Читать книгу 📗 "Смех лисы - Идиатуллин Шамиль"

Сколько можно-то?

— Андрей Анатольевич, потерпи еще маленько, — попросил Коновалов. — Ради науки, а? Готов ей служить?

Андрюха повел плечом.

— А Родине? — спросил Коновалов строже.

— Усигда готоу, — мрачно сказал Андрюха голосом Папанова.

Ему стало понятно, что сегодня точно не отпустят.

Ларчиев выразительно кашлянул и указал Коновалову на окно. От подоконника к середине комнаты тянулись вполне отчетливые отпечатки грязных подошв. Довольно крупные.

— Хм, — сказал Коновалов и нахмурился.

— А, — торопливо сказал Андрюха, отследив начальственные взгляды. — Так-то я готов, конечно. Служить на алтаре. Я просто сидеть тут задолбался, а что-нибудь полезное — кто бы против, а я за. Могу кровь сдать, раз такой феномен самозарядный. Лекарство же из крови делают, как гематоген? Ну вот из моей сделайте. У меня крови до фигища, вечно как из носа польет, вся рубашка до пупа мокрая насквозь, а мне одинаково вообще.

Ларчиев посмотрел на часы и вышел. Врачи поспешили следом. Андрюха цвиркнул с досадой и запоздало принялся растирать следы подошвой тапка.

Топтавшиеся у лаборатории медики встретили сообщение о том, что ключа нет, возмущенным ропотом и деятельно начали дискуссию о способах преодоления кризиса. Земских жестом попросил всех замолчать и, когда публика пусть и не сразу, но подчинилась, вслушался.

В наступившей тишине легкий гул и позвякивание за дверью были легко различимы и выразительны.

Земских несколько раз требовательно постучал в дверь, громко сказав:

— Здесь руководство госпиталя и части. Немедленно откройте.

Гул не смолк, а звяканье, кажется, ускорилось.

— Ломайте, — скомандовал Земских.

Чтобы выбить косяк, хватило трех ударов сапогом под ручку. Земских ворвался в лабораторию первым и на пару секунд застыл от удивления и бешенства.

Приборы и агрегаты горели на все лады октябрьской иллюминацией. Возле стола испуганно моргали вцепившиеся друг в друга подростки, мальчик и девочка, которым об эту пору полагалось кататься на Луне и ловить перо Жар-птицы во сне. За столом спиной к двери восседал какой-то всклокоченный мужик в халате. Грохот он как будто не заметил, даже не повернув головы кочан.

— Этого взять, этих вывести, — скомандовал Земских.

До неба. Последний раз в этой жизни

Суматоха вышла буйной, но быстрой: через полминуты Гордея с выкрученными руками уже волокли прочь, игнорируя его выкрики: «Пять минут дайте, упыри, я досчитал почти!»

На протестующие вопли ребят и их попытки виснуть на руках и на ногах скрутивших никто не обращал внимания тем более. Просто относительно нежно расцепили хватку и отпихнули детишек обратно к столу, пообещав и с ними сейчас разобраться.

Нитенко вместе с Земских проводил конвоиров командой «На гауптвахту пока, утром с ним разберемся!» и вернулся к столу, зычно начав издалека:

— Так, дети, давайте по-хорошему!..

Запнулся и пробормотал: «Да ерш твою дивизию».

Дети не просто отругивались или там яростно сопротивлялись. Они были привязаны к столу сложной паутиной перекрещивающихся веревок типа бельевых со множеством замысловатых узлов и петель и при этом явно готовы были отпинываться от любых атак — во всяком случае, лица у обоих были злыми, а нога у каждого задранной в боевую готовность. Даже у девочки, что Нитенко совсем озадачило и возмутило. Впрочем, факт связывания детей взбесил его куда больше.

— Вы охренели? — взревел он. — Кто удумал веревкой-то детишек?!

— Да они сами, товарищ майор! — оскорбленно взвыли сразу два голоса по сторонам.

Нитенко недоверчиво уставился на девочку. Та ответила свирепым взглядом. В кулаках, вдетых в крупные не по размеру резиновые перчатки, она впрямь сжимала концы веревки. Воинственно выставленный кулачок мальчика был без перчатки. Вторую руку он держал в кармане, для уверенности, видимо.

Нитенко, мотнув головой, скомандовал:

— Отвязать немедленно.

