Читать книгу 📗 "Муля не нервируй… Книга 6 (СИ) - Фонд А."

— А этого я уже не знаю. Или моча ей в голову стукнула, или, может, все в интересном положении бабы такие, сложно сказать. Ну, я думаю, что этот хахаль ей в уши наплёл. Он же думает, что квартира ей останется, и он тут поселится жить. Готов её взять даже с чужим ребёнком, а там будет видно. Они же потом могут развестись и квартиру эту разделят.

Я задумался.

Так-то, в принципе, Глаша была права. Хоть и женщина она малокультурная и необразованная, но в природной человеческой смекалке и житейской мудрости ей не откажешь.

— Спасибо, Глаша, — кивнул я. — Только о нашем разговоре молчок. Фаине Георгиевне не говори, что я спрашивал.

— Хорошо!

Судя по тому, как довольно блеснули глаза Глаши, первым делом, что она сделает, это расскажет Фаине Георгиевне. Но мне это уже было мало интересно. Сейчас надо разобраться с Машей.

Я позвонил в дверь. Долгое время никто не открывал, но я стоял и терпеливо ждал. Я знал, что она там. Глаша сказала, что видела, как она вернулась из женской консультации и сразу пошла домой.

Я жал и жал на звонок. Уже думал, что он перегорит от напряжения, как дверь открылась.

На пороге стояла запухшая Маша. Явно плакала.

— Чего тебе? — неприязненно сказала она, шмыгнув носом.

— В смысле чего? Здравствуй, Маша, — сказал я.

— Здравствуй, — буркнула она и исподлобья посмотрела на меня.

Пройти в квартиру она мне не предложила, но меня долго просить не надо. Я сам отодвинул её от порога и сделал шаг в квартиру.

— Куда ты лезешь! — вскинулась она. — Я сейчас не могу принимать гостей, я себя плохо чувствую!

— Ничего страшного. Сядешь на кухне, выпьешь водички, и мы поговорим.

— Я тебе сказала, что я не могу! — заверещала она. — Пошёл вон!

У неё началась банальная истерика.

Я терпеливо ждал, пока это всё закончится, и примерно через несколько минут, когда она иссякла орать, я спросил:

— Так ты меня впустишь в мою квартиру или нет?

Маша посмотрела на меня очумелыми глазами и заплетающимся языком переспросила:

— В каком смысле в твою квартиру?

— В том смысле, что это моя квартира, — сказал я. — Я являюсь хозяином этой квартиры и пустил вас сюда с отцом пожить.

Маша онемела и не нашлась, что мне ответить. Воспользовавшись моментом, я прошёл на кухню.

Здесь было не убрано. На столе и в раковине была немытая посуда. Стол был чем-то заляпан. Пахло неприятно.

В квартире я заметил признаки пребывания мужчины. Причём тапочки были явно не размера Модеста Фёдоровича, а очень даже большие. Примерно сорок пятый размер. А Мулин отчим носил от силы сорок первый-сорок второй.

— У тебя гости? — спросил я.

— Какие гости? Только ты, — вскинулась Маша.

Я кивнул на тапочки:

— А это чьи?

— Какое твоё дело?

— Ну, дело у меня есть. Кто к тебе приходит?

— Ко мне отец приезжал из деревни, — взгляд Маш вильнул и на щеках выступили алые пятна.

— Не ври. Отец у тебя живёт далеко, в Молдавии где-то.

— Это не у меня, это у Ломакиной, ты всё перепутал! — возмутилась она.

— Насколько я помню, что ты откуда-то издалека приехала, из деревни какой-то. И вряд ли твой отец будет к тебе оттуда часто ездить. И уж точно ради него ты не будешь держать тапочки прямо у входа, — сказал я. — Отвечай, кто к тебе приходит?

— Ты что на меня напал? — она зарыдала.

— Мне соседи рассказали, что к тебе ходит какой-то хахаль, поэтому ты моего отца выгнала из моей квартиры, — не стал щадить её я. — И давай уже говори, что это за ребёнок? Где ты его взяла и как ты провернула аферу, выйдя замуж за отца?

Маша ошалела, посмотрела на меня и схватилась за голову. Её начала бить крупная дрожь. Она зарыдала, громко подвывая.

Я встал, подошёл к крану, набрал стакан воды и поставил перед ней:

— На, пей.

Маша, стуча зубами по стенкам стакана, сделала несколько глотков. Слёзы продолжали литься, но меня это мало заботило. Я хотел знать правду.

