Читать книгу 📗 "No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Пельисер Франсиско Мероньо"
— Что ты делаешь, Хоакин? — спрашивает его Мараньон.
— Ты живой? — кричит ему Ариас.
— Да, да! Не мешайте мне!
— Ты что? Что ты там считаешь?
— Я рассчитываю вероятность того, что еще одна бомба попадет в эту же воронку.
— Отлично! Ну и как результаты? Ты нам скажи, когда все точно рассчитаешь, — шутит Ариас.
— Можете быть спокойны, — отвечает Хоакин. — Они могут бомбить хоть целый день, но ни одна бомба сюда больше не попадет.
Однако мы не теряем из виду вражеские самолеты,
которые начинают еще один заход над аэродромом. Они тяжело приближаются и уже начали сбрасывать бомбы. Мы выбегаем из воронки и чуть ли не силой вынуждены вытаскивать оттуда Вилькина — ведь он абсолютно уверен в своих расчетах! В нескольких метрах от нас разрывается первая бомба, заставляя нас вжаться в землю. Мы снова вскакиваем и бежим к укрытию. Еще один взрыв — и мы инстинктивно оборачиваемся и видим, что бомба почти точно накрыла наше предыдущее убежище. Мы подбегаем к траншее у самолета с бортовым номером «125» (на нем летает Сарауса) и ныряем в нее с головой, сваливаясь прямо на лейтенанта-механика Виньяса и на Регеро. Там мы и остаемся до конца налета.
«Вилькин! Слышишь, Хоакин?! Не притворяйся глухим! Можешь отметить этот день в журнале полетов! Если бы мы не «помогли тебе в твоих расчетах»... Посмотри, что осталось от твоего убежища!»
ВЕЧЕРНИЙ ПАТРУЛЬ
Завтра, 18 октября 1937 года, мы перебазируемся в Монсон, провинция Уэска. Наша задача там — проводить разведку в тылу противника. Сегодня все спешно готовятся к передислокации. В штабе мы изучаем маршрут и получаем указания о построении для полета. Меня назначают в звено, которым командует Мануэль Сарауса. У этого живого, невысокого, чуть полноватого летчика большие глаза с длинными черными ресницами, его тонкие губы постоянно подозрительно улыбаются, когда он смотрит на других пилотов своими огромными глазами. У Сараусы уже большой опыт ведения воздушного боя, в воздухе он орел и лев в одном лице. Но на земле он ведет себя как капризный ребенок. В его руках всегда пистолет —
любимая игрушка Мануэля. Он может начать стрелять по любым предметам, какие только попадаются ему на глаза. Его отец служит в гражданской гвардии Франко15, поэтому Мануэль всегда начинает стрелять из пулемета по дорогам, едва завидит на них людей в характерных треуголках.
Сараусе пришлось многое пережить, прежде чем он стал летчиком. Он великолепный пилот, в сложных ситуациях он знает, как уйти от врага. Он избегает ненужной опасности, но при этом нельзя сказать, что он труслив. Он смел и расчетлив. Его взгляд полон коварства. Едва завидев противника, он смело и стремительно набрасывается на него.
Мы летим в идеальном строю, направляясь на север. Высота пять тысяч метров. Мы углубляемся в территорию противника вдоль дороги Сарагоса — Уэска. Суровый пейзаж Каспе постепенно уступает место более приятному зрелищу — зеленеющим каштановым рощам и обширным лугам. Белая змейка дороги бежит по склону горы, а затем постепенно выпрямляется и переходит в прямую линию, идущую к столице древних королей Арагона. На всем нашем пути нет никаких признаков боевых действий. Только на подлете к Альмудебару мы замечаем вдалеке облачка пыли. Это взлетает нам на перехват эскадрилья «Фиатов». Агирре заметил их и, нарушая все уставы, подает нам знак пальцем. Мы продолжаем полет, но вскоре меняем курс и летим к Монзону. Приземляемся мы на лугу с густой темно-зеленой травой. Трава настолько мягкая, что не чувствуется, как колеса самолета касаются земли. Хоакин Веласко своеобразно выражает свою радость: он снимает обувь и ходит по траве босиком.
Он делает так после каждого приземления, чтобы получше почувствовать землю.
