Читать книгу 📗 "Я обязательно вернусь. Книга 2 (СИ) - Ольвич Нора"
Восстановление проходило тяжело, оперативное вмешательство — это стресс для всего организма. Я следила за выделениями, чем сильно смущала сеньору. Объясняла значимость такого контроля сестре Анне. Она старалась всё записать и везде поспеть.
Ну, всё когда-нибудь заканчивается. И наша молодая мать готовилась на выписку. Мы нарядили её в свободное платье, повязали красивую тёплую шаль, заплели косы, надели сандалии. Ребёночка запеленали в шикарный комплект и вышли, наконец, то из больничного двора.
Нас встречали сеньор Рикардо и графиня с детьми. Мужчины смущённо отводили глаза, месье Жак быстро смахнул набежавшую слезу. Я передала сына отцу, и мы отправились в главный дом. Самое важное, что Адория шла сама.
Улыбалась, смотрела на солнце и море, вытирая слёзы счастья. А я говорила ей, что всё позади, она же отвечала смущённо, что это просто солнце такое яркое от него и слёзы.
— Я всё понимаю, но расстраиваться ну вот нельзя, от слова совсем, так как молочко пропадёт, и будет маленький виконт опять горько рыдать ночь напролёт.
Мы справились!
Ещё, конечно, предстояло снять с наружного шва нити из шёлка. Но думаю, что самое тяжёлое уже в прошлом.
Мать — настоятельница — пожаловала к нам с визитом позже. Она осмотрела Адорию с ребёнком. Затем внимательно обследовала операционный домик. Казалось, её пытливое око подмечало всё. Больше всего её впечатлило распятие над кроватью роженицы в послеродовой комнате, и инструменты для проведения операции.
Весы привели в замешательство. Сестра Анна уже несколько дней вела записи о том, как всё происходила. Мы пришли к соглашению, что госпиталь будет оборудован такими же комнатами и инструментами. Княгиня, в моём лице была готова подарить этому миру такие необходимые знания.
Маленький виконт вскоре принял святое крещение в нашей семейной часовне, оглашая окрестности недовольным криком. А крёстный отец, наш учитель по фехтованию, месье Жак Фурнье держал его растеряно на руках, смущённо улыбался.
Глава 10
— С каждым прожитым днём, произошедшее в том домике…
Мадам Жанна направила серьёзный взгляд на потемневшую от времени черепицу неприглядного, белёного густой известью строения в зарослях оливковой рощицы.
— Оно останется только в нашей памяти. Я не верила, что всё получится, прости. В какой-то момент дрогнула от безысходности и отчаяния. Мне было страшно. Очень. Мысленно я уже простилась с ней.
Подруга собиралась с мыслями.
— Я не задавала раньше тебе вопросы, но после того, что видела в тот день… не могу не спросить: скажи откуда у тебя эти знания?
Мелкие камушки, попавшие в отверстия сандалий, покалывали ступню, они мешали неторопливо идти по небольшой отмели, что освобождал от своего присутствия в ранние часы дня океан. Но даже эта мелочь не могла испортить радость от прогулки по берегу. Шум прибоя, запах солёной воды, искрящиеся лучи восходящего солнца на горизонте — мы возвращались к жизни. А вдали среди прибрежных камней стояла полуразрушенная ротонда из серого, поросшего мхом мрамора — округлая постройка, увенчанная куполом, по периметру которого располагались выразительные колонны.
— Дойдём до неё сегодня? Девушка в согласии кивнула. — Знаешь. В монастыре я много времени проводила запертой в келье. В одиночестве.
Найдя кусочек морской водоросли, прикусила его краешек. Терпкий солоноватый вкус напомнил что-то из прошлой жизни.
— Увлеклась живописью, чтением, а ещё письменностью. Просила мать настоятельницу приносить мне любые книги из библиотеки. Писала её портреты. Вышивала. А после получила доступ к древним рукописям. Чертежам. Не всё понимала, большее запоминала, потому как занять себя было нечем, понимаешь? Зрительная память, она сейчас позволяет иногда пользоваться теми отрывками из увиденного, что я смогла запомнить.
