Читать книгу 📗 "Столица - Менассе Роберт"

Эта семейная история, наверно, и послужила поводом для самой знаменитой фразы, которую приписывали Ромоло Строцци: «L’Europe, c’est moi!» [145]

Разумеется, подобная семейная история была невероятно увлекательной, а для Ксено еще и загадочной: у нее в голове не укладывалось, что все это могло по-прежнему действовать и формировать биографию человека. В ее представлении о семье предки были людьми, о которых кое-что знали лишь со времен появления фотографии, да и тогда, кроме имен, знали мало что; в сущности, эти люди, пленники обстоятельств, жили почти так же, как и родители, держались друг за друга и помогали друг другу, наверняка так оно и было, ведь никаких историй о них не рассказывали, они не стали участниками истории, лишь изредка случались исключения вроде ее дяди Костаса, ну, того, что бессмертно любил, а потом, под конец, произошел радикальный разрыв — когда она сама оставила все в прошлом. Когда Ксено прочитала в Википедии подробную статью о Ромоло Строцци, рассказы насчет его происхождения и семьи не произвели на нее особого впечатления: она считала все это пустозвонством; Строцци возглавлял аппарат председателя Комиссии, а статья создавала ощущение, будто главная его профессия — потомок, что казалось Ксено нелепостью. По-настоящему удивила ее и впечатлила другая информация: на летних Олимпийских играх 1980 года Ромоло Строцци завоевал медаль как фехтовальщик, бронзу в личном зачете на саблях.

«Ты знал?» — спросила она у Фридша.

«Да, — ответил он, — слыхал. На играх в Москве. Говорят, Строцци попросту повезло, оттого что тогда очень многие страны, не знаю сколько, бойкотировали игры из-за ввода советских войск в Афганистан. Поэтому несколько фехтовальщиков мирового класса вообще не выступали».

«Но он доказал свою квалификацию, боролся и завоевал медаль».

«Верно. А знаешь, что́ любопытно? Мне Кено рассказывал, когда мы однажды говорили о Строцци: итальянцы хотя и не бойкотировали игры, но выступали не под национальным флагом. А под олимпийским: пять колец на белом фоне. И на чествовании победителей-итальянцев играли не их национальный гимн, а „Оду к радости“. Семейство Строцци якобы оказало большое влияние на это решение итальянского Олимпийского комитета».

Ксено смотрела на Строцци, перстень с печаткой плясал перед глазами, и думала она об этом человеке с красным брюшком вот что: олимпийская медаль по фехтованию! В этом виде спорта она не разбирается. С какой стати? Строцци завоевал медаль саблей. Не рапирой. Знай Ксено разницу, она сумела бы сейчас лучше оценить ход разговора.

Она ожидала, что он без обиняков перейдет к делу. У таких людей мало времени. Он напрямик спросит, что может для нее сделать, потом выкажет или разыграет интерес, и тогда она очень быстро и очень четко изложит свое дело так, чтобы направить его реакцию к «проявлению интереса». Но, как ни странно, он сказал:

— Знаете, что меня интересует? И о чем я хотел бы услышать ваше мнение. Как вы относитесь к запрету буркини [146]? Как женщина. Мне правда очень интересно. Вы полагаете, такие люди, как мэр Ниццы, вправе определять, что женщинам надевать, точнее в данном случае не надевать? Женщина должна раздеться, это наша христианская культура? Да? Что скажете? Знали бы вы, сколько у нас тут запросов. Насчет позиции Комиссии по этому вопросу.

Ксено не нашлась что сказать.

Строцци улыбнулся:

— Многовато требую. Между нами, лично я считаю, что буркини защищает женщин от рака кожи.

Ксено не знала, всерьез ли Строцци ожидал, что она…

— Но призыв к запрету звучит все громче, — сказал он. — На каком основании мы можем это сделать? Борьба против фанатизма и ортодоксальности? Нет никакой директивы, которая обязывает нас к этому. И хорошо. Иначе можно бы выключить в Европе свет и закрыть лавочку. Ведь нам пришлось бы запретить кафтан и штреймел и…

— Как вы сказали?

— Штреймел. Ну, большую круглую меховую шапку ортодоксальных евреев.

— Но здесь есть разница, — чуть не шепотом заметила Ксено.

