Читать книгу 📗 "No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Пельисер Франсиско Мероньо"
С набором высоты падает давление воздуха и понижается температура. Термометр показывает тридцать градусов ниже нуля, дышать становится все труднее и труднее. Холодный воздух обжигает легкие, лицо, проникает сквозь кожаную куртку и шерстяной свитер. Движения летчиков скованы, и кажется, что самолет управляется только одним лишь желанием пилота — руки и ноги почти окоченели. В такой мороз пропеллеры издают звук, напоминающий визг пилы, разрезающей сухую древесину, а фюзеляж самолета начинает покрываться толстой коркой льда.
Мы выстроились в компактные группы и на трех различных эшелонах пролетаем над заснеженными вершинами гор. «Наташи» идут внизу, на высоте трех тысяч метров, и, чтобы не отставать от них, мы вынуждены идти зигзагом. Мы уже приближались к Теруэлю, когда с запада на высоте пяти тысяч метров появляется авиация противника — двадцать «Юнкерсов-86» в сопровождении группы «Мессершмиттов-109». Наши «москас», находящиеся практически на той же высоте, устремляются в их сторону, но враг избегает встречи и углубляется на нашу территорию в направлении Алобраса.
В воздухе появляются сначала несколько белых облачков, затем их число увеличивается, и звучит запоздалый грохот зенитных орудий противника. Враг пытается заманить нас в ловушку. Плотность зенитного огня столь высока, что успешный прорыв наших самолетов сквозь непроходимый лабиринт рвущейся взрывчатки кажется невероятным. Сохраняя спокойствие, мы перестраиваемся, увеличивая дистанцию между самолетами, чтобы уменьшить вероятность поражения. Низкая скорость и прямолинейность в движении бомбардировщиков делают из них выгодную цель для врага. Выстрелы не прекращаются ни на секунду. Снаряды рвутся то справа, то слева, то над самолетами, то под ними, но ни один не попадает точно в цель. Истребители продолжают прикрывать сверху, защищая бомбардировщики от атак врага с воздуха. В это время бомбардировщики уже сбрасывают свой смертоносный груз на противника, делают глубокие виражи и становятся недосягаемыми для вражеских зениток. Пилоты бомбардировщиков проявляют подлинную отвагу и боевое мастерство.
После того как три эскадрильи «Наташ», не потеряв ни одного самолета, направляются обратно на базу в Лирию, мы оставляем их под прикрытием двух других эскадрилий истребителей, базирующихся в Барракасе, и снова отправляемся на линию фронта. Постепенно мы набираем высоту. Без кислородных масок лететь вдвойне трудно, особенно в такой холод. Мы превышаем отметку пять тысяч метров, движения становятся заторможенными, и перед глазами плывут темные пятна, заслоняющие линию горизонта. И вдруг перед нами появляется враг.
После бомбардировки мирных городов и селений в нашем тылу вражеские самолеты идут налегке, их скорость теперь больше. Но мы по воле судьбы оказываемся выше их, и, используя это преимущество, мы пикируем, пытаясь догнать врага до того, как ему удастся ускользнуть за линию фронта. «Мессершмитты», уверенные что наша авиация отстала, ушли далеко вперед, оставив позади себя свои бомбардировщики. Лишь их силуэты видны вдали, высоко среди перистых облаков.
Наша позиция выгодна для атаки. Стрелки, распо-ложенные со своими пулеметами в хвосте «Юнкерсов», не видят нас, так как мы намного выше их. Угол атаки позволяет нам подобраться к самолетам снизу и нанести удар по самому уязвимому месту «Юнкерсов» — по «пузу». Клаудин и Сарауса — командиры наших эскадрилий — начинают атаку. Первые пулеметные очереди настигают звено вражеских бомбардировщиков, идущее с левого фланга группы. Строй рушится, и теперь каждый сам выбирает свою жертву.
Черное облако горящего, только что сбитого самолета привлекает внимание «Мессершмиттов», которые тут же бросаются на подмогу своим. Воздушный бой теперь приобретает совершенно иную картину. Некоторые наши еще недостаточно обстрелянные пилоты даже не замечают приближения вражеских истребителей; другие прикрывают товарищей. В считаные секунды в воздухе возникает огромное вертящееся колесо. Люди выжимают из себя и самолетов все, что только возможно. Руки срослись с рычагом управления и гашетками пулеметов. Нервы на пределе. Летчики яростно сражаются, стараясь максимально сократить радиус виража. Самолеты с трудом выдерживают критические перегрузки. Малейшая ошибка — и самолет может войти в штопор и стать выгодной целью для фашистского «Мессершмитта».