Маша всё рыдала и рыдала.

Я смотрел спокойно на это всё представление, и мне её не было совершенно жалко. Вообще с тех пор, когда я её первый раз увидел, она совершенно изменилась. Если в первые наши с нею встречи это была девочка-солнышко, эдакая светлая лучезарная девочка, то сейчас здесь, передо мной, сидела утомлённая, видавшая виды и битая жизнью баба. Она настолько резко постарела, что я бы мог ей дать и все сорок лет. Если бы я не знал, что ей около двадцати, то я бы думал, что она старше меня из прошлой жизни.

— Рассказывай, — устало повторил я.

— Да что говорить, — она посмотрела на меня и сказала, — я сделала ошибку, что вышла замуж за твоего отчима.

— Почему? Ты же говорила, что ты его любишь.

— Да какая там любовь! Он воспользовался моей наивностью, — начала она, но я её перебил.

— Не надо мне заливать.

— Я не заливаю, я говорю правду, — заверещала она.

— Нет, ничего подобного. Ты выходила за него замуж, и ты уже была в положении. Если бы ты была святая наивность и он тебя только совратил, как ты всё это разнесла по институту, то ты бы не была настолько беременной. Сроки не сходятся, Маша.

Я криво улыбнулся и добавил:

— А вообще, я отдаю должное за твой режиссёрский талант. Тебе бы в театре у Глориозова работать. Так скажи, вот это всё шоу в институте, которое ты устроила с учёным советом, с привлечением врага Модеста Фёдоровича — Попова, с привлечением твоей подружайки Ломакиной, — это же всё твоих рук дело?

Маша посмотрела на меня, глаза её злорадно блеснули, но она не сказала ничего.

Я посмотрел на неё и сказал:

— Ведь ты прекрасно всё рассчитала. Пустила слух, и возмущённая общественность Института надавила на моего отца. Как честный и порядочный человек, он был вынужден на тебе жениться, чтобы спасти твою репутацию. Ты ему не оставила другого выхода.

Маша кривы усмехнулась и промолчала.

— Ну, а зачем ты с подругой своей так поступила, с Ломакиной? Ведь она же на тебя кислоту не выливала?

— Выливала! — фыркнула Маша.

— Ну, вполне допускаю, возможно, она держала эту кислоту, а ты просто подбила её руку или как там правильно?

Маша с торжествующей злой улыбкой посмотрела на меня и проворчала:

— Ты всё равно ничего не докажешь! Тебе никто не поверит!

— А я и не буду доказывать, — сказал я. — Ты сейчас же собираешь свои шмотки. Даю тебе время до вечера… ну ладно, ты за полдня не успеешь, всё-таки ты в положении, ладно, даю тебе два дня. Через два дня, чтобы ноги твоей в этой квартире не было. Это не твоя квартира, она тебе не принадлежит, и ты своим хахалем жить здесь не будешь. И я тогда с очень большим интересом посмотрю, останется ли он с тобой ради тебя или же, когда у тебя не будет квартиры, он тебя пошлёт лесом вместе с вот этим незаконнорождённым ребёнком. Кстати, ты хоть знаешь, кто отец этого ребёнка?

Я посмотрел на неё с насмешкой. Маша вспыхнула.

— Знаю.

— И кто?

— Не твой отец, не думай!

— А кто? Кто-то из аспирантов или же ты просто где-то на вокзале нагуляла?

— Да ты что! Как ты смеешь⁈ — Маша вскинулась ударить меня по лицу, но я не дал, перехватил её руку.

— Тихо-тихо, — сказал я, — давай без вот этого всего, нормально же общались. Или ты привыкла именно так со всем своими хахалями разбираться?

Маша молчала, только исподлобья зыкала на меня.

— А что ты дальше будешь делать? — я посмотрел на неё. — Афера с Модестом Фёдоровичем у тебя провалилась, хахаль тебя без квартиры теперь точно бросит. Ты останешься с ребёнком на улице.

Маша шмыгнула носом.

— Но вообще-то ты в общежитие можешь уйти. Там у тебя койко-место.

— Ты не посмеешь меня выгнать на улицу! — она чуть пришла в себя и зашипела на меня.

— Как это не посмею? Ты мне никто. Эта квартира принадлежит мне. Я, молодой специалист, планирую когда-нибудь завести свою семью. Зачем мне отдавать своё жильё непонятно кому, да ещё с такой репутацией нравственно падшей женщины?