Читать книгу 📗 "Ливония (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович"
Приходилось держать артиллерию и янычар с мушкетами в голове, и всё же предпринять меры, чтобы, если турки откроют ответный огонь, то не смогут попасть в пороховые запасы и устроить бада — бум. Про наши пушки или пищали есть упоминание в турецких источниках: «Некто безбожный, неверный, который по своей кабаньей отважности, собачьему бешенству, называемый Шеремед, со своими чертями-собратьями облил головы правоверных железным дождём и помёл огненными мётлами свинца».
Помёл огненными мётлами свинца? Всё-таки, скорее всего, из пищалей ручных стреляли. Кроме как у него, да и то мало совсем свинцовой картечи для статридцатимиллиметровых орудий, не должно быть ни у кого, у всего же мира сейчас или каменный дроб или чугун. Ладно, за весь мир сложно говорить, но на Руси, точно. И это объяснимо. Свинец не дёшев, а если стрелять чуть не в упор, то чем камень хуже свинца? А ведь он практически ничего не стоит.
У Борового было тридцать бумажных банок со свинцовыми горошинами диметром десять — двенадцать миллиметров. Для самой дальней стрельбы картечью. Пробовали стрелять на восемь сотен шагов по стаду коров подготовленному на убой. Убили всех с первого же залпа. Потом ещё одиночными выстрелами проверяли дальность. Уже без коров. Деревянные солдаты попадали и на девяти сотнях метров. А это больше шести сотен метров. Вполне с холмов до центра вражеского войска достанут.
А с противоположной стороны будут бить из леса с засадным полком из-за засеки фальконеты. Фланговый огонь лучше фронтального. И стрелять можно дольше, если даже поганые откатятся. Пока они вперёд скачут, да пока разворачиваются и удирают. Ого-го сколько времени пройдёт.
В лоб Давлету и прочим Гиреям будут бить пищали и миномёты, а в тридцати пяти метрах от их позиций закопано сорок ведерных деревянных мин, наполненных порохом и обрубками железной проволоки и гвоздей. К ним прокопали канавку и уложили бикфордов шнур, который потом будет перебегать от одной мины к другой.
Хотя насчёт прочих Гиреев вопрос. Точно известно, что в битве при Судбище погибнет два сына Девлет Гирея. А сколько он их с собой взял? Ещё возьмут знамя князей Ширинских. Это какие-то важные беки. Убили ли их уже люди Шереметева?
А вот придут и спросим.
«Лицом к лицу. Героям Судбищенской битвы посвящается». Художник: Анатолий Костяников
Событие девятнадцатое
— Что там? — теперь разведчики являлись каждый час. С утра двадцать девятого июня уже четвёртый гонец прибыл. Заметили ли поганые три сотни конных ратников или нет, но они не повернули, продолжили путь вдоль левого для них берега реки Любовша. Для реки тоже левого, она на юг бежит к Сосне, которую татарам придётся переходить… тем, кто отсюда живым уберётся.
Опять сотник Зотов пожаловал. Двужильный. Он обстоятельно поведал все воеводам Юрия Васильевича. Князь Серебряный кивнул головой в сторону Борового, мол сейчас монах напишет. Погодь.
«Волнами идут. В первой пару тысяч. Хан во второй волне. Всего четыре волны. Тысяч двадцать. Янычары в красном есть. Орудий нет», — Юрий прочёл записку, переданную братом Михаилом, и кивнул, отпуская Зотова. Того качало. Может и двужильный, но устал. Через три — четыре часа биться. Пусть отдохнёт. Каждый ратник будет на счету.
— Жаль, что хан во второй волне, — князь Углицкий улыбнулся, пытаясь воевод приободрить. Сам тоже волновался. Двадцать тысяч — это не шестьдесят, но в три с лишним раза больше чем у них, — не забывайте первыми стреляет артиллерия с того берега.
