Читать книгу 📗 "Горячие руки для Ледяного принца (СИ) - Морозова Рита"

Я увидела это. Увидела пробуждение не просто человека, а Силы. И поняла, что моя часть почти сделана. Силы покидали меня стремительно. Золотой поток из моей груди стал тонким, прерывистым ручейком. Темнота сгущалась по краям зрения. Но в последнем проблеске сознания я увидела, как голубые ледяные копья магов Торвика, огромные и смертоносные, уже летят к нам. К нему. К моему Кайлену, который только что обрел шанс.

Нет. Это слово уже не имело звука. Только последний импульс воли. Я собрала остатки себя, последние капли жизни, не влитые еще в него, и бросила их не в Кайлена, а вперед. Не для атаки. Для щита. Последнего, хрупкого, как паутинка, барьера любви между ним и смертью.

Золотое сияние перед нами вспыхнуло на мгновение — слабое, дрожащее. Оно не остановило ледяные копья. Но оно коснулось их. На долю секунды голубой лед магических копий заискрился золотыми прожилками. Их траектория дрогнула. Они вонзились не в центр золотистой глыбы, где был Кайлен, а рядом. В лед у его ног и над головой, с оглушительным треском разбивая уже светящуюся, но все еще хрупкую оболочку.

Осколки золотистого льда полетели во все стороны. Один из них, острый, как бритва, чиркнул по моей щеке. Я не почувствовала боли. Только холод. Глубокий, всепоглощающий холод, идущий изнутри. Я больше не стояла. Я падала. Отрываясь от ледяной глыбы, от его пробуждающегося тела, от источника света, который я в него вложила. Последнее, что я увидела перед тем, как тьма поглотила меня полностью, было его лицо. Оно больше не было спокойным. Оно было искажено немым криком ужаса и боли, обращенным ко мне. Его рука, уже почти свободная от треснувшего золотистого панциря, протянулась, пытаясь схватить меня, удержать. Но расстояние было уже слишком велико. Я падала вниз, в хаос площади, в холод, в небытие, с чувством странного, ледяного покоя. Я сделала, что могла. Солнце зажглось. Теперь ему предстояло взойти.

18 глава

Падение длилось вечность и мгновение одновременно. Мир превратился в калейдоскоп мелькающих образов: кроваво-красное небо, черные зубья разрушенных стен, искаженные лица южан, завороженно глядящих вверх, ослепительные вспышки магии, летящей куда-то мимо… И его лицо. Лицо Кайлена, искаженное немым криком, рука, отчаянно протянутая сквозь золотистые осколки бывшей его темницы, пальцы, почти касающиеся моей падающей руки. Почти.

Затем — удар. Не о камни. О чьи-то руки. Жесткие, закованные в лед? Нет. В сталь. И крик боли — не мой. Чей-то чужой. Я качнулась, как тряпичная кукла, и снова полетела вниз, но медленнее, закручиваясь в вихре собственной слабости и чужого хаоса. Еще один толчок, удар в бок — на этот раз тупой, как от бревна. Воздух вырвался из легких свистом. Я услышала треск — ребро? Потом — мягкое, холодное приземление в сугроб, взметнувшее фонтан колючего снега. Темнота, звавшая так сладко, накрыла меня с головой, как теплая волна. Но прежде чем погрузиться в нее окончательно, я услышала. Не грохот битвы. Не крики. Рев.

Это был не человеческий звук. Это был рев пробудившегося вулкана. Рев ледника, сходящего с гор. Рев абсолютной, первобытной ярости, смешанной с невыразимой болью. Он исходил оттуда, сверху, с груды обломков, где лежала золотистая глыба, и врезался в гул сражения, заглушая все на мгновение. Даже южане замерли, в ужасе глядя вверх. Маги Торвика, готовившие новый залп, оцепенели с поднятыми руками.

Там, где был Кайлен, стоял Бог Льда.

Золотистый панцирь, сковавший его, не растаял. Он взорвался изнутри. Не осколками, а сокрушительной волной чистой, контролируемой силы. Силы не смерти, а абсолютного нуля. Волна ударила во все стороны, не как разрушительный удар, а как… вздох. Первый вздох новорожденного гиганта. Но этот вздох нес смерть всему, что осмелилось ему угрожать.

