Читать книгу 📗 "Воин-Врач II (СИ) - Дмитриев Олег"
Через пять дней в двух дневных переходах от Пожони на берегу широкого Дуная отряд неведомых злодейских болгар расстрелял и вырезал охрану каравана. Народу было сотни три, из них боевых — никак не меньше сотни. Три залпа в мирной низинке, в чистом, почитай, поле, где засады ждать было, казалось бы, абсолютно неоткуда, конвой уполовинили. На этом эффект неожиданности закончился, и началась суровая и трудная боевая работа — в охрану такого груза набрали явно не простых обозников. Но нетопыри не подвели. Или Боги не выдали. В общем, удачно всё сложилось, даже без жертв среди наших. Избитых монахов связали и сбросили в овраг. Груз разошёлся на пять сторон, но снова встретился через неделю на берегу Моравы, сильно южнее того места, где был захвачен. Похудев больше, чем вдвое, как и отряд. Забрав часть добытого-награбленного, Корбут отправился вниз по Дунаю. Лявон с пятёркой бойцов пошёл вверх по Одеру. Влас со второй пятёркой, под прикрытием и с помощью лесовиков, двинул к Припяти.
До устья Двины оставалось всего ничего. Ребята перешучивались и предвкушали посиделки дома. И как сглазили.
Первым их нагнал дозорный, видимо, отряд ляхов, небольшой, десятка два лёгких верховых. Подлетели на расстояние выстрела — и умерли. Гнатовы все стреляли если и хуже Яновых, то ненамного. А эти ещё и летели цепью, как на стрельбище.
Следом пришёл второй, чуть больше. Осторожно приблизился, осмотрев сперва трупы предыдущих интересантов, подобрался ближе, собравшись было внимательно погрузиться в изучение чужих гружёных саней, оставшихся без присмотра… И тоже умер. Очень испугавшись перед смертью непонятных белых теней, что выскакивали прямо из-под снега, по которому только что проходили живые люди. Ставшие мёртвыми невероятно быстро. Два выстрела из положения «лёжа» — и поляков стало почти вдвое меньше. А в том, что шестеро нетопырей смогли мигом вырезать десяток-другой остолбеневших от ужаса врагов, не было никаких сомнений.
Третьих было ещё больше. Они окружили отряд и принялись закидывать их стрелами. В поднимавшейся метели это было не идеальным решением, конечно, но подходить, наверное, было страшно. Посмотрев по пути на то, что сотворили с телами первых двух отрядов Гнатовы безобразники, ляхи точно не рвались ложиться рядом на снег. Ставший красным на слишком уж большой площади Варяжского моря. Нетопыри лениво отстреливались, только когда кто-то уж вовсе нахально подставлялся. Наверняка работали, берегли стрелы. Как чувствовали.
Когда в усиление третьего отряда прибыла едва ли не полусотня «тяжёлых», стало ясно, что купаться в весенней Двине, когда вокруг родного Полоцка зазеленеют холмы, сочные, яркие, наполненные тёплым пряным ветром от лесов, что смешивается с речной прохладой, доведётся не всем. А то и никому.
Один здоровяк, закованный в железо от ног до макушки — и не околел же на морозе — был особенно хорош. Он крутил булавой, что весила, наверное, пуда два, с такой лёгкостью, будто камышинкой помахивал. На стрелы внимания вовсе не обращал. Прыгнувшего на него волчьим скоком Кузьку сшиб в полёте, развернувшись быстрее, чем мог бы, кажется, живой человек. Илья с Павлухой, завыв, накинулись на него, возвышавшегося башней над лежавшим у его ног Кузьмой, когда человек-железная гора уже собирался окончательно расплющить их другу голову. Воя и рыча, они четвертовали великана прямо так, стоячего. При том, что рука у Илюхи работала уже только одна, вторую посекли двое набежавших вот только что, прежде чем улеглись на красный снег, мелко сучА ногами. Возле шеи, у плеч и бёдер нашлись в броне неприметные щёлки-складочки, куда пробились-таки булатные полосы ножей и мечей. Трое остальных, с Лявоном во главе, прикрывали их.
Надо было, наверное, завыть раньше. На последнюю волчью песенку, что завели, став кругом над телом Кузьки, нетопыри, готовясь забрать в гости к пращурам побольше ляхов, из снежной карусели, разошедшейся в полную силу, начали выскакивать латгалы, кто верхом, кто на лыжах. Следом принялись падать поляки, собиравшиеся было накинуться всей сворой на проклятых неубиваемых «болгар» с таким богатым грузом. Они не смотрели по сторонам и за спины, а зря. Родичи Яна-стрелка перещёлкали их прямо сквозь метель. А потом перепрягли в сани свежих лошадок, помогли усесться рядом с Кузькой пятёрке вымотанных донельзя бойцов — и рванули к Полоцку.
