Читать книгу 📗 "Шарлатан 2 (СИ) - Номен Квинтус"
Поэтому в Воронежской области массовое строительство началось совсем не так, как ожидал тот же товарищ Жуков. То есть я все же постарался обещание, данное товарищу Косбергу выполнить, и сразу четыре бригады строителей стали в Воронеже строить четыре новых жилых дома. По «промежуточному» проекту, пока что в трехэтажном варианте: все же там и цемент свой имелся, хотя «без излишеств», и завод кирпичный работал. И электростанции золу и шлак производили, так что поменяв часть кирпича на ведущихся ранее стройках на шлакоземляные, наши строители смогли и эти, совершенно «сверхплановые» дома местными материалами обеспечить. Пока смогли — то есть пока «сельская артельная индустрия стройматериалов» в области не поднимется и помощью нижегородских артельщиков.
Но основные стойки оказались для областного руководства совершенно неожиданными. Все же Воронежская область — зернопроизводящая, а значит — и соломопроизводящая. А куда можно деть миллионы тонн соломы, у нас народ уже очень хорошо знал. И прекрасно знал, что солома, пропущенная через биореактор, превращается еще и в очень неплохое удобрение. Но главное — эта солома очень заметно улучшает местный топливно-энергетический баланс, так что первыми возле Воронежа (и возле Липецка тоже) стали подниматься огромные биогазовые заводы.
Поднимались и заводики поменьше, например кирпичные (причем самые конструктивно современные, работающие на перемолотой угольной пыли) или цементные (эти были попроще, но тоже оборудованные «по последнему слову». А двадцать четвертого июня в Воронежской области приступили к работе в студенческих стройотрядах сразу чуть больше десяти тысяч студентов и старших школьников. Между прочим, это куда как больше, чем просто дофига, ведь всем им нужно было зарплату платить. В среднем — по опыту прежних лет — студент нарабатывал более чем на тысячу в месяц — а в бюджете города на весь сорок девятый на строительство предусматривалось выделить всего чуть больше сорока миллионов. Но это было уже не моей заботой. То есть тоже моей, но я знал, кто мне поможет решить и эту проблему.
Я был уверен, что поможет, полностью уверен…
Глава 25
Тринадцать лет — это все же дата далеко не рядовая, это — время подведения каких-то итогов (надеюсь, что все же промежуточных, но уж как получится). Это — значимый юбилей, если хотите. Не дня всех людей, конечно, для большинства это обычный очередной день рождения мальчишки (или девчонки), но для тех, кого зовут Шарлатаном это дата очень солидная. Потому что эта некруглая цифра означает, что я прокоптил наше голубое небо уже восемьдесят лет.
Ну, чуть больше, однако считать недели и дни неудобно, а я уже привык к тому, что родился двадцать первого. И еще я предпочитаю все же думать, что сейчас я копчу уже немножко другое небо, а там, под старым, я еще, возможно, сижу на кресле-качалке в доме у дочери и играю с внуками. А может и вообще… но сейчас-то мне всего тринадцать! И в этом мире я точно снова не появлюсь: мой отец из прошлой жизни, как я смог выяснить благодаря Маринке (даже не представляю, каких трудов ей стоило это выяснить) поступил не в университет, а в Бауманку, а мамы в университете тоже не оказалось. Или она на другой факультет поступила — но в любом случае с отцом из «прошлой жизни» у нее встретиться уже не выйдет.
Да, мир сильно поменялся, но все же, по моему «единственно верному» мнению, недостаточно сильно. И я в общем-то знал, что еще следовало бы поменять, но вот как это проделать? Поступить в институт и стать знаменитым ученым, к мнению которого прислушиваются власти? Но если все пойдет в прежнем темпе, то я даже институт закончить к нужному времени не успею, а уж знаменитым стать — об этом и думать смешно. Пойти по партийной линии? Идея выглядит на первый взгляд довольно неплохо, но ведь я все еще просто пионер, даже до комсомола не дорос! Так что остается одно, а раз уже в свои тринадцать я могу с институтом вообще не спешить… А раз могу, то и не буду спешить, пока у меня и других дел хватает. Обязательств перед людьми, которые я на свою голову набрал…
День рождения мы в этом году не отмечали: именно тринадцатый день рождения на Нижегородчине предпочитали вообще никак не отмечать. Правда, несколько человек все же подсуетились с небольшими подарками, например Владимир Михайлович именно двадцать первого приступил к пробежкам своего самолета. Пока он именно по земле пробежал по взлетке несколько раз, в воздух его еще не поднимали — но и это был уже очень хороший признак того, что скоро в стране появится свой небольшой (и очень нужный, судя по объемам закупок «Зибелей» у немцев) самолет. Причем самолет у Владимира Михайловича получился гораздо меньше «немца»: на три метра короче и размах крыльев на семь метров меньше, а пассажиров в него влезало столько же и места пассажирские были куда как более удобными даже если на «Зибели» павловские кресла ставить. Ну а то, что этот самолетик можно было заправлять автомобильным бензином (да, «первого класса», но все же не авиационным) делало его лучше устаревшего все же германца вообще по всем параметрам.