Воздух замер. Буквально. Влажный пар от дыханий, дым пожаров, летящие снежинки — все в радиусе сотни ярдов превратилось в микроскопические алмазные кристаллы, зависшие во внезапно кристально чистом, невероятно холодном воздухе. Образовалась сфера абсолютной тишины и неподвижности.

Маги Торвика застыли в позах заклинателей. Не как статуи — как инсталляции мгновенной глубокой заморозки. Зеленые и золотые искры магии на их руках превратились в крошечные ледяные цветы. Глаза, полные ужаса, стали матовыми, покрытыми инеем. Их темные плащи окоченели, как листы жести. Они не упали. Они стояли, мгновенно превращенные в сложные ледяные изваяния, пульсация жизни под ледяной коркой едва уловима, но стремительно угасающая.

Ледяные Копья замерли в воздухе, направленные туда, где я только что была. Теперь они были просто красивыми, бесполезными сосульками, сияющими в странном свете.

Ближайшие Южане: Солдаты, карабкавшиеся по обломкам, стоявшие у подножия, застыли в мгновенных позах атаки, бегства, ужаса. Ледяной туман окутал их, превратив в серые, заиндевевшие силуэты. Их крики замерли на губах, превратившись в ледяные пузыри.

Торвик. Он не был заморожен полностью. Его зачарованный доспех, пылающий остатками магической энергии, вспыхнул ослепительно, пытаясь противостоять волне холода. Но это лишь отсрочило неизбежное. Он отлетел назад, как пушинка, ударившись о камень, и застыв на колене, одной рукой опираясь на свой пылающий, но уже покрывающийся инеем меч. Его лицо было искажено не только болью от удара, но и чистым, животным страхом, смешанным с невероятным изумлением. Он видел. Видел, как его маги превратились в ледяные памятники в мгновение ока. Видел источник этой силы.

Источник. Кайлен.

Он стоял на груде обломков там, где секунду назад была его ледяная гробница. Но это был не Колосс Скорби. Это был Повелитель Льда. Высокий, мощный, дышащий парадоксальной силой — неистовой яростью и абсолютным, пронизывающим холодом. Его одежда — простой камзол — была цела, но покрыта тончайшим, переливающимся, как алмазная пыль, инеем. Его кожа — не мертвенно-бледная, а цвета слоновой кости, живая, но излучающая холод. Его волосы, растрепанные, были увенчаны крошечными ледяными кристаллами, сверкавшими, как диадема. Но главное — глаза. Серебристо-серые, но теперь — не пустые и не безумные. Они горели. Холодным, ясным, нечеловечески сосредоточенным пламенем. В них читалась бездна боли (моей боли, его боли), океан ярости и… абсолютный, леденящий душу контроль.

Он не смотрел на Торвика. Не смотрел на своих новых ледяных статуй. Его взгляд, острый, как ледяная игла, сканировал хаос внизу. Искал. Меня. Его пробудившееся сознание, пронзенное последним импульсом моей жизни, моей жертвой, знало, куда я упала.

Его взгляд нашел меня. В сугробе у подножия обломков. Маленькую, сломанную, почти неотличимую от других темных комков на снегу. Но он увидел. Увидел слабое мерцание золота во мне? Увидел нить нашей связи? Увидел просто меня. В его глазах, полных ледяного пламени, промелькнуло что-то человеческое — вспышка невыносимой агонии. Боль от того, что он увидел. От того, во что я превратилась ради него.

И тогда он двинулся.

Не шагнул. Не прыгнул. Он снизошел. Словно гравитация для него перестала существовать. Он просто сошел с груды камней, ступая по ступеням из мгновенно формирующегося под его ногами льда. Лед был не голубым. Он был кристально чистым, сияющим внутренним серебристо-золотым светом. Каждая ступень возникала за микросекунду до его шага и исчезала в алмазную пыль через миг после. Это был не путь. Это было шествие. Шествие божества зимы, пришедшего не нести смерть, а восстановить порядок. Его холодное сияние распространялось перед ним волной. Южане, оказавшиеся на его пути, не замерзали насмерть мгновенно. Они… замедлялись. Их движения становились тягучими, как в густом меду, их крики растягивались в низкий, жуткий гул. Они падали на колени, не в силах сопротивляться нарастающему давлению холода, сковывающего не только тело, но и волю.

Он прошел сквозь строй оцепеневших, замедленных врагов, как призрак. Не обращая на них внимания. Его цель была одна. Я.