Это было невероятно, но это было. Два десятка нетопырей буквально разули и раздели Святой Престол до исподнего. Читая описи, что передал Третьяк, Всеслав холодел, хоть и не подавал виду. На месте папы Александра, он наизнанку бы вывернулся, но столько добра ни за что бы никому не отдал. Принимая во внимание то, что брат Сильвестр или уже рассказал, или вот-вот должен был поведать хозяевам о диком жутком колдуне-русе, ждать гостей следовало в самое ближайшее время. И готовиться.
— Третьяк пишет: янтаря взяли. Много? — пытаясь отвлечься, спросил Чародей.
— Да мы, считай, его только и привезли. Лежал удобно, лёгкий, увязан ладно. Он у нас в санях, — переведя дух и отхлебнув морсу, ответил Лявон совершенно искренне. Ставр икнул.
— В каких? — печально уточнил Всеслав. Боясь, что ответ ему не понравится.
— Так во всех, — удивлённо сказал старший одного из двух малых отрядов, не понимая, отчего так вытягиваются лица у всех за столом. Рысь подхватил кувшин с морсом и выхлебал половину двумя глотками, облившись по пояс. Недопитое у него едва ли не вырвал патриарх, и облился почти так же.
Малый отряд, один из двух, шедший через Одер и Варяжское море, привёз свою часть груза. Оставив основную массу тяжёлого в Полоцке. До Киева доехали только сани с компактным, лёгким и очень дорогим янтарём. В количестве восьми штук.
Глава 21
Проводы и встречи
Кузя выжил. Как — не имел ни малейшего представления даже я сам. Он узнавал сослуживцев, через неделю начал садиться на лавке, а через две — очень плохо, но ходить. Подволакивая правую ногу, и заправляя за пояс правую же руку, которая, кажется, начинала атрофироваться. Сохнуть, как тут говорили. Но он был жив и обстоятельством этим явно гордился. И всё то немногое доступное, что я рекомендовал ему из лечебной физкультуры, выполнял неукоснительно, как воинские тренировки. Говорил только по-прежнему плохо, заикаясь едва ли не до рвоты и судорог. Придумали со Свеном, что переживал за Кузьму, как за сына или крестника, что-то вроде школьной доски, небольшой, на которой можно было писа́ть углём, а обратная сторона её была привычно здесь навощённой. Стило, палочку для письма, пришлось делать толще обычного — левая рука после такой травмы и слушалась плохо, и дрожала сильно. Но он тренировался. Он по-прежнему хотел жить, даже потеряв каллиграфический талант и бо́льшую часть здоровья. Заполучив несколько очень тревожного вида шрамов на голове, которые пока и не думали скрывать еле отросшие волосы. В которых было больше половины седины.
С ним вместе часто выходила на прогулку вся группа долечивавшихся. Стёпку, мальчонку без руки, отправил к своим Буривой. Там им, в большом хозяйстве, и одна рука лишней не будет, ясное дело, а мальцу раздолье.
Бабе Любе натащили кудели едва ли не целый воз, и она полными днями пряла, негромко, но очень душевно напевая. И то, и другое выходило у одноногой старухи великолепно. Домнины «лебёдушки», усаживаясь в палате на лавки у окошка вокруг бабки в инвалидном кресле, помогали и прясть, и петь. Получалось у них так, что хоть билеты продавай. Ратники, даже Гнатовы, которых не брали мечи и стрелы, мороз и огонь, останавливались и забывали, кажется, куда шли до этого. Протяжные напевы брали за душу, не отпуская.
Через неделю с небольшим после прибытия отряда с севера уехали в санях к себе на юг половцы. Шарукан всё зазывал в гости, обещал такой праздник, что вся степь запомнит на всю жизнь. Когда сняли повязки с Аксулу, он, будь его воля, кажется, вообще не отходил бы от любимицы. А на Всеслава хан смотрел с каким-то чуть ли не священным трепетом. Бывший враг, спасший отца, первенца-сына и любимую дочку, совершенно точно стал другом и братом. И имелись все основания предполагать, что на этом дело не остановится. То, какими глазами смотрели друг на друга Ромка и Аксулу, позволяло рассчитывать на то, что Русь и Степь не только подружатся, но вскоре и породнятся, на самом высоком уровне. Когда у степной царевны чуть сильнее чёлка отрастёт. Я обрил перед операцией только лоб и виски́, сохранив основную массу её богатой соломенной гривы. Они с Дарёной и Домной придумали какую-то хитрую причёску, да так, что короткий ёжик вокруг быстро заживавшего шва был практически незаметен, если не присматриваться сильно.
