхе, Кымнам подпевала песне. Мунчжон изредка поправляла мамино английское произношение, и Кымнам старательно скручивала язык, громко повторяя за дочерью. А та смеялась. Когда же Кымнам заметила, что Мунчжон все еще возится со шпинатом, то громко заругалась:

— Еще не закончила? Пора уже переходить к пророщенной сое. Руки-то твои одну краску видят, так даже шинковать не научились… Никакого прогресса в готовке!

— Я быстро! Ой!

Обрезая стебли у шпината, Мунчжон полоснула прямо по пальцу, и брызнула алая кровь.

— Упс! Что же делать? Подожди-ка. Принесу пластырь.

— Мам, не суетись. Все нормально. Я зажму, и кровь сразу остановится.

Кымнам открыла ящик под кассой, достала пластыри и залепила рану Мунчжон.

— Эх! Как же это, поранить драгоценную руку! Ты ведь этими руками картины рисуешь… Как жалко.

Как только Кымнам произнесла слово «картина», Мунчжон снова почувствовала тошноту. Словно что-то подпрыгнуло внутри и ухнуло вниз. На самом деле в последнее время любая увиденная где-то картина заставляла Мунчжон цепенеть. Тело словно бы затягивало куда-то глубоко под землю. Вот и сейчас у нее закружилась голова. Мунчжон крепко зажмурилась. Нельзя, чтобы Кымнам заметила это.

«Терпи. Терпи. Терпи».

В этот миг дверь магазина открылась, и к ним зашел Сэмаль. Увидев бездомного в лохмотьях, Мунчжон аж вздрогнула от удивления. Но Кымнам мягко тронула ее за плечо.

— Ну что, заработал пятьсот вон?

Кымнам знала, что Сэмаль приходит только на рассвете или под закрытие, чтобы не попасться на глаза обычным покупателям и не поставить всех в неловкое положение. Сэмаль сунул руку в карман замызганной куртки цвета хаки и достал монету. Это были пятьсот вон.

— Ого! Ты наконец-то заработал? Честно, сам? — с надеждой во взгляде уточнила Кымнам.

Всклоченная борода пошевелилась, и Сэмаль, обнажив желтые зубы, ответил:

— Подобрал…

Он протянул деньги хозяйке. Монета была горячей. И Кымнам вдруг ощутила острую жалость к этому бедняге, который так дорожил подобранной монеткой, что наверняка все это время не выпускал ее из ладони!

— Ох, ладно. Найти деньги тоже не каждый сможет. Жди здесь. Сейчас соберу тебе обед. Ах да, это моя дочь. Она художница, рисует картины в Нью-Йорке.

— А, здравствуйте. — Сэмаль вытянулся и поклонился Мунчжон.

Та ответила легким кивком головы.

Кымнам ушла на кухню, и они остались вдвоем.

Потеребив пластырь на пальце, Мунчжон первой нарушила тишину:

— Знаете «Биг Ишью»?

— Биг… что?

— Это журнал такой. Созданный на благо общества, специально для бездомных. Точнее, журнал дает им право продавать свою продукцию и таким образом зарабатывать. Я как раз недавно получила предложение поработать с ними на благотворительных условиях. Нарисовать обложку… И вот, вспомнила сейчас. Как насчет того, чтобы попробовать себя в продаже журнала? Рискните разок!

— Рискнуть?..

— Да. Если продадите хотя бы один журнал, у вас уже останется больше, чем пятьсот вон.

Вернувшись за листом бумаги и фольгой, Кымнам прислушалась к их разговору и снова убежала на кухню, про себя восхищаясь находчивостью Мунчжон. И почему она об этом не подумала? Какая дочка все-таки умница!

— Куда уж такому, как я…

— Ну почему? Обязательно попробуйте!

В это время Кымнам вернулась в зал и, протянув Сэмалю контейнер с обедом, добавила:

— Пробуй давай. Что тебе стоит? Ничего сложного. Надо пытаться!

Неизвестно, что за закуски лежали в коробочке с обедом Сэмаля, но от пакета исходил невыносимо сильный запах. Мунчжон снова замутило. Ее уже вырвало в туалете на рынке, и, если сейчас это повторится, Кымнам точно заподозрит неладное. Голова Мунчжон закружилась. Но Сэмаль наконец взял пакет и вышел из магазина, тихо повторяя: «Биг Ишью».

Кымнам вернулась на кухню, чтобы закончить приготовление сикхе, и тут же послышалось очередное: «Упс!» Она забыла отдать Сэмалю рисовый напиток. Тогда Мунчжон вызвалась догнать мужчину и, схватив стакан, выскочила за дверь.

Первым делом она добежала до конца сосновой аллеи и опустошила содержимое желудка. Нет, оставаться в «Изумительном ланче» ей нельзя. Повсюду пахло едой и рисом. Тошнота не отпускала ее ни на минуту. Если она продолжит помогать маме в магазине, привезенные с собой лекарства ее уже не спасут.

И тут кто-то тронул ее за спину. Мунчжон обернулась. На нее глядел Сэмаль.

— Вы, наверное, часто пьете? Уж я-то знаю… Когда вместо рвоты выходит такая зеленая вода, это значит, что желудок испорчен алкоголем…

— Не говорите маме. Очень вас прошу. И еще вот, возьмите сикхе. Мама забыла вам передать. И не забудьте то, о чем я вам рассказала. Рискните!