К детишкам подступили сразу с трех сторон и поспешно отступили: те дико заверещали какую-то невнятицу и принялись лягаться.

— Ножницы дай или скальпель, живо! — сказал кто-то из приезжих медиков и тут же зашипел под звук смачного пинка. — Пацан, ты чокнулся совсем? Я тебя сейчас!..

— Ат-таставить! — рявкнул Земских, оттаскивая явно психанувшего гостя.

— Отошли все!

Он был прав, но Нитенко все равно вздохнул. Самые простые решения грозили самыми тяжелыми последствиями. Впрочем, когда было иначе?

Работа командира во многом и сводится ко множеству странных и нелепых усилий. Невозможно представить или сочинить дурь, которой не приходилось заниматься военнослужащему. Вразумление безумных подростков и пострадавших от них — еще не самый клинический вариант.

— Хорош, хорош, — сказал Нитенко, с трудом присаживаясь перед детьми на корточки и очень надеясь, что тут же не получит в табло с ноги.

Все тело было липким, пот неприятно щипал глаза, сердце бухало громко и неровно.

Дети смотрели на него свирепо и дышали тяжело, но хотя бы не дрались.

— Ребят, ну чего вы бузите? — спросил он с предельной задушевностью.

— Поздно уже, спать пора, родители волнуются.

Оба опять пронзительно заорали — что-то про поздно, про мамку, про лекарства и про Гордого. Нитенко ухватился за последнее:

— Слушайте, ну этот бич, за которого вы заступаетесь, он же явный диверсант. Прокрался, затеял что-то, может, с него все болезни и начались.

Пацан распахнул рот с явным намерением заорать, и Нитенко перебил его торопливо и веско:

— С ним будут разбираться компетентные органы. А с вами-то им зачем разбираться? Вы же сознательные пионеры, должны помогать родной стране, армии и следствию. Вы ни в чем не виноваты, он вас обманул, их специально этому учат, но теперь все кончилось, мы всё исправим, давайте по домам, мамы беспокоятся.

— У меня мамка здесь, в больнице! — все-таки заорал Серега так, что Нитенко зажмурился и чуть отодвинулся, едва не потеряв равновесие. — Ее Гордый только спасти может! Сами вы диверсанты! Он ученый, он лекарство уже сто лет назад изобрел! Или там сто лет вперед! Я сам видел, как оно лечит!

— Господи ты боже мой, — пробормотал Нитенко, с еще бо́льшим трудом поднимаясь. — Промыл мозги детям, изверг.

Он оглянулся и обнаружил, что добравшийся наконец до лаборатории Ларчиев склонен, кажется, вслушиваться в крики мальчика. К счастью, рядом с профессором тут же возник Земских, который вполголоса пояснил высокому гостю, что уведенный спаситель в халате — местный бич и алкаш, работающий кладовщиком.

— Интересно живете, — сухо прокомментировал Ларчиев. — Коллеги, простите, что вмешиваюсь в ваш налаженный распорядок, но хотелось бы уже приступить к работе.

— Строгая изоляция, никого к нему не подпускать, самому не общаться, — сказал упакованный в костюм химзащиты Рузиев, вталкивая в камеру гауптвахты бича, обряженного почему-то в парадный костюм под медицинским халатом. — Приказ Земских.

— А Земских ваш могилы рыть будет, когд?.. — зло начал бич, но Рузиев уже захлопнул дверь.

— Все ясно? — спросил Рузиев, следя за тем, как Доскин дважды щелкает замком.

— Так точно, — сказал Доскин. — Улугбек, а как там вообще?

Рузиев ответил матерно и поспешил к машине.

— А капитан, приезжий который? — крикнул Доскин вслед.

Рузиев только отмахнулся.

Бич из-за двери прокричал:

— Там пиндык полный, и капитан загибается! Слышишь, нет? Половина умрет до утра, остальные завтра-послезавтра! И так по всему району уже, а завтра по области будет, а послезавтра!..

— Заткнулся быстро, — скомандовал Доскин.

— Ты послушай, балда! Я тебе врал когда, нет? Я знаю, как лекарство сделать!

— Из чачи?

— Я, сука, кандидат наук! Мне там работы на полчаса осталось!

— Ну вот и поработай тут, кандидат. Рехнулся совсем.

— Доскин, верни меня обратно! Я тебе бесплатно литров пять отпустил, ты забыл уже?