Читать книгу 📗 "Прощай Атлантида - Фреймане Валентина"
Зато когда появился Луначарский, я уже за всем наблюдала и делала выводы сама. Его супругу я видела только в салоне мод, и в моей памяти она оставалась образом, увешанным с головы до ног жемчугами и бриллиантами. Мама считала это образцом таиюагз уоиЬ — крайней степени дурного вкуса. Она была возмущена и наглостью этой особы, так как всем было известно, что украшения — из конфискованных личных драгоценностей царской семьи, которые как образцы ювелирного искусства были переданы в музеи. Их выдавали женам видных коммунистов для репрезентации. Но какие бы посты ни занимал в разное время Луначарский, на тот момент он явился в Германию с заданием по части культуры, особенно в сфере кино. С появлением звукового кино была основана советско-немецкая фирма по производству фильмов Межрабпром, которая в Берлине выпускала первые совместные с немцами звуковые картины. Поэтому сюда явились русские режиссеры и актеры, часть которых потом отказалась возвращаться в Советский Союз. В это время в Берлине был создан Живой труп Пудовкина, приехал Федор Оцеп со своей звездой Анной Стен — полушведкой, полурусской, карьера которой на экране началась в двадцатые годы советского кино. В Берлине они сияли известный фильм Убийца Федор Карамазов, в котором Анна Стен сыграла Грушенысу, а Дмитрием Карамазовым был великий немецкий актер сцены и экрана Фриц Коргнер. Тогда, конечно, я и представить себе не могла, что десять лет спустя выйду замуж за сына двоюродной сестры Оцепа, для которого он был просто дядей Федей. И Оцеп, и Анна Стен остались в Берлине и стали невозвращенцами, — так называли тех, кто отказывался вернуться в СССР. Вскоре их пути разошлись, Оцеп снимал кино в Берлине и Париже, Анна уехала в Голливуд и позже вышла замуж в Англии.
Кем был на самом деле Луначарский, почему отношение к нему было столь сдержанным, меня тогда совершенно не волновало. В 1930/1931 году я была ребенком из другого мира, ученицей второго класса, которая о политике и истории своего времени знала меньше, чем о древних греках. Я замечала, что наши гости никогда не говорят о политике в присутствии Луначарского, только о литературе и искусстве, о делах, связанных с культурой, в которых он действительно хорошо разбирался. Видно было, что некоторые тактично старались держаться от него подальше, зато представители берлинской богемы, даже отдаленно не задетые революцией в России, не раздумывая, болтали с ним напропалую. На родине он вскоре впал в немилость.
Луначарскому повезло вовремя умереть, только поэтому Сталин, черная тень которого уже пугающе нависла над ним, не успел с ним расправиться.
Отец недаром держался подальше от Луначарского, он знал, что щупальцы советских спецслужб глубоко проникли в Западную Европу, и однажды заметил — любое соприкосновение с представителями этой страны, и в бизнесе тоже, каким бы нейтральным и невинным оно ни казалось, рискованно. В правоте отца меня убедили события, о которых расскажу ниже.
В пансионе фрау Бергфельд поселилась некая семья Шенман (schomann. Она казалась мне весьма необычной, а оба супруга — совершенно друг другу не подходящими. Станислав Шенман был из Польши, наполовину поляк, наполовину еврей, а жена его была финка, между собой они говорили по-русски, и жену на русский манер звали Экка Ионовна. Это было в начале тридцатых, когда я уже училась в Риге, живя в доме маминых родителей на улице Элизабетес, а каникулы и праздники проводила в Берлине у родителей. Рыжая Экка Ионовна в моих глазах была существом совершенно экзотичным, так как Финляндия для меня была неизвестной страной на краю света, на далеком севере, где обитают белые медведи. В культурной жизни Европы эта страна в то время не играла заметной роли. Экка Ионовна была милая, но очень тихая и стеснительная, замкнутая и, как мне кажется, очень одинокая женщина. Ее муж Станислав или Стасик, как все его называли, был ее полной противоположностью, очень живой и темпераментный, обаятельный, как говорится, душа общества, и даже я, младшеклассница, чувствовала, насколько он привлекателен. К тому же он казался таинственным, так как в пансионе появлялся лишь время от времени, а потом надолго исчезал, оставляя жену и сына в довольно .затруднительном материальном положении. Письма от пе1'о приходили из разных городов Европы — Парижа, Брюсселя, Женевы. Это пополняло коллекцию почтовых марок Пауля. Создавалось впечатление, что у Стасика вообще нет постоянного места жительства, разве что в нашем пансионе, у жены и сына Жана. Сын, как и отец, был симпатичный парень лет на семь или восемь старше меня, не помню, может, уже студент. Мне нравились они оба — я уже начинала понемногу смотреть на противоположный пол иными глазами. Сам Стасик, конечно, был в восторге от моей мамы, но я была удивлена, что на этот раз и мама, казалось, не осталась равнодушной. Отец видел, что она увлечена, но его единственная реакция была — время от времени ее слегка поддразнивать.
