Читать книгу 📗 "Ливония (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович"
— Это в кирхах и костёле разрушенном собрали. Кто же в храм божий плохое серебро понесёт? — резонно заметил дворянин, что был на взвешивании главный.
Вона чё! Так это епископ Агрикола выкуп заплатил. Ну, молодец.
Золотых монет не было вообще. Был золотой ларец и несколько кубков. В сумме должно быть под восемь кило. Столько и было, при этом видно, что из одного кубка только что выковыряли самоцветы. Места крепления остались и следы от инструмента.
Кубки смотрелись старинными и тоже можно заподозрить, что чистота золота там не велика, просто не умели раньше чистое золото выплавлять. Плавили прямо из песка или самородков, а там чаще всего золота половина, если в процентах считать, то чуть больше пятидесяти, остальное медь и серебро. Да, и ладно, не стал спорить со шведами из-за этого князь Углицкий. Это же дармовое и золото и серебро, а дарёному коню в зубы не смотрят.
Зато, когда на следующий день люди потащили медь и железо, Юрий Васильевич прямо порадовался. Была и посуда, но были и слитки: и меди, и бронзы. Были крицы железа. Даже несколько плугов было и топоров несколько десятков. Или эта штука, не плуг, не так называется? Плоскорез? Были и косы.
Всё это целый день несли жители города Або и солдаты местного гарнизона.
— А у вас ружья и шпаги, что не из железа, — не найдя этих вещей, рыкнул на солдатиков Егорка. Рыкнул на русском, не поняли. Потом на немецком и физиономию злую соорудил. Поняли и понесли. Замечательные мушкеты. И раз они местные, то изготовлены из качественного легированного марганцем железа.
На следующий день экспроприация продолжилась, барон Иоганн фон Рекке сказал губернатору Стену Эриксону, что пойдём завтра по домам и будем проверять на наличие меди и железа. Швед голову в плечи вжал, рядом огромный Егорка стоит, тяжко разговаривать с таким великаном — богатырём рассерженным, поневоле голова в плечи забирается. Первым явился епископ Агрикола и спросил про колокола, они же из бронзы. И Юрий Васильевич вспомнил про выковырянные камешки из кубков.
— Горсть самоцветов и колокола не трогаем.
Ученик главного протестанта Европы Лютера Мартина, как от незрелого лайма скривился, и ушёл. Явно Господа ихнего Бога призывая обрушить свой гнев на проклятого схизматика. Но через пару часов монашек молоденький самоцветы принёс. Смотрелось это блёкло и бедно. Кабошоны и довольно низкой прозрачности. Аметисты, рубинов парочку, один синий камешек, возможно, сапфир и половина этой горсти бирюза. И монашек мелкий, а значит, и горсть у него маленькая, потому и послали видимо его. Нужно было Егорку отправлять в качестве мерной тары. Вот он принёс бы. В три раза больше. Опять чёрт с ним. Снова дарёный конь.
Пока народ проклинал русских, а ещё больше своего идиота короля, который с ними решил повоевать, Густав Бергер сияя адмиральскими эполетами… а, ну, ладно, нет ещё эполет, тогда, сияя довольной физиономией, обходил простых матросов, попавших в плен и матросов реквизированных купеческих судов и заводил с ними разговоры, что в русском флоте оплата в три раза больше, чем в шведском, да ещё землицу по выслуге десяти лет дают на юге. Там чернозём голимый, а не наши рыжие глинистые почвы, там сунул черенок от граблей в землю и на следующий день орехи собирай. И орехи не простые ядра ажнать золотые, тьфу, огромные с бычий глаз размером. А рожь там стеной стоит, коса не берёт. Ну, и что, что адмирал был в России только у Орешка, да и то по большей части в плену. Главное в бизнесе — хорошая реклама.
И ведь нашлись желающие, тем более что люди и сами видели знакомые хари небритые среди матросов и боцманов русских корабликов. Да и капитаны, что им зубы вышибали не раз, тоже были на русской службе и теперь им запрещалось рукоприкладство. Пороть — это пожалуйста, а в зубы ни-ни. Зад заживёт, а вот зубы новые не вырастут. А ежели вырастет зуб-то у матроса, то не костяной, а из мести и злобы собранный. В результате удалось адмиралу в свои ряды навербовать сто тринадцать матросов, шесть боцманов и пятьдесят новобранцев старше шестнадцати лет и сорок, по два на каждый корабль, юнг возрастом от тринадцати до пятнадцати лет.
