Читать книгу 📗 "Смех лисы - Идиатуллин Шамиль"

— Мы всё сделаем, — подытожил он, страстно надеясь, что не врет. — Я не шучу и не обманываю. Даю честное слово, что вот так не будет.

Он кивнул на смартфон и спохватился, да поздно.

— Как так? — немедленно спросил Серега.

Коновалов и Нитенко тоже явно были заинтригованы.

— Всё, к делу, — велел Ларчиев и показал Гордею, возникшему в дверях лаборатории в сопровождении ефрейтора Доскина, чтобы присоединялся поскорее.

Увидели Гордого и ребята. Райка переглянулась с Серегой, подумала, замысловато повела рукой — и многочисленные витки и петли опали к их ногам, как мартовский снег с карниза. Подростки переступили через шнур, потоптались, пока Райка стремительно сматывала его на ковбойский манер, и двинулись к выходу сквозь расступающуюся толпу взрослых.

Гордей, следовавший навстречу, кивнул и, тут же забыв про ребят, устремился к столу, поспешно натягивая поданные ему Цыреновым резиновые перчатки.

Серега и Райка в сопровождении Земских шли по опустевшему коридору госпиталя. У двери в восемнадцатую палату Серега вопросительно глянул на Райку. Та кивнула. Серега замедлил шаг. Капитан мягко сказал:

— Профессор обещал, все будет хорошо. Пойдем-пойдем.

Шаги по коридору удалились. Валентина, щеки, губы и сомкнутые веки которой пугающе запали, страшно дернулась и снова замерла в невозможной позе.

В девятнадцатой палате капитан Сабитов с трудом открыл глаза и медленно сел на койке.

В лаборатории Гордей торопливо объяснял Ларчиеву и остальным медикам механизм воздействия вируса и способ его нейтрализации, на котором построены рецептура и способ синтеза сыворотки. Руки его летали от смартфона к штативам и образцам с умопомрачительной скоростью, он пылал и бурлил, вернувшись после затянувшегося перерыва в свою стихию. Слушателям стихия совсем своей не представлялась, хотя они старались изо всех сил.

— Мулька в корневом противоречии: по клинической картине то, что мы видим, — Гордей широко повел рукой, едва не зацепив перчаткой внимательно слушавшего Ларчиева, — ой, сорян, голимый лиссавирус, эз из. Могу спорить, что у покойных патоморфологические изменения мозга минимальные и точно не соответствующие жести, которую они по неврологии прошли. Рабиес вульгарис, ну лан, модернус — минус гидрофобия и прочее по мелочи. Но у бешенства не бывает такой фульминантности: инкубационный период до двух суток, потом такое же чумовое и злокачественное развитие с субтотальным поражением цээнэс — это что за дела? Это признак или адских мутаций, или искусственного происхождения.

— Или того и другого, — сказал Ларчиев.

— О! — воскликнул Гордей, задрав палец. — Но мне и первого хватило.

Вирус восприимчив к воздействию — шикардос, проедем на этом, без тотал дистракшн, чисто перевоспитать в безвредное и далее не мутирующее. И я такой: о, альтушка, есть чо в плане ингибитора? А если найду? А если рекомбинант стандартным ар-ай-джи подкормить?

— А по-русски можно? — недовольно спросил Цыренов.

— Окей, бумер, — ответил Гордей с широкой ухмылкой, обнаружившей давнюю недостачу пары зубов.

— Точно шпион, — пробурчал Нитенко.

Ларчиев, утихомирив ворчунов небрежным жестом, деловито поддержал разговор:

— Ар-ай-джи — это иммуноглобулин? Так просто? А остальное… Так, Дмитрий Аристархович, АИГ сюда, остальным слушать.

И придвинул к себе весы и дозаторы. Цыренов рванул за затребованным, остальные медики бросились помогать Ларчиеву, после короткой суматохи превратившись в единый многорукий организм.

На улице Земских попытался усадить ребят в машину. Те уперлись, отнекиваясь на два голоса:

— Не-не, спасибо, товарищ капитан, сами дойдем, да, уверены, тут два шага, да, спасибо.

— Точно?

— Точно-точно, — заверила Райка.

Серега просто кивнул. Он как-то сразу страшно устал, но садиться в машину не хотел. Особенно раз Райка не хотела.

— Добро, — сказал Земских. — Спасибо, ребят. Отдыхайте.

Он пожал обоим руки и некоторое время смотрел вслед.

