Читать книгу 📗 "Смех лисы - Идиатуллин Шамиль"

Гордей продолжал бубнить под нос:

— Поэтому и древняя сыворотка так четко срабатывает, что исходник тот же, а штамм… Штамм маленько послабже, смотри-ка ты… Не моментального, считай летального, действия, а дает время покушать… Чтобы вирус покушал…

Размножился… И в шапке… А мы в эту шапку… В панамку-то…

Он на миг отвлекся, посмотрел на ребят, снова смутился почему-то, откашлялся, прильнул к окуляру и заговорил чуть понятнее:

— Короче, штука, которая в пробирке была, — вполне годная основа для борьбы с вирусом и реабилитации организма. Значит, надо ее воспроизвести и на этой основе шлепать лекарство, а потом и вакцину. Как уж там было…

Раечка, вон те штуки поближе придвинь чисто по-братски.

Райка, прыснув, перенесла реактивы с края стола ближе к Гордею. Он, не отрываясь от микроскопа, в несколько беглых касаний изучил новую сервировку и снова принялся менять, сдвигать и смешивать все подряд в странном ритме.

Руки его, более совершенно не дрожащие, летали, набирая скорость, между шеренгами пробирок, колб и чашек, а взгляд лишь изредка прыгал от окуляра микроскопа к экрану лежащего рядом смартфона. Блок питания деловито гудел в ногах.

Гул начал нарастать и крепнуть. Когда стало понятно, что доносится он не от прибора, а из-за закрытого и наглухо зашторенного окна, гул сменился скрипом тормозов, хлопаньем дверей и неразборчивыми командами. Во двор госпиталя въехали автомобили, похоже, целая колонна, пассажиры которой затеяли масштабные хлопоты.

Ребята прокрались к окну и через щель оттянутой шторы попробовали разобрать, что происходит. Гордей, упоенный процессом, не обращал на посторонний шум никакого внимания.

По коридору госпиталя с рокотом раскатились множественные шаги:

Коновалов повел прибывших медиков с примкнувшим к ним руководством комендатуры обходом. Все были упакованы в костюмы полной химзащиты, рот и нос закрыты респираторами.

Нитенко и Земских было очень неуютно в такой одежде, в таком окружении и в таких условиях, но они старались не подавать виду, не отставать и не отвлекаться от пояснений Коновалова, который комментировал состояние каждого продемонстрированного пациента. Идею разобраться с Коноваловым как следует, высказанную многократно и с растущей злобой, Нитенко уже оставил.

— Стоп, — скомандовал Ларчиев пожилой сестре-хозяйке, пытавшейся протиснуться через группу с каталкой, на которой лежало тело, накрытое простыней.

Сестра-хозяйка нахмурилась и собралась поддать краем каталки заступившему ей дорогу Цыренову.

— Стоп, Анна Борисовна, — подтвердил Коновалов. — Минутку обождите, мы посмотрим.

— То «скорее-скорее», то «обождите», — проворчала сестра-хозяйка, выпуская ручку каталки и отворачиваясь с оскорбленным видом.

Из дверей в палаты, между которыми замерла каталка, донесся глумливый хохоток. Если бы кто-нибудь из медиков заглянул туда, отодвинув брезентовые завесы, то обнаружил бы, что Сабитов в девятнадцатой и Валентина в восемнадцатой синхронно подергивают головами, скуляще посмеиваясь сквозь забытье. Но никто, конечно, в палаты не заглядывал. Все смотрели на мертвого Рачкова, с лица и груди которого Ларчиев поднял простыню.

— Это первый… — начал Коновалов и торопливо кашлянул, чтобы забить чуть не выскочившее «пока». — Рачков, экспедитор фермы, вероятно, один из первых зараженных. Болезнь протекала в особенно острой форме, возможно, наложившись на респираторное.

Ларчиев, продолжая разглядывать покойника, протянул руку. Коновалов кивнул, в руку после короткой суеты вложили историю болезни. Бегло изучив ее, Ларчиев спросил:

— На вскрытие везете?

— Так точно, — сказал Коновалов.

— Куда еще-то, — буркнула сестра-хозяйка.

— Начинайте немедленно, результаты доложить, — скомандовал Ларчиев и взглянул на патологоанатома Семакова.

Тот, кивнув, пристроился к каталке и попробовал оттеснить сестру, галантно уведомив:

— Анна Борисовна, позвольте помочь.

