Читать книгу 📗 "Смех лисы - Идиатуллин Шамиль"
Ларчиев никогда не увлекался ни химией, ни биологией, он с детства мечтал стать инженером-конструктором. Дело было не в увлечении и не в мечтах, а в долге.
Ларчиев отдал ему всю жизнь.
Он прошел путь от лаборанта до замначальника станции. Он принял решающее участие в реконструкции метода, которым биологи «Отряда 100»
шли к боевому вирусу. Он порывался испытать облегченные штаммы на себе, а когда начальник пригрозил выгнать с волчьим билетом, показал цепочку мутаций протовируса, а также смоделировал способы выращивания штаммов, избирательно воздействующих на человека в зависимости от возраста, пола и расы, до чего японцы явно дойти не успели.
Начальник назвал это огромным прорывом, генерал-химик, вручавший Ларчиеву и его начальнику Сталинскую премию, — серьезным вкладом в обороноспособность Родины и торжеством советского гуманизма, позволившего бескровно повторить изобретение, для которого бесчеловечным японским милитаристам понадобились сотни жертв из числа китайских товарищей и русских поселенцев. Ларчиев смущенно улыбался в ответ, но не был ни рад, ни смущен. Да, ему удалось вслед за японцами выковать меч и даже заточить его гораздо острее — и да, он совершенно не сомневался в необходимости такого меча Родине и в праве Родины задействовать меч там и так, где она сочтет нужным. Но он шел сюда не ковать меч. Он должен был придумать и изготовить щит, который устоит перед этим мечом. Он мечтал синтезировать идеальное лекарство, способное быстро залечить поражение вирусом, а в идеале вообще не позволить вирусу поразить организм. Создать такое лекарство не удалось. Это приводило Ларчиева в ярость, которую совершенно не смягчал тот факт, что даже предварительных подходов к созданию такого лекарства не совершали ни японцы, ни, очевидно, кто бы то ни было — никто во всей Вселенной, в общем.
Проблемы Вселенной Ларчиева не волновали. Его волновал долг перед Загитовым.
Поэтому в 1957-м он изо всех сил протестовал против закрытия программы и ликвидации лаборатории в связи с бесперспективностью исследований, ошибочностью приоритетов, определенных прежним отраслевым руководством, а также необходимостью усиления и укрупнения научных центров путем консолидации разрозненных подразделений. Протестовал, разбрасывал рапорты и даже писал в ЦК. Но лаборатория и ее персонал подчинялись военному порядку, а последнее наставление Загитова Ларчиев не забыл. Есть приказ, преступность не очевидна, надо выполнять.
Поэтому он подчинился и опять-таки лично проследил, чтобы лаборатория и в особенности захоронения биоматериалов были не только дезактивированы и блокированы, но и накрыты бетонными плитами и убраны под скучный курган, а территория с большим запасом объявлена запретной и сделана ненаходимой с помощью документов и письменных свидетельств — чтобы никакой крот, ни в буквальном, ни в переносном смысле, не сумел даже случайно пронюхать и докопаться.
В укрупненном научном центре Ларчиев быстро сделал карьеру, обеспечил Родине превосходство сразу в двух программах, упоминание не сути даже, а названий которых приравнивалось к государственной измене, стал орденоносцем, профессором и академиком, а вскоре и директором центра, преобразованного в НИИ, и начальником госпиталя при нем. Неисполненный долг вспоминался все реже и лишь иногда ныл где-то между подбородком и затылком невнятно, но давяще, как плохо залеченный зуб.
Ныл-ныл, да и прорвался вдруг во время вечернего доклада, который Ларчиев не слишком внимательно слушал перед уходом со службы. Он аккуратно положил ручку, которой подписывал накопившиеся за день документы, и сказал помощнику:
— Стоп.
Цыренов немедленно умолк. Вышколен он был все-таки великолепно.
— Как, говорите, фамилия летуна? Ну, который вывезти больных пытался, а до того с нашими связывался?
— Так. Са… Секунду, — Цыренов справился с записями. — Да, капитан Сабитов. Азат Завдатович.
— Ясно, — с непонятной интонацией сказал Ларчиев. — И все это происходит именно в поселке Михайловск Первомайского района?
— Совершенно верно, Леонид Степанович. Там раньше авиаполк, насколько я…
— Помним уж, — протянул Ларчиев все с той же интонацией, и Цыренов снова умолк.
Ларчиев взял ручку, внимательно ее рассмотрел, положил на стол и сказал:
— Срочно готовить выездную лабораторию и собирать всех профильных врачей, лаборантов и диагностов.
