Читать книгу 📗 "Воин-Врач (СИ) - Дмитриев Олег"
Фигура грека дёрнулась и обвисла, как будто опустели и ряса, и тело под ней, проводив вылетевшую с перепугу душу.
— Погорячились, видать, — смущённо, но совершенно нормальным человеческим голосом прогудел Гарасим.
Тут случилось сразу много всего. Мотнулся, словно от ветра, которого в горнице не было, рукав рясы. Синхронно махнул рукой Ставр. Застучало что-то по половицам. А к державшему грека на вытянутой руке за шиворот великану подскочили Гнат и Вар, хватая митрополита за руки.
— Погорячились они, тьфу ты, щеглы, всему учить надо, — сварливым тоном прохрипел безногий инвалид и тут же охнул, схватив левой рукой себя за правое запястье. — Староват я уже для таких штук. Ты-то куда смотрел, медвежья твоя морда⁈
В незанятом густой шерстью промежутке между бородой и низкой чёлкой Гарасима проявилось раскаяние и вовсе не вязавшееся с образом пристыженное выражение лица.
— Когда дух вон — не так висят! Как не вырвался ещё, падла византийская. Вы, хлопчики, ему ноги бы стянули чем, они, помню, умеют и эдак ещё. А вот бусины надо собрать, и крест тоже. И верёвочку, верёвочка тоже хитра, кажись, — продолжал старик.
— А что с чётками не так? — насторожился князь.
— Всё, если просто сказать. Бусины собрать все до единой, и в рукавицах бы лучше, или через тряпку какую. Там могут смолы́ капельки быть, или кристаллы навроде соли, или цветом отличаться некоторые будут, будто в соке отмачивали их. Оборони Боги, малыш найдёт, как ползать станет. Яд там, да лютый. Лизнул бы он ту бусину — и некого спрашивать стало, враз бы в Преисподнюю свою провалился, во́рон носатый. А верёвочка, думаю, или из звеньев малых сплетена, или из проволочек свита тонких. Вишь, нож-то куда отлетел? Пенька да шёлк так булатные ножи не сбивают, княже, — поучал старый воин.
Гнат, пока он рассказывал, негромко протрещал по-беличьи, и из коридора ввалились трое Лютовых. Увидев, что рубить-стрелять некого, прослушали де́дов инструктаж, и расползлись собирать бусины. Через втрое сложенные холстины.
— А ты, деда, где так ловко научился ножи метать? — спросил Гнат, когда сверкавшего глазами Георгия связали по рукам и ногам, да как-то хитро, заломив согнутые в локтях руки за спину и накинув петлю на шею, внатяг. Рысь разбежался в два прыжка, оттолкнулся ногой от бревна стены и повис на ручке швыркового ножа, что торчал в ла́ге потолка. И очень удивился, что вырвать тот сразу не вышло, пришлось качнуться разок.
— Так на паперти Софии вашей, внучок, — издевательски прохрипел дед. — Сидишь, бывалоча, так скука одолеет — хоть вой. Вот ножичками и баловался. В тот год, когда ты про нетопыриное клеймо прознал, мне его уже с ногами вместе отрубило. Внучок.
Последнюю фразу он говорил другим голосом. Серьёзным и до крайности многозначительным. Судя по поклону, с которым ему снова вручил нож ручкой вперёд теперь уже сам Рысь, он сказал что-то очень важное.
В памяти князя мелькнули какие-то слухи о чуть ли не тайном воинском ордене, где знания передавались тысячелетиями. Те, кто там учился, плавали лучше рыб, бегали быстрей барсов и коней, и только что не летали по небу. Всеслав тем слухам особо не верил, принимая за сказки. Тем, кто успешно проходил испытания, ставили клеймо с силуэтом летучей мыши-нетопыря, где-нибудь в незаметном месте: подмышкой, на ступне, а то и под подбородком, чтоб в бороде видно не было. Вот тебе и сказка — ложь…
Глава 20
Планирование по-Чародейски
Когда обоих греков отволокли в разные погреба, чтобы вдумчиво, убедительно и предметно повыспрашивать об особенностях международного шпионажа, подрывной диверсионной идеологической работе и прочих богословских вещах, мы продолжили совещаться. В свете последних, вот прям только что произошедших, событий князь искренне радовался, хоть снаружи это и не было заметно, что не поддался на уговоры Рыси и настоял на том, чтобы Гарасим со Ставром тоже присутствовали. Какое-то внутреннее чутьё говорило, что это было очень верным решением.