— Разумеется, разница есть. Во всем сходном есть различия. И все, что различно, сходно! Я вам вот что скажу: тогда нам бы пришлось запретить даже деловые костюмы. Я тут в офисе окружен мужчинами в деловых костюмах. Они прямо как униформа. Все выглядят одинаково. Просто ужас. И поверьте мне, все эти господа на свой лад ортодоксы и фанатики. Вы бы сказали теперь, что им нужно снять свои костюмы?

Ксено растерянно смотрела на Строцци, а тот рассмеялся, откинулся на спинку кресла и широко раскинул руки. Потом наклонился вперед и, все еще улыбаясь, но теперь уже с удовольствием переключаясь на серьезное любопытство, сказал:

— Однако я не хочу отнимать у вас драгоценное время. Скажите мне прямо, что я могу для вас сделать.

Слова Строцци, что он не хочет отнимать у нее драгоценное время, были не только ироническим переворотом ситуации, это был классический круговой финт, как сказал бы фехтовальщик. Ксено не могла отпарировать, поскольку даже не знала, что такое круговой финт. Она понятия не имела, насколько сильно фехтование может воздействовать на характер человека. И потому на самом деле она, всегда так тщательно готовившаяся к любой ситуации, была совершенно не готова к встрече со Строцци. Обход явного намерения противника, избегания и обманные движения, использование финтов, круговой финт, обман прямым уколом, финт ударом, а затем укол, после внезапного, неожиданного выпада. Противник и оглянуться не успевает, а все уже кончено, они пожимают друг другу руки, с выражением уважения и величайшей почтительности. И вот уже некий стажер проводил Ксено к лифту и в вестибюль «Берлемона», она вышла на улицу, на свет чуть ли не взрывающегося солнца, и, как в дурмане, пошла обратно, на улицу Иосифа II, в свою контору. Что же это было?

Неожиданной древнегреческой преамбулой он выбил ее из колеи, а затем поверг в замешательство, перейдя на французский. Она тоже заговорила по-французски, хотя в этом языке чувствовала себя неуверенно, предпочитала английский, которым, как, кстати, и он, владела превосходно. Строцци определенно знал об этом, его информировали на все сто процентов. Но французский позволял Строцци, не в пример ей, вести разговор свободнее и изящнее и держать дистанцию по собственному усмотрению. А история с буркини — он в самом деле говорил серьезно? Нет, вряд ли — это был превосходный обманный маневр. Она так растерялась, что забыла о бдительности, утратила концентрацию. И теперь, по дороге в контору, еще не уяснила, какие последствия возымеет этот разговор. Напротив, твердила себе, что в конце концов сражалась неплохо, снова и снова мысленно анализировала существенные моменты разговора, будто прокручивала отснятый клип, снова и снова, пока не убедилась: да, это победа. Временами она выказывала слабость, но в итоге одержала победу!

Она знала, что он знал: для нее, собственно говоря, речь шла о переходе в другой гендиректорат. Ведь именно по этой причине она изначально и просила о встрече. И по этой же причине встречу все время оттягивали. Ведь так дела не делают. И без поддержки она бы ждала до сих пор. Теперь же вообще не коснулась этой темы. Представила Jubilee Project. И решила, что выходит превосходная ансамблевая игра. Она выставит на передний план значение и заслуги Комиссии и таким образом улучшит ее имидж в глазах европейской общественности. Ведь именно она все придумала, создала концепцию и сумела все сделать. В результате станет ясно, что она заслуживает в этом учреждении пост поважнее. Прямо говорить об этом теперь совершенно незачем. Теперь ей нужны лишь одобрение и формальная поддержка председателя. Если он заявит, что юбилейные торжества — его желание, то создастся ситуация, когда отступление станет невозможным, и всем волей-неволей придется тянуть за один общий гуж. Ксено передала Строцци записку Мартина, разъяснила ему идею в целом, особо подчеркнув, что речь идет о Комиссии, а не о ЕС, о том, чтобы Комиссия выглядела не как институт далеких от жизни бюрократов, а как блюстительница уроков истории и прав человека. Поэтому и важно финансировать проект исключительно из бюджета Комиссии, а прежде всего необходимо заручиться полной поддержкой председателя. Ведь проект определенно отвечает интересам председателя, как раз в нынешние времена, когда у Комиссии есть реальная проблема с имиджем. Она рассчитывает, что юбилейные торжества откроются программной речью председателя и…