Маринка как раз к этому времени окончательно распрощалась с работой в обкоме. Правда, когда она получила «новое распределение», то позвонила мне и очень долго ругалась на всех, в том числе и на меня: она-то рассчитывала перейти на работу на Ворсменский турбинный, а ее назначили главным инженером на Ветлужский авиамоторный. Так что мне пришлось срочно ехать в Горький (даже лететь, я опасался, что родственница в обкоме устроит погром какой-нибудь) и объяснять, что жизнь (и обком) ей просто подарок бесценный сделала. Часа полтора ей объяснял — и она в конце концов согласилась с тем, что да, это подарок, причем именно такой, о котором она всю жизнь мечтала. Конечно, Ветлуга — это город довольно провинциальный, а Маринке пришлось еще и шикарную квартиру в Горьком освободить, но провинция провинции рознь, да и с квартирой все оказалось не так печально, как казалось поначалу.
Полтора года назад, в начале сорок седьмого, товарищ Сталин инициировал программу строительства высотных зданий, причем строить их предполагалось не только в Москве, но и во всех крупных городах страны. Например, Лев Руднев, который составил план восстановления того же Воронежа, там такое здание в проект города заложил: горсовет именно в виде высотки и должен был когда-то подняться. Но хотя Ветлуга и не была именно «большим городом», в ней (как и в Красных Баках, и в Шахунье, которые застраивались теперь по проектам дядьки Бахтияра), свои «высотки» тоже выстроить намечалось. То есть в Красных Баках и в Шахунье их уже и строить начали — а в Ветлуге уже закончили.
Небольшие в общем-то «высотки» строились, по семнадцать этажей, но все же для маленького города они выглядели весьма солидно. Все же по семьдесят метров высотой, да еще над каждой шпиль в двадцать пять метров поднимался. Но строились они вовсе не по «московским» проектам, то есть не на стальном каркасе, а из монолитного железобетона. То есть каркас делался бетонным, а стены выкладывались уже из керамзитобетонных блоков: как раз неподалеку от Шахуньи было обнаружено месторождение очень хорошей керамзитовой глины и там этот ценный (и легкий) продукт и начали массово производить. А выстроили пока только одно здание потому, что для этого монолитного бетона были нужны не самые простые опалубки, а так как все три здания собирались строить по одному проекту, то на опалубках решили сэкономить — ну а я заранее подсуетился и устроил так, что именно для авиамоторного завода этот домик в Ветлуге первым и выстроили. Потому что дом-то проектировался как жилой, и — по сталинской традиции — там собирались квартиры давать «заслуженным людям», а главный инженер завода ведь человек точно заслуженный?
Проект зданий был действительно «стандартный» в плане домик представлял собой букву «н» с перекладиной в три подъезда, на первом этаже располагались разные «общественные помещения» вроде магазинов, библиотек, кинотеатр размещался и даже бассейн был устроен (из-за которого я с дядькой Бахтияром чуть не разругался окончательно) — небольшой, на четыре дорожки по двадцать пять метров, но там и зимой можно было плавать, что для школьников я счел очень важным. А над «общественным этажом» уже располагались на восьми этажах квартиры, в основном трехи и четырехи, хотя и несколько двушек все же было. Везде на восьми этажах, кроме центрального подъезда «перекладины»: там квартиры поднимались еще на восемь этажей в центральной башне, и в этой части квартиры были совсем уже непростые: двенадцать «обычных» пятикомнатных квартир на «нижних» шести этажах и две вообще двухэтажных на двух последних. И вот одну такую Маринке и выделили…