Несколько парашютных куполов медленно приближаются к земле, почти неразличимые на фоне белых облаков и белого снега. На склонах гор пылают огромные костры сбитых самолетов. Вражеские машины с острыми носами, большими черными крестами на хвосте и крыльях ныряют в разрывы меж облаков, уходя от преследования. Один из «Мессершмиттов» пытается скрыться в гуще облаков, но пулеметная очередь, посланная с «чатос», пилотируемого Ороско, попадает ему в хвост. Самолет вспыхивает словно факел, но, не теряя надежды, пытается оторваться. Рядом с самолетом Ороско появляется Ярошенко. Вместе они бросаются в погоню за врагом, повторяя его маневры. Посланные ими одновременно трассирующие очереди, словно горящие стрелы, впиваются в самолет противника, и их пылающее ярким огнем пламя гаснет только внутри машины. Враг начинает метаться из стороны в сторону словно раненый зверь. «Чатос» преследуют его, пока израненный самолет врага, охваченный пламенем, не врезается в скалу.
Начинается дождь. Видимость практически на нуле, и когда Ярошенко и Ороско, проводив до земли сбитого врага, поднимаются над облаками, внезапно их встречает «москас» Степанова. Легким покачиванием крыльев он поздравляет друзей с победой. Все три самолета направляются на аэродром в Барракас.
Мой самолет оказывается выше других, и я вижу, что в небе уже нет ни одного «Мессершмитта». Но вдруг звук пулеметной очереди вражеской машины возвращает меня к реальности. Всего в нескольких метрах от меня скрещиваются очереди трассирующих пуль, выпущенных двумя фашистскими самолетами. Я даю газ до отказа, делая боевой разворот, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу. Более наглый направляется в мою сторону, и мы сближаемся, осыпая друг друга пулями. Другой не решается на лобовую атаку, уходит на высоту и выбирает момент, чтобы атаковать мой самолет сверху. На развороте у меня будет преимущество! Еще несколько секунд — и я смогу точно поразить врага, но он это тоже понимает, поэтому делает полубочку и устремляется в отрыв с тем, чтобы я начал его преследовать и подставил свой хвост его напарнику, уже взявшему меня на прицел. Чтобы ввести противника в заблуждение, я резко меняю направление полета. Снова мы встречаемся лоб в лоб — и снова он избегает лобовой атаки. Взмывая вверх, он уходит в сторону солнца, и мы оказываемся рядом: вися вниз головой, я вижу его открытое «пузо». Инстинктивно я нажимаю на гашетку: враг заваливается на крыло, как подбитая птица, а затем почти отвесно падает на землю. Рядом открывается белый купол парашюта.
На мгновение я зависаю в воздухе на ремнях, находясь в перевернутом положении. Скорость самолета резко падает, и мотор начинает работать с перебоями, словно ему самому не хватает воздуха. Так и самому недолго быть сбитым! Ведь в любую секунду может вернуться второй фашист, чтобы отомстить за сбитого товарища! Я с нетерпением жду появления второго «Мессершмитта», верчу голову во все стороны, но самолет врага так и не появляется. Наконец мне удается совладать с собой, и где-то вдалеке среди облаков, куда с трудом пробиваются лучи солнца, я вижу удирающего врага, который пытается скрыться на своей территории.
Снова я пытаюсь до отказа выжать газ, бросаю самолет в пике, чтобы набрать скорость и догнать фашиста, — но мотор глохнет. Кидаю взгляд на приборную панель: бензин на нуле! Стрелки часов показывают, что нахожусь в воздухе максимум отпущенного для полета времени. В такой ситуации нужно верить в себя, в свои силы, сохранять спокойствие. Высотомер показывает три тысячи метров. Далеко внизу виднеется аэродром, весь покрытый воронками от вражеских бомб. Задача не из легких — надо не только дотянуть до него, но и умудриться не попасть ни в одну из воронок. Хладнокровно вымерив угол захода на посадку, я направляю самолет между воронками. От сильного мороза замерзает масло в двигателе, и винт останавливается с лопастью в вертикальном положении. Кругом царит необычная тишина. Только крылья, разрезая морозный воздух, издают шелест, похожий на звук рвущейся бумаги. По мере приближения к земле начинается сильный боковой ветер. Прилагая максимум усилий, я пытаюсь удержать самолет, не дать ему отклониться от взлетно-посадочной полосы — и с большим трудом приземляюсь на аэродромное поле. Все проходит благополучно.
