Читать книгу 📗 "Смех лисы - Идиатуллин Шамиль"

— Говоришь, две целых оставалось? — спросил он.

— Да, одна разбилась, а другую я потом нашел, вот эту, — сказал Серега, тыкая в крайнюю пробирку.

— Одна красивая, а другая тоже в яму упала. Ага, вижу, еще влажненькая внутри. А тут осадочек. И тут…

— Оно воняет, — запоздало сказал Серега, но Гордый уже открыл одну из пробирок и ладонью намахивал на себя воздух над горловиной, расплываясь в идиотской улыбке.

— Летел из Тая, грея портрет дуриана, — заявил он, со сладким омерзением передернув плечами.

— Гордый, — сказал Серега, которому хотелось заорать, затрясти и, возможно, попинать улыбающегося болвана, впавшего в бессмысленную трату времени как раз тогда, когда он показался хорошо соображающим и, главное, многое умеющим спасителем. — Гордей. Ты сможешь новое лекарство сделать?

Гордый аккуратно заткнул пробирку, окинул прицельным взглядом разложенное на полу хозяйство и сказал:

— Активное вещество, возможно, сохранилось, исходники кое-какие есть, если свежие сможем добыть и если я не все забыл — короче, надо пробовать.

Серега, шумно выдохнув, принялся вытирать зареванное лицо ладонями.

Гордый все бормотал:

— Штамм, конечно, другой, считать до фига. Жаль, мобилу фиг зарядишь, ну да ладно, попробуем без нее, столбиком…

Он замолк, уставившись на руки Сереги. Вернее, на его запястье с браслетиком, сплетенным Райкой из провода, кончик которого торчал плоским жалом.

Гордый мотнул головой и пробормотал:

— Теперь еще бы пароль от вайфая узнать.

— Готовьсь! — рявкнул Земских, и бойцы, упавшие на колено по обе стороны полосы, вскинули автоматы.

Самолет приближался, неистово сверкая отсветами лопастей. Ни сбрасывать скорость, ни тормозить он, похоже, не собирался: мчался прямо на грузовики, перекрывшие взлетку буквой Т, повернутой на 45 градусов.

— Целиться в шасси! — заорал Земских, отступая в щель между кабинами на шаг и еще на шаг.

Капитан понимал, что грузовики — защита слабая: не намотает на шасси, так ЗИЛом и сшибет. Но отступать было стыдно, упускать Сабитова из виду — невозможно, а расстреливать его издали, как кабана, как-то подло.

Остекление кабины казалось черным, но Земских знал, конечно, где сидит пилот. Он задрал ствол в темное небо, выстрелил — звук показался несерьезным и почти неслышным на фоне рева двигателя во взлетном режиме, — вскинул автомат и прицелился, одновременно прикидывая дистанцию для первого выстрела. Второй тоже успеет, третий вряд ли, а очередью бить бессмысленно, ствол уведет.

Сзади возник другой звук, на который не следовало отвлекаться, Ли-2 все надвигался и надвигался, никак не доходя до линии, пересечение которой заставляло открыть огонь, рев впереди стал громче и визгливей, Земских вдавил приклад в плечо, а скулу в приклад, стараясь, чтобы еле видная во тьме мушка не покидала ни прорезь прицельной планки, ни прямоугольник пилотского окна.

Хлопнула дверца, простучали тяжелые шаги, и Нитенко, щелкнув затвором, спросил:

— Тормозит?

Ли-2 тормозил, одновременно сбрасывая обороты и гася разбег мелкими курсовыми колебаниями. Но падала скорость неспешно: взлететь самолет уже не мог, а врубиться в преграду — запросто.

Нитенко схватил Земских за рукав и потащил в сторону.

— Отставить! — крикнул Земских солдатам, вырвавшись. — Не стрелять!

Рузиев, отгони вторую!

Он сунул Нитенко автомат, вскочил в кабину ЗИЛа, трясущейся рукой не сразу, но завел мотор и дал задний ход ровно тогда, когда винт самолета, послушно взявшего правую сторону, вяло разрубил воздух там, где только что был капот грузовика. Секунду спустя левое крыло наехало на квадрат, едва покинутый вторым грузовиком. Рузиев успел завести и сдать назад.

Самолет остановился через десяток метров, чихнул и умолк, распространяя жар и запах масла.

Земских подождал, пока Сабитов выйдет, не дождался, ругнулся и велел всем сложить оружие и надевать противогазы. Пазик уже мчался к замершему самолету: старший техник был внимательным, дисциплинированным и готовым исполнять приказы любого капитана.

