Читать книгу 📗 "Смех лисы - Идиатуллин Шамиль"
Что ж. Он привык к тому, что надежды не сбываются.
— Насколько я помню, — сказал он, криво ухмыльнувшись, — от нас к вам и дальше отправились тысячи, если не десятки тысяч человек. И все, в отличие от меня, сделали обалденную карьеру, стали сталиными и наполеонами, спасли человечество или загубили его, достигли дальних планет или спустились на дно преисподней. А я статистически неизбежная противоположность. Гордей был знатный неудачник, Гордей удачлив не бывал.
— Чего неудачник-то? — неловко спросил Серега, пытаясь сообразить, что же такое Гордый все это время ему рассказывал.
— Я даже Хайзенберга какого-нибудь изобразить не мог, потому что на фиг это никому здесь не уперлось, а не потому что...
Концовку фразы он пробубнил совсем под нос. Серега, даже напрягшись, мало что расслышал и уточнил недоверчиво:
— Где это за мед расстреливают?
Гордей грустно хохотнул.
Ржет еще, подумал Серега с раздражением и решил начать с малого:
— А почему Гордей?
— Да фиг знает. Мама с папой так назвали. Имя такое.
— У тебя?
— У меня.
— В натуре? Прям Гордей?
— Гордей, потей и не борзей, ага.
— У вас там, это самое… сказки Пушкина стали былью?
— Не сказки, а бредни. И не Пушкина, а п… пуще даже.
Понятней не стало.
— Ты про будущее фантастические книжки читал? — спросил Гордый.
— Ну да, а что? Некоторые прикольные. Коммунизм там, звездолеты, покорение термоядерной энергии и мир во всем мире.
— Хм. Ну да. Ладно, тогда про это, как его… Про другое измерение читал?
Вот я оттуда.
— А. И что там у вас?
— Да то же самое, только с одеждой и жратвой получше.
— А. Капитализм. Ну, это неинтересно.
— Как скуф-фно мы живем, — почему-то шепеляво сообщил Гордый. — Зато тут все ненормальное.
— Сам ты ненормальный, — обиделся Серега. — Ну и…
Он хотел сказать «Катись», конечно, а сказал другое. Главное. Единственно главное.
— Мамку мою спаси.
Гордый неловко посмотрел на него.
— Легко сказать «спаси», — пробормотал он. — Штамм, насколько я помню, быстро мутирует и, как это… Выдыхается. Мы ж считали, за месяц-два должен, плюс коллективный иммунитет выработается… Но сперва-то да, косит всех только в путь, без санитарного гестапо и фармблокад контагиозность и летальность просто…
Он осекся и очень медленно спросил:
— Ты… Сережа, да? Сережа. Ты про сыворотку — ну, про лекарство — откуда знаешь?
— Что? — спросил Нитенко, медленно поднимаясь.
Земских, стараясь не психовать, размеренно повторил:
— Сабитов забрал зараженных из госпиталя и привез на летное поле.
— Зачем? — мучительно долго посоображав, спросил майор.
— Предполагаю, собирается сам их куда-то тащить, раз мы помощь не вызвали. Ворота проехал минут пятнадцать назад, сейчас, подозреваю, грузит в самолет.
— В наш самолет?
Чей еще-то, злобно подумал Земских, другие как будто есть, и подтвердил сразу всё оставшимся объемом наличных данных:
— Так точно, в Ли-2. Больных человек пятнадцать – двадцать, сторож в госпитале точно не знает, ни Коновалов, ни дежурные трубку не берут. Сабитов, полагаю, врачей с собой привез, плюс, надо полагать, забрал рядового с ворот, и в ангаре еще три техника были. То есть велика вероятность, что погрузку уже закончил.
— А как он один надеется управлять-то, особенно на дальнее?..
Земских поморщился.
Нитенко закрыл глаза и, не открывая их, спросил:
— Куда повезет, как думаешь?
— Да кто его знает. Я же говорил, он на психе. Может, в область, может, в округ или Энск, дальше-то керосина вряд ли хватит, может… В Китай может, — предположил Земских и сам испугался, но договорил на автомате: — Мол, советские ревизионисты не лечат, губят, скрывают, вот мы и выбрали жизнь.
Нитенко открыл глаза, некоторое время смотрел на капитана и скомандовал:
— Всех в ружье, боевая тревога. Выдать оружие и противогазы, весь личный состав на поле, взлетку перекрыть. Все машины на ходу?
— Две, третьей так кардан и везут.
Нитенко уже вскочил и торопливо обувался — опять, значит, в тапках сидел.
