Читать книгу 📗 "Воин-Врач II (СИ) - Дмитриев Олег"
Нет, они и так тоже пробовали. И единогласно решили, что делать так больше не будут. До завершения операции нужно было оставаться в тонусе, в сознании, в адекватном состоянии, а не пытаться нащупать слабыми пальцами хоть бы единую мыслишку в пустой, как ведро, голове поутру после возлияний. В этом контексте Гнату очень понравилась фраза Всеслава о том, что пьянка — это хорошее настроение, которое ты берёшь взаймы у следующего дня. Всё берёшь, без остатка.
Последняя неделя была особенно тяжёлой. Молчали, одинаково сокрушённо качая головами, и Алесь, и Ставр, у которых по-прежнему не было новостей. Князь с воеводой одинаково хмурились и снова уходили на двор, где опять с треском начинали молотить друг о дружку тяжеленными дубовыми досками с рукоятями, как у мечей. Вымоченными в воде. Держа по две сразу.
Народ на эти две рычавшие и гудевшие мельницы-убийцы смотрел только исподтишка и со страхом. Кто-то мелко крестился, кто-то перебирал на груди под одеждой старые обереги. Но все сочувствовали и сопереживали Всеславу и Рыси. И очень не завидовали тем, кому доведётся встать напротив любого из этих двоих в сече. Если неподъёмные сырые доски летали так, что глаз за ними не поспевал, с гулом разрывая зимний воздух, и хватало их от силы на полдня, то что могли два этих чудовища сотворить в битве на мечах — не хотелось даже и думать. Глядя на измочаленные в лохмотья доски, которые пара за парой вылетали из жуткой карусели с рыком: «Ме-е-еч!». И Вар или Немой вкидывали две новых. Треск молотилки вспыхивал снова, и пугавший неуловимый глазом хоровод продолжался дальше.
Черниговцы уехали через три дня после финала. Княгиня Ода по-прежнему носила платок, повязанный так, как следовало мужней жене, и вид имела вполне смиренный. Парик, краску для щёк и бровей забросила. С князем прощалась вежливо, благодаря за тёплый приём и диковинное зрелище — ледню — что понравилась ей необычайно. Они с Радомиром и Неофитом обещали прислать на стажировку два-три отряда в самое ближайшее время, и не исключали, что с командами приедет сам князь Святослав. Перед самым отъездом немка ещё раз низко, до снега, поклонилась Чародею и попросила прощения. Вроде бы даже вполне искренне. Хотя кто их, баб, разберёт?
Уезжал с ними во град Чернигов и один из ратников Алесевой сотни. Годы и старые раны уже не позволяли ему так уверенно и подолгу сидеть в седле. Поэтому, получив полный расчёт и дорогие подарки от князя и княгини, решил он перебраться подальше от южных границ, пусть и спокойных пока. Думал осесть где-нибудь возле города, вдовушку весёлую найти да срубить или купить избушку, а то и хуторок малый. А там уж пчёл разводить, скотину. И голубей. Три пары горлинок ехали с ним. Алесь уверял, что голубятник из военного пенсионера выйдет отличный. А птички те были с Киевских и Полоцких голубятен, так что весточку могли прислать-передать в любой из этих городов. А то и в оба сразу.
Нашлись любители сизокрылых и среди монастырской братии. С начала зимы что в Лавру, что в Софию то и дело приезжали делегаты от разных епархий, некоторые оставались послушать проповеди патриарха и поучиться у целителей. Троих на обратном пути, беда такая, задрали волки. Вместо них в епархии отъехали те, кого назначил отец Иван. Такие же, кроме севера и востока, отъезжали и на запад, неся с собой Божье слово Русской Православной церкви, инструменты и запасы медикаментов. Ну и голубей, птичек Божьих, само собой. Сеть дальней и оперативной связи разворачивалась медленнее, чем хотелось бы, но это уже было гораздо лучше, чем ничего. Чем сидеть неделями, ожидая долгожданных вестей, не находя себе места.
— Княже, есть! Есть вести! — раздался истошный крик с дальней крыши, где и обустроили голубятню. Алесь прыгал на дранке, рискуя того и гляди свалиться вниз. В руках сжимая, кажется, не очень довольного столь горячей встречей усталого голубя, что норовил клюнуть сотника за палец, как последний петух.