— Себе помоги, — отрезала сестра-хозяйка, отпихивая Семакова, и загрохотала колесами прочь.

Семаков пошел следом, держа руки при себе.

Цыренов, проводив их взглядом, спросил:

— Сами смотреть не будете?

— Пока сосредоточимся на живых, — отрезал Ларчиев и, взглядом спросив разрешения Коновалова, вошел в палату Валентины.

Там он под комментарии Коновалова так же быстро изучил истории болезни обеих пациенток, задержал взгляд на изможденном лице Валентины и бесстрастно сказал, поводя затянутым в резину пальцем по двери и окнам:

— Изоляцию усилить.

— Так точно, — сказал Цыренов, прицельно выхватил из группы несколько человек и принялся инструктировать.

Ларчиев с Коноваловым уже нырнули в соседнюю палату. Всполошенная свита бросилась следом, едва не толкаясь.

Коновалов, стоя у койки, бесстрастно пояснял:

— Да, тот самый капитан Сабитов. Помимо внешних обстоятельств пациент интересен еще и тем, что болезнь… Вот, обратите внимание, — он помог Ларчиеву найти нужную страницу в склеенных листках, — протекает очень нестабильно. За ураганным обострением, нехарактерным, вообще говоря, для ранней стадии… видите, жар, пароксизмы, ну и давление, конечно?.. А теперь тут: внезапная ремиссия, пределы нормы.

— Есть версии, почему так?

— Полно. Способ заражения, индивидуальная особенность организма, мутация штамма, что угодно.

— Логично, — согласился Ларчиев. — Обождем с выводами.

Он со странным выражением, будто пытаясь узнать или вспомнить, всмотрелся в лицо Сабитова, хотел что-то спросить, но молча пошел к двери.

Свита хлынула следом.

Группа маршировала мимо поста дежурной медсестры, когда Тамара, внимавшая телефонному собеседнику, спешно подозвала Коновалова. Тот, обронив несколько коротких фраз, передал трубку Ларчиеву. Ларчиев слушал молча, затем сказал:

— Окружной центр здесь, завтра надеюсь доложить полную клиническую картину и дать рекомендации. Не исключаю. Еще раз: строгий карантин не исключаю. Зав-тра. Да, только срочное, ерундой и вопросами прошу не беспокоить. До свидания.

Он положил трубку и пошел к следующей палате, бросив через плечо:

— Похожие симптомы уже в пяти районах. Срочно разворачиваем лабораторию.

Едва ли не половина отряда медиков отделилась и загремела каблуками к лаборатории.

Серега, подслушивавший у двери, торопливо щелкнул замком раз и два, задним ходом отошел к Райке и напряженно спросил:

— Долго ему еще, как думаешь?

Райка пожала плечами.

Дверь дернули, дернули посильнее и затрясли изо всех сил.

Райка вцепилась Сереге в плечо и оглянулась на Гордого. Тот то ли ничего не слышал, то ли игнорировал внешние помехи с завидным хладнокровием.

Руки его порхали над столом чарующе шустро.

— Заперто здесь! — крикнули в коридоре. — Ключ принесите!

— Не успеет, — пробормотал Серега, уставившись на дверь.

В глазах его было отчаяние.

— Где ключ-то? — спросил один из медиков, который, не утерпев, вернулся к посту дежурной.

Тамара, открыв стеклянные дверцы шкафчика, на всякий случай еще раз перебрала все ключи в надежде, что нужный найдется под ненужным или обнаружит истинную бирку под ложной.

— Сестра, времени нет.

— Ключа нет, — растерянно сказала Тамара, не заметив, что как будто передразнивает. — Вот здесь висел, а теперь нет.

— Пор-рядочки, — процедил медик, качнулся на пятках и почти побежал обратно.

Отзвуки драмы не достигали палаты Андрюхи. Там зрела собственная драма. Доктор Гаплевич, не жалея красок и эпитетов, описывал Андрюху как «феномен, исцелившийся самопроизвольно», а Андрюха разбухал от возмущения — как характеристикой, в которой ему слышалась непристойность из анекдота, так и терминологией.

Коновалов, заметив это и правильно поняв, сказал:

— Не психуй, это комплимент.

— Дэ? — недоверчиво спросил Андрюха.

Гаплевич растерянно закивал. Ларчиев смотрел прицельно.

— Ладно тогда, — сказал Андрюха. — Может, я домой пойду уже, а?