— Грузиться в обе, блокировать разбег, если прорвется, стрелять на поражение. В самолет не входить!
Земских, подавив вздох, исчез за дверью и почти сразу вернулся: дежурный по комендатуре понял все с полуслова и уже раскручивал маховик общей тревоги. Нитенко, нетерпеливо топая, чтобы пятка встала на место, сказал:
— Игорь тоже пусть уазик подгоняет.
— Так точно. А если не успеем? Уже взлетит?
Нитенко гаркнул в сторону приемной:
— Дежурный, с Логвиным меня свяжи!
Он в двух словах изложил вводные командиру соседней части ПВО — без лишних подробностей.
— Добро, — сказал Логвин и на несколько секунд исчез — очевидно, отдавал команды, прикрыв трубку рукой.
Под окном Земских рявкнул: «По машинам!»
— Сажать любыми средствами, — машинально повторил Нитенко. — В самолет не входить, пусть химотделение первым.
Трубка снова ожила.
— Ты так говоришь, будто там, не знаю, бактериологическую бомбу везут, — сказал Логвин, как бы замеряя, осталось ли пространство для юмористического отношения.
— Так и есть, Саш.
— Ё. Ситуацию понял. А если не подчинится?
— По обстоятельствам. Главное — к гражданским не допускать и за границу не выпускать.
— То есть сбивать?
— За. Границу. Не. Выпускать, — отчеканил майор, зажмурившись, ударил по рычагам телефона, встал, снова сел, посмотрел на часы и громко приказал дежурному соединить его с генералом.
— Только нет его больше, я же говорил, — сказал Серега, с надеждой глядя на Гордого. — Но ты же еще можешь выпросить, да? Из этого своего параллельного, со жратвой? Мне жратвы не надо, я, хочешь, свою отдам?
Гордый плюхнулся обратно на стул, попробовал взглянуть на Серегу и быстро отвернулся к мутному окну. Серега продолжал, отпихивая Рекса, который опять полез успокаивать братана:
— Только для мамки моей. Там же много не надо, да? Полпробирки хотя бы.
— Да как?! — начал было Гордый, захлопнул рот и сказал: — Сережа, ты уж прости. Так не бывает.
Серега заревел в голос и перестал отталкивать пса. Тот, поскуливая, принялся вылизывать ему лицо.
— Произошел троллинг, — механическим голосом сказал Гордый, больно вцепившись себе в немытые волосы, откашлялся и спросил уже другим тоном:
— Погодь. А это что такое?
— Нажми, — сквозь зубы скомандовал Земских.
— Поворот, — так же сквозь зубы ответил Рузиев, но все же нажал, судя по заголосившему отчаяннее движку.
На повороте грузовик слегка пошел юзом и оторвал от дороги левые колеса.
Под тентом заорали, Земских, обругав себя, ухватился за поручень, Рузиев сыграл рулем, грузовик выправился и полетел дальше, чтобы тут же сбавить скорость, а потом и затормозить.
«Выбивай на хрен», — едва не скомандовал Земских, но сдержался: хватит на сегодня глупых приказов. Он выскочил из кабины, подергал ворота — закрыты с той стороны — и рванул через пустую дежурку. Разведя створки, он всмотрелся в летное поле и его кромку. Они успели. Ли-2 еще не улетел. Он стоял у второго ангара, освещенный фарами застывшего рядом пазика, и несколько бойцов при противогазах затаскивали в самолет человека на носилках.
— Отставить! — заорал Земских, но его, конечно, не услышали.
Он полез за пистолетом, но Рузиев уже тормознул рядом. Земских торопливо заскочил на подножку и скомандовал:
— Гони.
И тут же бойцы выскочили из самолета, захлопнув дверь, а Ли-2, чуть помедлив, покатил в сторону взлетной полосы.
— Чума, — бормотал Гордый, отпихивая Рекса локтем от кофра и предметов, которые извлекал, оглаживал и клал на пол. — Сохранились, надо же. Где, говоришь, ты их нашел?
— Там, в общем, в кустах… — начал объяснять Серега.
— А, разница-то. Телефон, жалко, разбился, экран заменить дороже, чем новый взять будет.
Он заржал, упав спиной на пол. Рекс, заволновавшись, гавкнул и бросился было его поднимать — пришлось оттаскивать за загривок. «Где он тут телефон увидел?» — подумал Серега, а Гордый, с трудом вернувшись в турецкую позу, уже осторожно, но как-то очень уверенно вертел в руках штатив с пробирками.