Краем уха я слышала, что Стасик занимается каким-то там бизнесом, по некоторым отзывам отца догадывалась, что дела эти не вполне солидны и даже опасны. Были люди, которые Стасика просто считали авантюристом. Однажды отец озабоченно заметил, что Стасик ввязался в рискованную игру. Ме1зя это мало интересовало, мои мысли больше занимали сплетни, которые понемногу распространялись в пансионе и очень не нравились моей матери, а именно, что у Стасика в Бельгии есть еще вторая семья — жена Ивонна и ребенок помладше. Он якобы считает обеих жен равноправными и ездит от одной к другой. Именно в это время в театре Комедии на Курфюрстендамм поставили салонную комедию под названием Еюа ос1ег Уь'оппе? И так как Стасик не скрывал увлечения моей мамой, все смеялись, что пьеса должно быть про Стасика. Мама сходила на спектакль, меня, к сожалению, не взяла с собой, а вернувшись, смеялась: ну нет, совсем не то.
В моей рижской немецкой школе были очередные каникулы, их мне разрешили продлить, так что я оставалась дольше в Берлине. Гувернантки у мезгя уже не было, поэтому мы не снимали второй апартамент, я спала у родителей во второй комнате. Как-то утром около двенадцати я сидела у мамы, она еще завтракала в постели. Зазвонил телефон. Это был отец: "Хорошо, что это ты, а где мама?" "Принимает ванну". "Ну так слушай, сейчас я буду говорить с мамой, но ты не уходи. У меня плохая новость — Стасика больше нет. Он погиб, для мамы это будет ударом, ей может стать плохо. Оставайся с ней, смотри, чем можешь помочь. Скоро я сам приеду".
Мама выходит из ванной, берет трубку, я уже знаю, о чем отец ей рассказывает, наверно, еще и с подробностями. Мама бледнеет, ни слова не говорит, но больше ничего не происходит, она умеет владеть собой.
Через минуту мама поняла, что ей надо идти утешать и поддерживать бедную Экку Ионовну, которая осталась без какой-либо поддержки, одна. Без родственников, без друзей, без родины, и навряд ли Стасик оставил ей какие-то средства, скорей всего никаких.
Более ясная картина того, что случилось со Стасиком, мне открылась постепенно. Причиной всех этих событий был легкомысленный авантюрный характер Стасика, о чем так определенно говорил и предупреждал отец. Мой отец хорошо ориентировался в международных сделках, в его обязанности юриста входило провести клиента по лабиринтам законов разных стран, стараясь обратить их в пользу клиента. Он знал и противоречия и слабые места законов и по возможности обходил, но никогда открыто не преступал их. Эго не соответствовало его представлению о необходимости законности и правового государства, о чем он всегда напоминал. Стасик только отмахивался от всего этого.
Поэтому отец считал, что Стасик авантюрист, часто действует легкомысленно, даже глупо, без должного опыта и знаний пускаясь в сложные международные деловые отношения. Так случилось и на сей раз. Оказалось, он взялся за самый опасный бизнес — торговлю оружием. У
Стасика было много друзей в среде русской эмиграции. В то время в этих эмигрантских кругах под руководством генерала Кутепова зрел утопический заговор против советской власти. Среди всего прочего, у заговорщиков была мысль заслать в Россию бывших офицеров и "поднять народ". Стасик взял на себя снабжение добровольцев оружием. Понятно, никаких грандиозных денежных средств от бывших царских офицеров ожидать не приходилось. Но нужда в больших деньгах была. Поэтому параллельно с этими тайными связями он официально сотрудничал с посольством СССР в Париже по части торговли, в том числе снабжения оружием. Сам он не торговал, главным образом был посредником между производителями и покупателями. Стасик оказался столь наивным и самоуверенным, что надеялся блестяще сыграть эту двойную игру. В то время уже ни для кого не было секретом, что любые деловые связи с Советским Союзом опасны. Всегда что-то могло сорваться , а уж если они подозревали какой-нибудь подвох, последствия были вовсе непредсказуемы. В прессе именно тогда появилась довольно обширная информация о том, что СССР не гнушается шпионажем, терроризмом и убийствами людей за рубежом. Но легкомысленный Стасик вообразил, что всех проведет. В Берлине он в то время бывал мало, болтался по всей Европе, но чаще всего объявлялся в Париже. Мы уже гадали, не переехала ли туда его параллельная жена-француженка. Официальная версия событий была следующая: советское посольство устроило шикарный прием на яхте у берегов Сены — бал с обычным размахом, реками водки с берегами из икры; там Стасик якобы напился, свалился в Сену и утонул. Несчастный случай. Однако все знали, что Стасик не был пьяницей, никто его никогда не видел в сильном подпитии, и уж не в таком, чтобы падать за борт. Все поняли, что Стасика убили, возможно, оглушили и бросили в реку, но знали и то, что требовать расследования было бы тщетно. Сетовали лишь на глупость Стасика, что он, сотрудничая с белоэмигрантами, водя за нос посольство, все же принял их приглашение.