Потом наступает вечер. Последние лучи солнца еще озаряют неподвижные вершины гор где-то вдалеке и пробиваются к небу, где летят «москас», направляясь к дороге, связывающей Уэску с Хакой. Впереди, направляясь к безграничному пожарищу заката, летит, прокладывая путь для всех остальных, эскадрилья Агирре. Никто не знает, совершаем ли мы разведывательный полет или просто летим, чтобы заявить о нашем присутствии. Только командир знает цель нашего полета. Воздух под нами чист и прозрачен. Нам кажется, что кто-то наблюдает за нашим полетом, но вокруг все спокойно — мы не замечаем какого-либо движения.
Приблизившись к дороге Айербе, мы снижаемся до тысячи метров, чтобы лучше разглядеть движение машин и войск. Иногда нам встречаются небольшие автомобили, беспечно двигающиеся в различных направлениях. На присутствие нашей авиации на этом участке фронта не обращают никакого внимания. Они даже не утруждают себя остановить машину, увидев нас! Только по этой причине, из-за такого неуважения, мне хочется всадить в них лишний десяток пуль. Но командир эскадрильи продолжает полет — он ищет другие цели. Мы следуем за ним, крыло к крылу. Здесь дорога делает большую петлю, и тут мы видим, как вдалеке, у соседней дороги, что-то блеснуло в облаке поднявшейся пыли. На белесом полотне дороги мы начинаем различать что-то, похожее на медленно ползущую гусеницу. Это вражеский кавалерийский полк. Чувствуя нависшую над ним угрозу, он пытается остановиться и укрыться в естественных складках местности, но уже слишком поздно. Кажется, что до нас долетают
проклятия и ругательства, витающие в воздухе. Но эта кипящая масса людей и лошадей, со всем их вооружением и снаряжением, остановилась и насторожилась. Их взгляды устремлены на зеленые днища наших машин, они готовы продолжить свой путь, как только мы скроемся за горизонтом. Они не понимают маневра наших истребителей. Мы спускаемся и летим на высоте бреющего полета, наши машины делают широкую спираль, чтобы противник потерял нас из виду. Так мы можем атаковать неожиданно и с фронта и с фланга, используя открытую сторону ландшафта. В результате на выходе из атаки мы будем защищены от ответного огня.
Через несколько минут (всего через несколько минут!) все заканчивается. Наши «курносые» машины почти бесшумно (так как весь шум поглощается перепадами высот ландшафта) оказываются прямо перед врагом и почти на одной высоте с ним. Раздается гром восемнадцати пулеметов, каждый из которых обрушивает на врага 1800 выстрелов в минуту. С первыми же выстрелами строй противника ломается, начинается жуткая неразбериха. Обезумевшие лошади, получившие по несколько пуль в брюхо, мечутся из стороны в сторону, пытаясь укрыться от огня. Они налетают одна на другую, путаются в упряжи и скидывают всадников. Не зная куда деться, лошади бросаются на кусты и скалы, оставляя куски кровавого мяса на ветвях и камнях. Пули наших пулеметов, пройдя сквозь живую плоть, ударяются о скалы, высекая снопы ярких искр. Затем наши самолеты делают несколько поперечных заходов, засыпая всю эту массу людей и лошадей горячим свинцом.
Кажется, все стихло, все закончилось. Мы снова выстраиваемся в клин и летим крыло к крылу. Мы летим очень низко, на бреющем полете, на высоте около
пяти метров — чтобы еще раз удостовериться в результатах проделанной работы. Затем мы берем курс на Барбастро: мы используем его в качестве общего ориентира, чтобы потом повернуть на Монсон. У меня пересохло горло, а виски под шлемом мокрые от пота, я чувствую каждый удар моего сердца. Мне хочется сжать кулаки и проснуться от этого кошмара, но мне этого не сделать. Это реальность! Уже не остается времени думать о последней атаке. Сарауса, весьма довольный, выстукивает на корпусе под колпаком ритм какой-то песенки. Забавляясь, он направляет самолет на все выступающие объекты: дома, башни, деревья, столбы... Сейчас, на столь малой высоте и скорости свыше трехсот километров в час, мне не удается подумать о случившемся, но если бы было время и я мог оглянуться назад, то увидел бы направленный на меня взгляд глаз, полных слез и крови. Грязный, пыльный, искаженный болью взгляд всего того потока мертвых людей и лошадей, который мы оставляем позади...