— Весь госпиталь? — уточнил Цыренов. — Сейчас, в пятницу вечером?
— Дмитрий Аристархович, вы хотите, чтобы у нас был понедельник? Тогда вперед. Через два часа вылетаем, — отрезал Ларчиев.
— Блин, скоро он там? — спросил Серега Рекса, пританцовывая от нетерпения.
Рекс ответил сложным грудным многозвучием, сочетавшим сочувствие и досаду, и показал, что он-то готов чесать с братаном прямо сейчас в любую сторону. В принципе, ничто не мешало рвануть на выполнение своей части особо важного задания прямо сейчас, но хотелось убедиться, что и Гордый про свою не забудет. Алкаш же и бич, да еще и свистун, каких мало, хоть сейчас ставь вести телепередачу «В гостях у сказки» вместо Валентины Михайловны Леонтьевой.
Серега потрепал пса по косматой башке и с досадой осмотрел улицу. Она была пуста и сумрачна: покачивающийся под редкими прикосновениями ветра фонарь и несколько далеких окон лишь добавляли картине суровости.
Дверь Дома-с-привидениями наконец тоскливо скрипнула, выпуская хозяина, и Серега выдохнул в тон ей.
Гордого было не узнать: он умылся, причесался, пригладил щетину и переоделся не просто в чистое, а в темный костюм. Выглядел он почти элегантно и немного пугающе, зато моложе сразу лет на двадцать. В руке Гордый держал старательно выправленный кофр.
— Готов? — спросил он.
— Давно, — буркнул Серега, наматывая поводок на руку.
— А это?
Гордый указал на прислоненный к порогу топор. Серега отмахнулся.
— Потом заберу. Ну что, как договорились?
— А то. Ни пуха.
— К черту. И тебе.
— Аналогично.
Операция началась. И вскоре об этом узнал весь поселок — пусть так и не понял, что происходит.
Гордей как никогда быстро дошагал до своего склада. После экспрессивной возни в глубинах стеллажей, забитых электрооборудованием, он перетащил штабель ящиков к столу и принялся, бормоча, поочередно подсоединять к розетке выпрямители и преобразователи тока, реостаты и удлинители, выставляя различные параметры. Некоторые приборы не работали — их Гордей отволакивал в сторону. Другие принимались дымить и искрить. Их провода он торопливо выдергивал из розетки. Успевал не всегда: очередной блок выбил автомат в электрощитке склада. Гордей, на ощупь добравшись к щитку, щелкнул автоматом, вернулся и, хмыкнув, украсил новую гирлянду соединений выпрямителем совершенно стимпанковского вида, здоровенным, схваченным кожаными ремешками в ржавых заклепках и с ажурными прорезями вентиляции.
Он вдавил тонкую черную кнопку в корпус. Ящик тоненько сказал: «У-уп», и стало темно. Совершенно.
Гордей, дошаркав до щитка, впустую пощелкал рычажком и осторожно отодвинул дверь. Поселок затопила тьма. Из тьмы доносились еле слышные возгласы и проклятия. Гордей, вздохнув, вернулся к столу и застыл в ожидании.
Когда по улице разлетелись возмущенные крики, Райка, осторожно поднявшая было простыню, замерла. Крики улеглись, размеренность бабушкиного похрапывания не изменилась, громкость недалекого скулежа тоже.
Райка убрала простыню к стене, встала и прокралась к выходу. Она была полностью одетой.
Подхватив тапки, Райка беззвучно вышла из дома в сумрак без единого огонька и обулась.
Серега поджидал у калитки. Рекс, преданный и оскорбленный в лучших чувствах, поскуливал в курятнике.
Серега шикнул на него, качнул головой в сторону госпиталя и побежал по малоразличимой во тьме улице, почти не спотыкаясь. Райка не отставала. На полпути темная улица вдруг вспыхнула редкими фонарями и окнами домиков.
Оба на миг пригнулись и прибавили ходу.
Гордей в последний раз замерил силу тока и напряжение на выходе из очередного блока питания и робко воткнул в него вилку, приделанную к проводу, недавно украшавшему запястье Сереги. Другой конец провода был воткнут в смартфон. Гордей щелкнул клавишей на блоке и уставился на экран с отчаянной надеждой. Тот лежал мертвым черным листком. Гордей, сморщившись, потянулся к проводу, и тут смартфон, зажужжав, вспыхнул заставкой на треснувшем экране.