Юрий Васильевич на этот раз подготовился к битве. У него теперь имелась первая в мире подзорная труба. И это была не труба, которую через полвека Галилей изобретёт. Мало кто знает, он этот предприимчивый товарищ организовал их производство и продажу. И покупали ведь. Так вот, делал он их из… прибор был далек от совершенства, тубус выполняли из бумаги, что значительно уменьшало время эксплуатации. Да ещё линзы плохо закреплённые регулярно выпадали. Но покупали, альтернативы не было, а труба или телескоп давали массу возможностей. И случится это ещё позже, году в 1624. У Борового была сейчас в руке с тремя линзами, до которой вроде Кеплер додумается ещё позднее. И корпус был бронзовый. А чтобы не выпадали линзы крепились они с помощью уплотнителей изготовленных из резины из одуванчиков.
А вот продавать их Боровой пока не собирался. Такое полезное изобретение могло попасть к врагу. Вот после шведской, а потом Ливонской войны можно и наладить выпуск. Ещё бы как-то придумать, как сделать неразборными? Перепилят? Самоуничтожение придумать? Ай, не сегодняшнего дня проблема. Сегодня через пару часов битва века. Герей не должен вернуться в Крым или вернуться с парой одноглазых татар и без ушей. И с мыслью, что ну их этих русских, эвон ляхи под боком, их лучше грабить.
В подзорную трубу всего лишь четырёхкратную, но зато не с перевёрнутым изображением, и не требующую линзу к глазу прижимать, конец поля виделся как на ладони. Шутка. Если до перелеска на севере километра три — три с половиной, то и смотрелось это будто смотришь на километр вдаль. Ничего не видно, ну и линзы отшлифованы средне. Посмотреть для солидности и здоровой жадности остальных воевод можно, а вот увидеть там поганых пока нельзя.
Ага!
— Показались! — Всё одно он их первым заметил, на зелени травы и леса нарисовалось вдруг тёмное пятно. Сначала и не заметишь, но через пару минут оно уже занимало всю северную оконечность поля и продолжало расширяться и приближаться. Ещё через две минуты можно было и отдельных всадников разглядеть.
Ну вот и настал несчастливый день и миг для Крымского ханства. Сегодня они познакомятся с будущим. Да, чего сегодня, уже через пяток минут познакомятся, до намеченной точки, достигнув которой крымцы получат фланговый удар картечью осталось им с километр, ладно, с версту проскакать.
Едут людоловы не торопясь. Волна — это хорошее придумал Зотов определение для такого движения. Если поле версты три в ширину, то две из них точно уже заполнены медленно движущимися всадниками. Накатила эта серо-коричнево-чёрная лава от леса и потекла по полю, всё его заполняя. Не заметить несколько десятков разведчиков специально у леса с засадным полком и фальконетами вставшими татаровья не могли. Но не остановились и даже направления не сменили. От волны отделился небольшой язык в сотню всадников и понесся в сторону разведчиков. Эти быстро мчались, коней понукая. Даже свист долетать начал. Разведчики погарцевали перед ними и скрылись в лесу, татаровья за ними последовали.
Совсем мало времени осталось до первого залпа. Вон, среди поля, метрах в трёхстах от засеки вкопана берёза, как до неё доберутся степняки, так по тылам и получат залп из пушек ядрами.
Первоначально планировали жахнуть из всего, что стреляет. И жахнуть сразу картечью. Но тут князь Серебряный высказал предложение ударить по хвосту первой волны. Мол, должны вперёд податься поганые, если позади взрываться начнёт. Вот тогда и откроем огонь из всех орудий.
— Так и сделаем, — согласился с ним Юрий Васильевич, — только первые два залпа из Единорогов бахнем обычными ядрами. Пусть на пару минут позже поймут, что случилось. Следом гранатами из Единорогов. Ну, а там посмотрим. Если вперёд понесутся, то встретим. А вот если нет, и они назад ломанутся, то я тебе, Василий Семёнович, за несбывшиеся предсказания щелбан пробью, а ты мне за надежды ложные.
— Вперёд поскачут, — сморщил нос и почесал лоб князь. Не первый их спор, уже получал шелбаны от князя Углицкого.
Бабах. Звука Юрий Васильевич не услышал, увидел, как за рекой из-за навала деревьев с холма поднялось целое облако серого, подсвеченного красным, дыма.
Глава 8