Можно считать, что теперь, пусть и с трудом, но всеми кораблями можно управлять и без потерь довести их до Выборга, и даже до Орешка некоторые.
Событие шестьдесят четвёртое
Собрали, загрузили, разложили в трюмах по полочкам добычу, а короля Густава всё нет, или вестей от него. Правда, две данные на прибытие переговорщиков недели ещё не истекли, но осталось всего два дня. На всякий случай Юрий Васильевич с капитанами и адмиралом переговорил. Плохо всё. Если Або — это не Швеция, то Стекольна — это уже Швеция, это здесь можно местное население притеснять и грабить, они вообще недочеловеки, чухонцы. Юрий Васильевич знал, что ничего уничижительного в этом времени это слово не несёт. Это от слова чудь — «чужие». Потом уже станет пренебрежительным у великороссов. Но как раз сейчас, зато шведы финнов не любят и считают слугами, рабами почти. Дикари же, живут по лесам. И вот воевать с финнами шведы согласны, а обстреливать Стокгольм не очень. Может и выполнят команду, а может попытаются поубивать русских артиллеристов снова стать хозяева своих кораблей и биться за фатерлянд.
Лучше бы Густав приехал на переговоры или прислал послов, не хотелось князю Углицкому проверять лояльность шведских моряков. Да, пока соотношение русских плюс ливонских и других немецких моряков на кораблях в пользу, пусть будет, русских. Да теперь ещё команды немного финнами разбавлены, те же юнги почти все финны. Однако ночью, когда русские с немцами уснут, чёрт его знает, что местным в голову взбредёт.
Юрий Васильевич без дела не сидел, капитаны кораблей проверили чего не достаёт, всё же бой был и часть такелажа и парусов повреждена. Проверили, доложили и отправились в Або закупать припасы и снаряжение. Оружие и порох в городе изъяты и нападения не должно последовать. Вернулись все живые и здоровые, но часть первого жалования и даже не просто часть, а большую часть, в местных кабаках оставили. Вот! Опять Або начал богатеть.
Послы от короля прибыли в последний день, может даже специально где-то среди многочисленных островов скрывались, выжидали окончание срока, чтобы показать, что они московитов не боятся.
Густав Ваза послал на переговоры Стена Лейонхувуда — члена Королевского Совета и Лаурентиуса Петри Нерициуса — архиепископа Упсальского. Главой церкви в Швеции король объявил себя, и выходит, что архиепископ как бы второй человек в церковных делах. А Стен Лейонхувуд отвечает в Совете за экономику или торговлю. Об этом Юрию Васильевичу поведал адмирал Бергер, сразу после прибытие послов с ними встретившийся. Официальную встречу назначили на утро посреди порта. Благо, вроде, дожди прекратились, и осень решила подарить людям ещё несколько солнечных деньков.
Кроме этих двоих на рандеву пожаловали и местные, и герцог Юхан вырядился опять в кружева, и его губернатор Эрикссон не меньше шёлка и кружавчиков на себя истратил, один только епископ Турку Микаэль Агрикола был всё в той же поношенной серой рясе. А чего, может её рукой касался сам Мартин Лютер⁈
— Вы вправе принимать решения, господа послы, или просто выслушаете наши предложения и поедете… и поплывёте в Стокгольм или Упсалу докладывать королю, а потом назад с его ответом, потом снова с моим уточнением, и опять с его ответом? — Юрий Васильевич говорил с ними на немецком. Ну, хорошо, не говорил, вещал. В сурдопереводчиках снова брат Михаил, и товарищи решили общаться на латыни.
В записке, составленной через пять минут братом Михаилом со слов архиепископа Упсальского Нерициуса были любопытные предложения от короля. Прочитав их Боровой стал думать, а сколько он на самом деле сможет обеспечить кораблей верной ему командой. Или погрузить туда русских столько, чтобы шведы восстание не подняли. Придётся, скорее всего, идти к Стокгольму и преподать урок Густаву Вазе. Иначе он в Ливонскую войну решит вмешаться, он небось думает, что подготовься он получше и побил бы рюски.