Безногий дед, шустро соскочивший на руках с лавки, и на них же подобравшийся к задёргавшемуся и едва не удавившему себя греку, скупо и деловито ошмонал открывшегося с неожиданной стороны митрополита. И удивил и его, и каждого из нас.
Георгий оказался той ещё змеёй. Перевязь со швырковыми ножами, обнаруженная под срезанной неуловимым движением рясой. Духовая трубка с длинными оперёнными иглами к ней, таившиеся в рукаве. Складной крюк-кошка, скрывавшийся в верёвке, что опоясывала рясу. Наперсный крест с выкидным лезвием, что как и ножи было покрыто какой-то желтоватой плёнкой. Два кошеля с золотыми монетами. Очень неожиданно было узнать, что архипастырь не выходит из храма, не захватив деньжат, на которые можно было бы купить, пожалуй, каждый дом в городе, а то и улицу с переулочком, если подальше где. Добил же дед всех, когда засунул рычавшему митрополиту в рот рукоятку своего ножа, разжав зубы, треснув предварительно по уху, как-то хитро сложив ладонь лодочкой, так, что грек «поплыл» с одного хлопка. Протянув требовательно ладонь к Рыси, старик взял положенный в неё нож, и, пошерудив во рту вяло дёргавшегося Егора, достал два зуба. Почти настоящих, только оказавшихся пустыми внутри. Со значением глянув на Гната, дед вернул нож, отёр пальцы о подрясник, и так же, на руках, вернулся за стол.
— Видали мы таких, — бурчал он, наливая себе кваску, — поискрит ещё глазками, поругается на своём, поблажит для приличия на дыбе. А потом ковырнёт ногтем во рту — и туда же, в Преисподнюю, на самом интересном месте. Нет уж, носатый, теперь ты всё расскажешь, — угрожающе протянул он, покосившись через плечо на Георгия.
— Все подохнете, дикари, — прошипел тот неожиданное для священника обещание.
— «Во славу Господа», ты забыл добавить, — издевательски хмыкнул инвалид, отпив квасу. Не оборачиваясь на змею, которой сам вырвал жало.
Вернулись женщины, Домна выскочила в коридор и через миг, ну максимум — два, вернулась с парой молодых девах, с кувшинами и блюдами. Верное решение, аппетит будто и начисто забыл, что обед закончился не так давно.
— Продолжаем, други, — развернул шкуру с чертежом Всеслав. — Про свеев сказ ваш запомнился мне. Пока они там брат с братом собачатся, выясняя, как бы и от Рима золота получить, и от своего народа красного петуха или стрелы́ в бок не поймать, надо бы помочь единоверцам. Значит, пока я в яме загорал, Эрик Стенкильссон повздорил с Эриком Язычником, и как-то так очень удачно случайно вышло, что оба они померли, а на престоле очутился «кроткий и милостивый» Хальстен. Но сидит он на нём, как на кривой лавке, потому что папе римскому в рот и в карман смотрит. А тот собачится с императором Генрихом, который всех девок в окру́ге перепортил, и просит папу развести его с женой, объясняя просьбу не тем, что кобель последний, а тем, что брак заключился под недоброй звездой. Вот же дикий народ-то…
Старики качали бородами, подтверждая сказанное. Князь водил пальцем по карте, перемещаясь южнее.
— В Моравии и Богемии князь Вратислав очень хочет быть королём, но Генрих никак не может определиться, нужно ли ему столько королей. Потому что родственник наш дальний Болеслав, к которому так спешит сейчас Изяслав, тоже корону хочет. Жена у него, у поляка — Вышеслава, дочка Святослава Ярославича, так?
Я, признаться, еле успевал следить за всей этой Санта-Барбарой. Не западная Европа, а коммуналка какая-то: все друг другу или родня, или спят друг с дружкой втихаря. Дурдом настоящий.
— А у Вратислава новая жена — Светослава, внучка Владимира Святославича, — продолжал князь, потерев лицо ладонями. Видимо, тоже устал перечислять родню. — Но чехи на империю больше обижены: и свободой, и землицей, и деньгами жадина-Генрих не балует. Надо помочь родственничку. Глядишь, Болеславу некогда будет сюда к нам наёмников гнать, когда у него сгорит, например, Краков.