Фраза эта про «есть вести» была настолько же долгожданной, насколько оказалась неожиданной. Рысь и Чародей, продолжавшие остервенело уродовать пиломатериал на утоптанном снегу, одновременно отскочили назад, чтоб не покалечить друг друга. Потому что головы вскинули на Алесев голос тоже синхронно. Но пляску с тяжёлыми досками в руках так просто не прервёшь, поэтому их обоих по инерции развернуло. Князь с воеводой выпустили инвентарь, что с гулом полетел в разные стороны и редким чудом никого не зашиб и не прибил. Рысь быстро утёр красное распаренное лицо снегом из-под ног и сперва крикнул соколом, а потом протрещал сорокой. Из-за угла тут же вылетел один из его ратников и побежал к воеводе, видимо, за указаниями. По пути тревожно глянув на будто изжёванную дубовую доску, что торчала в стене терема, попавшую туда и намертво застрявшую аккуратно между брёвнами венцов на уровне груди. Войдя в крепко проконопаченный шов ладони на две.
В гридницу влетали один за другим члены «Ставки». Первыми, конечно, сотники и князь с Рысью. Следом, топая, как стадо слонов, прибежал Гарасим с неизменным коробом-кабиной для безногого Ставра. Потом показались запыхавшиеся Юрий и Буривой. Последним вбежал в комнату патриарх Всея Руси. Он, как выяснилось позже, влетел на подворье верхом на вороном коне, едва не стоптав Ждановых, что стояли на страже, и с седла маханул сразу на балкон-гульбище, минуя ступени всхода-лестницы. Молодость вспомнил. Как оказалось, не он один, потому что уже через некоторое время к подворью стали стягиваться вооружённые люди, группами и по одиночке. Вид у несущегося по улицам на чёрном скакуне патриарха с развевавшимися за спиной рясой и бородой был тревожнее, чем у бегущего генерала в военное время. Народ решил, что беда на пороге, и отправился к терему, на подмогу вере православной и князю-батюшке. Но это всё мы узнали уже сильно позже.
— Держи, княже, — с поклоном протянул шёлковую ленточку Алесь, бледный и взволнованный.
Чародей развернул шифровку и я привычно прочитал написанное в ней, будто по волшебству снова представившееся мне полоской телеграммы.
«Взяли, часть дома. 2 ран идём к вам. Латгалы спасли»
Всеслав схватил плошку с чем-то жидким, что подвернулась под руку, и в три глотка выпил, передавая тряпочку Рыси. Что было в посуде — не понял.
Гнат, сощурившись, дважды перечитал сообщение про себя, и лишь после этого вслух. Как за эти несколько секунд Ставра и Буривоя не разорвало в клочки́ от нетерпения, я не понял. Случайно повезло, наверное.
— Так, — отдышавшись и послушав восторженные крики и хрипы, начал Чародей. — Навстречу к ним полусотню, Алесь, намётом, сразу, как выйдешь. Встретить и доставить их всех мне сюда, как Жар-Птицыно яйцо, бережно и очень осторожно. По сторонам глядите в оба: чуть что не так покажется — стрелять без разговоров. Рысь, два десятка своих с Алесевыми отправь. Чтоб на перестрел, а лучше на два и близко чужих не было.
Гнат и конно-связной старшина кивнули хором, отрывисто, слушая очень внимательно.
— Они, други, знают сейчас побольше, чем мы с вами, и стоят каждый очень дорого. Я бы на месте папы и императора направил по следам их ищеек тайных, чтоб вызнать достоверно, кто же это такой бесстрашный завёлся в том лесу, куда они ушли, чтоб империю и церковь грабить под самым забором. Потому следить, повторяю, в шесть глаз, каждому! Ставр, если есть с тобой сравнимые по умению следопыты — отправь с Гнатовыми, пусть весь путь пройдут до самого Полоцка, на брюхах проползут, но все следы чтоб проследили мне! До тех пор, пока в те ноги, что их оставили, не упрутся! Если не выйдет лазутчика или любого, кто рядом окажется, живым в руки взять — пусть стрела догонит. Любого, Рысь! Мужика, бабу, ребёнка, — тут все в гриднице вздрогнули, хотя воздушных и романтических натур за столом не было. Но голос Чародея, снова безжизненно ледяной, уже не холодил. Он поистине вымораживал, как лютая стужа — мелкую речку, до самого дна. И дно на метр в глубину тоже.