Первыми из салона вытащили носилки с тощим стариком. Он больше не дергался, не кашлял и не дышал. С остальными пассажирами пришлось повозиться.

Сабитов в возне не участвовал. Он сидел в кресле пилота, подергивая головой в противогазной маске. Коробка противогаза, лежавшая рядом с ним, зияла дырой вместо фильтра, который ушлый ефрейтор Доскин вынул, чтобы облегчить себе кроссы хотя бы так. Через дыру вирус, обильно выкашлянный Рачковым, проник в трубку и маску противогаза, где и принялся ураганно размножаться.

Сабитов приподнял невесомую коробку, уронил ее и невесело сказал:

— Хэ. Хэ. Хэ.

До смерти. Беспрекословное исполнение приказов начальника

Пальба смолкла, только Отуков, держа винтовку на изготовку, выстрелил раз и два, срубая готовых к прыжку собак.

Ларчиев разглядывал лежащего ничком на ступенях крыльца японского офицера. Из его спины торчал кончик клинка.

— Самурай, — пояснил, подходя, Загитов. — Благородная сволочь, плебейской пулей побрезговал, харакири сделал.

Ларчиев попробовал почесать ссаженные лопатки, но не дотянулся.

Попробовал перевернуть труп штаб-офицера ногой, но не преуспел.

— Ат-тставить! — скомандовал Загитов.

Но Ларчиев уже, нагнувшись, схватил штаб-офицера за плечи и перевернул.

Фронтально тело штаб-офицера оказалось изодранным и искусанным до костей. Кулак, сжимающий рукоять меча, ушел глубоко в дыру живота. Та же дыра скрывала голову лисы, которую придавил штаб-офицер, падая.

Лиса задрала залитую кровью морду, издала пронзительный звук, похожий на смех, и кинулась на Ларчиева.

Тот повалился навзничь — не сам, сам он даже моргнуть не успел, а не то что отпрыгнуть или отступить. Ларчиева отшвырнул Загитов — и встретил выстрелом лису, клацнувшую зубами уже в прыжке. Лиса мотнулась в воздухе, как мочало на веревке, но успела сомкнуть челюсти на колене сержанта.

Загитов, ругнувшись, брезгливо сбил ее прикладом на труп японца и сказал, недовольно растирая рану:

— Красноармеец Ларчиев, встать. Пункт шестой устава, первое предложение.

Поспешно вскочивший Ларчиев уныло доложил, стараясь не коситься на бойцов, подтягивавшихся к крыльцу в предвкушении обычной комедии:

— Военнослужащий обязан беспрекословно исполнять приказы начальников, кроме явно преступных.

— Отлично, красноармеец Ларчиев. Сочли ли вы мой приказ «Отставить»

явно преступным?

— Никак нет, товарищ сержант.

— Превосходно. Сочли ли вы мой приказ тайно преступным?

Вокруг заржали. Ларчиев умоляюще посмотрел на Загитова. Тот смиловался:

— Вольно. Пункт пятый тоже помнишь, про дисциплину? Укреплять, а также сберегать оружие, имущество, технику и коня. А ты себе и оружие, и техника, и конь, понял? Отгони «виллис», чтобы не мешал всем, и бегом ребятам помогать.

Обрадованный Ларчиев рванул к автомобилю. Загитов, подавив усмешку, сказал ему в спину:

— Вечером напомни, два наряда тебе выпишу.

Спина чуть поникла, но ненадолго. Наряды в переходе, тем более пустынном, были понятием философским: грязную тяжелую работу тянули все, не оглядываясь на очередь, обязанности и звания.

В любом случае вечером Загитов нарядов не выписал. Вечером он уже не мог встать с носилок, которые окружили злые и испуганные товарищи. Вставать Загитов и не пытался. Он пытался спокойно лежать, никого не пугая, изо всех сил пытался, впиваясь ногтями в бедра, — и все равно через равные промежутки времени принимался корчиться и хихикать, дергая головой.

Умер он сразу после полуночи.

Неполученные наряды Ларчиев выписал себе сам — такие, какие счел необходимыми. И до сих пор не отработал, хотя честно старался и добился очень многого. Но не того, что обещал себе — и мертвому уже Загитову.

Он исполнял приказы, берег оружие, технику и себя, а после демобилизации ценою серьезных ухищрений устроился в подземную лабораторию с официальным названием «Первая испытательная станция ВНИИ лесных ресурсов», которую наскоро оборудовали в лесу под Михайловском специально для изучения вируса, убившего Загитова. Устроился сперва водителем-завхозом, а потом, заочно поступив на биофак, — лаборантом.