Читать книгу 📗 "Господин следователь. Книга восьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич"

— Фи.

— Поняла. Куплю все, что есть.

[1] Автор честно признается, что хаживает по ночам к холодильнику. А кот — по ситуации. Если крепко спит, не пойдет. Но если его разбудить, то обязательно составит компанию, не бросит.

Глава 9

Горе и счастье

Сегодня мы с Анькой чуть не проспали. Спасибо нашей бородатой подруге, напомнившей, что ее пора кормить, а нам разбегаться — одному на службу, а второй на учебу.

А тут обнаружилось, что дрова вчера позабыли в печку сложить, воды нет и все прочее. Ладно, что чугунок, в котором кухарка-гимназистка варила щи достаточно большой, а позавтракать можно и первым блюдом. Но быстренько посовещавшись решили, что щи оставим на обед, а нынче перекусим яичницей. Я только за!

А в первую очередь пришлось кормить козу. Козы — святое! Святее только коты, но они сверхсущества.

Пока Аня бегала кормить подружку, затапливала печку, хозяин вынес помои и принес воды с колодца.

— Аня, давай все-таки кухарку наймем? — предложил я. — Куда тебе с гимназией, с литературой еще и домашнее хозяйство вести?

— Нет, — твердо ответствовала девчонка. — Надо просто спать пораньше ложиться, не засиживаться.

Ну да, ну да. Вчера мы с соавторшей действительно засиделись за чаепитием и уничтожением клубничного варенья, а параллельно за обсуждением новой повести, спать легли за полночь. Ладно, не стану спорить с сестричкой, посмотрим, сумеет ли она вытянуть всю нагрузку. Но уж упряма, словно коза. Нет, Манька не такая упрямая.

— Кстати, мы можем на ужин в трактир ходить. Или ресторацию, — заметил я.

— Вань, ты что, забыл? — вздохнула Анька.

Елки-палки! Как там у румынского драматурга? Гимназисткам младших, а особенно старших классов, запрещается… Там-то был дизель-электропоезд, проезжавший мимо городка, а у нас гимназисткам рестораны посещать запрещено. Так что, не едать теперь Аньке ее любимый супчик с потрошками. А куда можно? Вроде, в кафетерий разрешено, в светлое время дня.

Да, о драматурге. А не содрать ли нам «Безымянную звезду», поместив действие в Череповец? Дизельных поездов у нас нет, так пусть будет паровоз. Подумаем.

— Бегите на службу, господин следователь, — строго сказала кухарка. — Я еще успею посуду помыть, и на ужин заготовку сделать.

Раз маленькое начальство приказывает, значит, пора идти. А оно, начальство, еще и вякнуло:

— Попробуй только на обед не прийти — накажу!

И кто сказал, что барышень нельзя бить по попе? Можно! А главное — нужно! Эх, не попал.

— Свидание отобьешь, дурень! — радостно взвизгнула Анька, отскакивая в сторону.

Свидание? С кем? Сейчас точно, поймаю и отлуплю. Но мелкая вертихвостка уже ускакала на кухню. Ладно, позже разберусь — что там у нее за свидание. Беда с девками. Не успеешь отвернуться, как вырастают и ухажеры появляются. Придется оглоблю завести, чтобы Анькиных женихов отгонять. Ладно, если человек приличный, а если нет?

— Ой, Ваня-Ваня, чё сказать-то хочу! — опять подскочила ко мне козлушка. — Мне же вчера сон приснился, хотела тебе рассказать, пока не забыла.

— И что за сон? — поинтересовался я, прикидывая расстояние — дотянусь, или нет? Нет, мартышка правильно встала — не дотянусь.

— Приснилось, что вы с Леной — Еленой Георгиевной, то есть, меня в гимназию ведете, — затараторила Анька. — Но я отчего-то совсем маленькая, лет семь. Разве в семь лет в гимназию ходят? А вы отчего-то стали моими родителями. Косички какие-то, а еще банты дурацкие. Да, еще запомнила юбку в клеточку.

— Тебе нужно Елену спросить — не снилось ли и ей что-то подобное, — посоветовал я.

И отчего я не удивился совпадению?

— А я и спросила. Говорит — снилось. И была одета очень странно. В штаны и сюртук!

— Передай Леночке, что это называется брючный костюм, — сообщил я. — Не спрашивай, откуда знаю, но мне тоже этот сон снился.