Ребята неспешно шагали локоть к локтю по неровно освещенной улице.

Когда они вступили в темный участок, Райка взяла Серегу за руку. Серега машинально отдернул ладонь, смутился, поколебался и решительно обнял Райку за плечи.

Так они и брели в сумраке, хотя обоим неудобно: Сереге приходилось тянуться, потому что Райка была чуть выше. Она же шагала с каменной спиной, боясь пошевелить висящими вдоль тела руками.

Райка чуть заметно улыбалась сквозь усталость. Серега был строг и напряжен.

Земских, улыбнувшись, велел Игорю:

— Давай тихонечко за ними, на расстоянии, чтоб не заметили. Убедись, что домой зашли, только потом назад, понял?

— Так точно.

Земских в последний раз вгляделся в два еле различимых силуэта в полутьме и побежал обратно в лабораторию. Там было самое важное и интересное.

И еще там был Сабитов.

Он в казенной пижаме и с марлевой маской на лице очень прямо и неподвижно сидел на самом краешке стула сразу за дверью лаборатории.

Очевидно, с трудом дополз сюда, миновав врачей и сестер, плюхнулся на первое подвернувшееся место и теперь следил сухо блестящими ввалившимися глазами за манипуляциями, эпицентр которых кипел вокруг Ларчиева.

— Азат Завдатович, вы чего здесь? — негромко спросил Земских. — У вас болит что-то?

Сабитов не отреагировал.

— Не надо вам здесь, Азат Завдатович, люди работают, мы помешать можем. Нам это надо?

Ноль внимания.

— Ну давайте вместе, я помогу, — сказал Земских и попробовал поднять Сабитова под локоток. Потом за плечи. Потом подхватив под мышки. Потом подозвав Рузиева и Доскина, подглядывавших рядом.

Сабитов сопротивлялся молча, но с растущим ожесточением. Оно явно отвлекало медиков: то один, то другой озирался на толкотню у двери, сбивая отлаженный ритм коллективной работы. Наконец Нитенко громким шепотом приказал:

— Капитан, отставить!

— Товарищ майор, — пыхтя, начал Земских, — он же окочурится так…

— Хорош, сказал! — прошипел Нитенко, и от Сабитова отступились, солдатики с облегчением, а Земских с виноватой злостью.

Напоследок он поправил Сабитову воротник и одернул перекрученную пижаму. Тот опять не отреагировал: сидел и пялился на танцы вокруг ярко освещенного и негромко гудящего на разные лады стола.

Ларчиев тоже отвлекся на микропаузу и, вдруг спохватившись, протянул Гордею руку в перчатке.

— Ларчиев Леонид Степанович, профессор.

Гордей ответил на жест не рукопожатием, а касанием костяшками, и отрекомендовался:

— Попов Гордей Иванович, завлаб-инфекционист, ка-эм-эн, бутлегер.

Медики вокруг закивали с явным облегчением. Военные изумленно переглянулись.

На столе заревел зуммер, в поддержку ему принялась мигать красная лампочка. Ларчиев извлек из автоклава штатив с рядами пробирок, помедлив, выдернул одну, разглядел ее на свет и, явно колеблясь, повернул голову к Гордею. Тот, кивнув, нанес на предметное стекло с образцом ткани вирусную пробу и вставил стекло в держатель микроскопа.

Все затаили дыхание. Ларчиев в почти полной тишине, чуть распихиваемой лишь гулом блока питания, набрал багровую сыворотку из пробирки в пипетку, невольно сморщив нос от проникшего сквозь респиратор смрада, уронил каплю на стекло и приник к окуляру.

И увидел, как бойкие вирусы, уже выжравшие с проворством стаи акул половину клеток образца, сперва замедляют атаку, потом замирают, как во сне, и съеживаются.

— Повторим, — скомандовал Ларчиев и, не отрываясь от окуляра, протянул пробирку Гордею.

Тот поспешно поменял стекло в держателе и попытался принять пробирку.

Но пробирки уже не было. Ее сжимал невесть как оказавшийся рядом Сабитов.

— Работает? — сипло и с большим трудом спросил он.

Ларчиев резво оторвался от окуляра. Он испепелил было Сабитова взором, но тут же резко успокоился.

— Азат Завдатович? Мы, собственно, ради вас и…

— Работает? — дернув головой, повторил Сабитов и, оценив замешательство Ларчиева, скомандовал: — Дайте ей.