— Рукописи…
Шептали обветренные губы, а задумчивый взгляд подруги скользил по воде, словно она пыталась разгадать какие-то неведомые тайны. Она верила каждому сказанному мною слову. В её глазах отражались, казалось, все её мысли.
А далее мадам Жанна, так же, как и монахиня, до сих пор жившая с нами, стали скрупулёзно вести новые дневники, восстанавливая всё, что было записано просто черновиками и материалами для подготовки к операции.
По сути, это был дневник каждого дня выздоровления роженицы и непосредственно самой операции. С подробным описанием, всех наших действий с того самого момента, как мы стали наблюдать за беременностью приехавшей в княжество сеньоры Адории.
А ещё, впечатлившись моим рассказом, она от меня требовала чертежи всех инструментов, и эскизы внутренних органов женщины и вообще человека.
— Но ведь про инструменты мне всё как раз рассказала сестра Анна, а органы человека, я могу только догадываться… или предполагать. У меня нет достоверных знаний.
— Каталина, я ведь видела всё. Инструменты, вы их немного изменили.
— Только для удобства.
— Дайте мне на время все ваши эскизы. Мы не должны этого скрывать, столько женщин погибает в родах.
Они объединились с сестрой Анной и просили на рисунках подробно показать, что мы делали во время операции. Как рассчитали дозу опиата. И какой должен быть пульс у человека. И как получить раствор для того, чтобы остановить кровь и не обжечь ткани разрезанного человеческого тела чистым спиртом. Те нити, что должны рассосаться сами, как их получить?
Графиню просто накрыло состояние: хочу всё знать! Сестра Анна была не такая требовательная в своих желаниях, но не скрывала, что они готовят с графиней большую энциклопедию для госпиталя:
— Мы спасём стольких женщин, ваша светлость. Надо написать руководство по родовспоможению. А также правила, как питаться беременной женщине и как вести себя правильно, стараясь больше времени проводить на улице, в удобных одеждах. И это руководство, его нужно отдать в типографию в городе, в печать. Делайте рисунок на каждом отдельном листе, Княгиня. Мы подготовим описание. А ещё нужно обязательно разработать руководство в помощь молодым мамам по уходу за детьми.
Глаза горели фанатизмом. И наши женщины с головой погрузились в интересующую их тему.
Ну и сосед мне достался, я вам скажу, громкоголосый виконт Максимилиан, он просто требовал своё.
И точка.
Что же хочет этот малыш таким ранним утром, когда ещё главный петух синьоры Велии не огласил своим криком окрестности? Громкие вопли этого неугомонного мальчишки ранним утром мне казались весьма раздражающим фактором. Просто до дрожи в коленях; от постоянного недосыпа.
— Стоит помнить, что это только маленький человечек, который начинает познавать мир и пользоваться своим голосом. Вместо того чтобы сдерживать его, Каталина, давай постараемся услышать и понять потребности этого сеньора.
Монотонно шептала я себе, отправляясь на соседскую половину, восторгаясь предрассветной тишиной, которая должна была быть действительно ТИШИНОЙ!
Увидала, что беспокойный парень, которому был уже третий месяц, поднял на уши своих драгоценных родителей. В кроватку он не хотел ложиться, закатывая истерику и выгибаясь на руках взволнованного отца. Все всполошились и носятся с ним, няни нет, а сеньор Рикардо весь на нервах, говорит, что ребёнок, вероятно, болен. Адория необыкновенно бледная и растерянная, совсем уже собралась бежать за Жанной.
Я взяла Макса на руки, пелёнки сухие, температура в норме. Положила на кровать, распеленала тугие путы. Ручки мальчика посинели. Счастливая улыбка озарила его личико. Туго, слишком туго. Поднесла маме, положила осторожно на кровать дитя и попросила лёжа дать ему грудь. Делала всё будто в полудрёме. О, процесс пошёл. А затем ребёнок заснул, в развёрнутых пелёнках раскинув ножки и ручки в виде маленькой звёздочки.
— Он не будет спать крепко завёрнутым, — сказала я сонным голосом, слегка прикрывая мальчика. А про себя подумала, что у меня сын был таким. Там в прошлом.