Сообщив эту важную новость, удрал, пока Анька не начала задавать дополнительные вопросы. Этак и на службу опоздаю.

— Ме? — поинтересовалась Манька, когда проходил мимо.

— Деньги зарабатывать пошел, — пояснил я. — Иначе, кто тебе дуре сено покупать станет?

— Ме-а⁈ Ме-ме.

Типа — дурочек сеном не кормят, а раз так — дуй, не отвлекайся на болтовню. Все она понимает.

Прибыл на службу вовремя, а теперь сидел и честно занимался положенным по должности делом — разбирал бумаги, связанные с делом по самоубийству Екатерины Михайловой, раздумывая — что из них выкинуть, а что слегка поправить. Если уголовного дела нет, то и следственных действий проводить не положено. Скажем — Акт осмотра места происшествия можно оставить и так, а вот допрос Ракожора надо превратить в «объяснение». Но там и делов-то — взять ручку да исправить слово. Акт изъятия вещей покойной у бирюка я не сделал, да и сами вещи остались у пристава. Были бы у меня, можно было бы сразу свекрови и отдать, взяв расписку. Ничего, сама потом сходит и заберет. Кстати, Ангелина Никодимовна ни разу не заикнулась о вещах покойной невестки. Плюсик ей.

Вспомнилась жалоба брата отравившегося фельдшера Виссариона Щепотьева[1], который переживал, что ему не возвращают барахло покойного — старые штаны, кальсоны и что-то еще.

Все-таки, кое-что меня в самоубийстве Екатерины смущало. Во-первых, нужно было сразу спросить у свекрови — не ударялась ли невестка затылком накануне смерти? Предположим — лазила в голбец за картошкой, да и стукнулась головой. Впрочем, это уже детали. Доктор-то все равно станет делать вскрытие.

Или отменить вскрытие? Кажется, все здесь ясно и понятно. Нет, отменять ничего не буду. И не забыть еще направление написать.

Что-то еще было и во-вторых… Что именно? Ах, да. Спрашивается — куда делась обувь? Ракожор решил «замылить» туфли? Или башмаки — что там у нее на ногах было? Нет, вряд ли. Мы его изрядно напугали, не решился бы врать.

Возможно, Екатерина вышла из дома босой. Женщина она деревенская, не привыкать босиком бегать. Решила обувку сберечь и оставить ее свекрови. Вон — не взяла же она колечко и сережки. Старая юбка, блузка с платком — кому они нужны? Если только ее же и похоронят в этой одежде. А обувь и продать можно.

Дверь отворилась без стука.

— Господин Чернавский, дозволите? — услышал я голос господина Литтенбранта.

Аглицкий джентльмен из сельской глубинки! А еще мой разлучник, что увел у меня квартирную хозяйку и любовницу. Я-то с одной стороны этому рад — проблема разрешилась сама собой, но с другой, посматриваю на Литтенбранта как на удачливого соперника. Сам знаю, что это глупость, а все равно…

— Петр Генрихович, какими судьбами? — вскочил я с места и пожал твердую мозолистую руку, привыкшую к рогатинам и спусковым крючкам. — Как это вы решили покинуть свой уединенный приют?

— Дела, Иван Александрович, дела, — вздохнул Литтенбрант, усаживаясь на стул, а с его охотничьего плаща во все стороны полетела дорожная пыль. Зато открылись петлицы, на которых красовались две звездочки, вместо одной. — Век бы сюда не ездил, но пришлось.

— Поздравляю вас с губернским секретарем, — искренне сказал я. Все-таки, губернский секретарь для сорока лет — не слишком серьезно, но все-таки, это не коллежский регистратор, а чуточку посолиднее.

— Вы же знаете мое отношение к чинам и званиям, — поморщился Петр Генрихович. — Но сами понимаете, положение обязывает. Несолидно коллежскому регистратору быть мужем вдовы коллежского асессора.

Знаю-знаю. Такого пофигиста, как мой сельский коллега редко встретишь. Ходил бы он в чине 14 класса до пенсии, если бы не женился. А коли женился, надо соответствовать, да и жалованье на червонец больше. Глядишь, к выходу на пенсию до титулярного дорастет. Если бы переехал в город, мог бы и на коллежского рассчитывать, а в селе шиш.

— От супруги — нижайший вам поклон, — сообщил Литтенбрант. — Просила передать вам поздравление с очередным чином, с дипломом… Не знаю, что вы еще успели получить, но она поздравляет со всем сразу.