Читать книгу 📗 "Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн"

О. Мои плечи резко опускаются, а разум наводняет страх, которого я в себе даже не осознавала. Я не люблю никого. Конечно, есть Бун, но я не уверена, что влюбленность – или восхищение, если уж на то пошло, – считается за любовь. А больше никого нет. Не особо. Это ни Феликс, ни мои родители. Я давно поняла, что будет глупо вообще впускать кого-нибудь в сердце. Билет в один несчастливый конец, учитывая мое проклятье.

Я отметаю воспоминание об объятьях Аида. Это тоже не любовь.

А что, если у меня никого нет? Ох, боги благие. Я приду на Подвиг Афродиты, и весь бессмертный мир будет смотреть. Аид будет смотреть. Если у меня никого нет, слова «унижение» будет для этого мало.

Афродита умудряется улыбаться утешительно и довольно одновременно при взгляде на ужас, который явно сейчас отражается у меня на лице. Богиня неловко похлопывает меня по плечу, потом откашливается и продолжает:

– Второй секрет – скорее… предупреждение.

Я жду.

– Аид – один из моих любимчиков, – признается Афродита. Легкий ветерок подымает пряди, выбившиеся из узла, художественно развевая их вокруг лица. – Но в этом Тигле у него есть тайная заинтересованность. Я ее еще не разгадала, но я его знаю. Он ничего не делает без конкретной причины.

«Я верил, что тебе хватит сил выжить в Тигле. Есть и другие причины, но я правда так подумал», – слова Аида гремят у меня в голове.

Другие причины.

– Ты предупреждаешь меня ему не доверять? – спрашиваю я.

– Я предупреждаю, что с моим братом все не то, чем кажется. – Афродита пожимает плечами, как будто это пустяк, но ее взгляд не отрывается от моего. – И когда он чего-то хочет, он может быть самым беспощадным из всех нас.

Бушующий торнадо моих мыслей затягивает предупреждение Афродиты, и меня не отпускает. Я снова и снова повторяю про себя каждое слово, направляясь дальше по тропинке.

Я не особо обращаю внимание на окружение, пока не осознаю, что я снова оказалась посреди зданий, выстроившихся вдоль булыжной мостовой, которая выглядит как древнегреческая версия идиллической Мэйн-стрит в США или европейской городской площади.

И я здесь далеко не одинока. Улица полна богов, полубогов, нимф, сатиров и кентавров; все в современной одежде – по крайней мере, те, кто носит одежду. Большинство не обращает на меня внимания, хотя пару взглядов я на себе ловлю. И все же здесь, кажется, достаточно безопасно, пусть даже сумерки омрачили небо.

Должно быть, это и есть квартал развлечений, о котором говорила Афродита. Никогда не думала, что богам и богиням могут быть нужны развлечения. Я всегда полагала, что мы, смертные, восполняем для них эту нужду. Но, крутя головой в попытке все рассмотреть, я вижу несколько ресторанов, галерею искусств, библиотеку, СПА и даже клуб, из открытых дверей которого доносятся мощные басы.

Кажется, боги тоже хотят просто повеселиться.

Я ловлю на себе взгляды, но до меня никто не докапывается. Несмотря на это, я стараюсь не ослаблять бдительность. Взрыв смеха выплескивается на улицу впереди, и я следую за этим звуком к зданию на углу и читаю вывеску над входом: «Заведение Бахуса».

Дионис здесь использует римское имя?

«Хватит фокусироваться на мелочах, Лайра».

Гораздо интереснее тот факт, что бог вина и пиров, похоже, владеет баром на Олимпе.

– Логично, – бормочу я себе под нос. Но не только из-за того, кто он. Существует достаточно историй про пьяных богов и младенцев, получающихся в результате, чтобы я осмелилась предположить: Дионис до хренища зарабатывает на этом своем заведении.

«Может, тут и кто-то из поборников будет?»

Это место не хуже любого другого, так что я захожу внутрь.

А внутри заведение… не оправдывает ожиданий.

Похоже на все виденные мной пабы смертных. Я ожидала чего-то такого же эффектного, как и снаружи, но не свезло. Вдоль одной из стен тянется барная стойка – да, из белого мрамора, но все же, – вокруг стоят деревянные столики разных размеров, а окна выходят на улицу. Над стойкой висит несколько телевизоров с трансляциями спорта и новостей смертных и корейскими сериалами. Это кажется удивительнее всего. Я не представляла себе богов и богинь, собирающихся с пивом посмотреть ящик.

Бар заполнен. Я не узнаю все лица (слишком много богов надо вспоминать, и я не уверена, что все они здесь греческие), но, кажется, опознаю Эйрену – богиню мира, Гибрис – богиню дерзости и Трасоса – бога отваги. Про это дело должен быть анекдот. Заходит поборник в бар…

– Лайра?

Я останавливаюсь. Барменша смотрит прямо на меня.

– Э-э… – Я оглядываюсь, но позади никого нет. – Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Она одета в готическом стиле, с темно-красными прядями в черных как смоль волосах и с черным макияжем вокруг глаз, а на губах играет жалостливая улыбочка в стиле «о, глупая смертная».

– После сегодняшнего дня мы все тебя знаем, милая.

Ясно. Поборница Аида в Тигле. Все боги смотрят.

Она добавляет:

– Отлично справилась с первым Подвигом.

Кажется, мне пора привыкать к поздравлениям с выживанием там, где прямо на моих глазах погиб другой человек. Не желая никого обижать, я киваю.

– Я Лета, – представляется она. – Богиня забвения и беспамятства. Кажется, тебе бы такое пригодилось.

Во мне вспыхивает раздражение: как же легко меня прочесть.

– Все в порядке. Я ищу своих коллег-поборников. Ты их тут не видела?

– Аид придет? – Лета косится мне за плечо.

Мне признать, что я одна?

Я не отвечаю слишком долго, и она проницательно щурится:

– В таком случае тебе, скорее всего, не стоит быть здесь.

– Выключи это дерьмо! – слегка невнятно орет голос из дальнего угла.

Знакомый голос, который я слышала буквально сегодня утром.

Я опасливо оглядываюсь и наклоняюсь, чтобы заглянуть за колонну. Ну конечно, за столом сидит Посейдон, все еще в своих чешуйчатых штанах, синие волосы собраны в небрежный пучок. Бог откровенно пьян, как пресловутый сапожник, и щеголяет здоровенным фингалом под глазом.

Срань. Лета права. Мне правда не стоит здесь быть.

Я хмуро прослеживаю его взгляд к одному из телевизоров, и у меня внутри все сжимается. Я не слышу репортаж, но мне и не нужно. Буквы на экране прямо говорят мне, кто эта женщина. Она вещает с трибуны, полной микрофонов, окруженная, судя по всему, семьей, и у меня падает сердце.

Надпись внизу экрана гласит: «Тело королевы красоты Исабель Рохас Эрнайс было возвращено богами. Эстефания Россио, с которой они дружили десять лет, высказывается против Тигля и греческого пантеона».

Скорбь, искажающая лицо подруги Исабель с покрасневшими и опухшими от рыданий глазами, настолько откровенна, настолько нечеловечески глубока, что я едва могу на нее смотреть.

Лета наливает напиток кому-то из гостей, но бросает взгляд в дальний угол.

– Посейдон не в настроении. Я бы держалась подальше на твоем месте.

– Что у него с лицом?

– Артемида.

Барменша говорит так, будто это все объясняет.

По залу разносится грохот, и я едва не выпрыгиваю из собственной шкуры. Резкий шум сменяется внезапной тишиной, прерываемой только шипением искр. Трезубец Посейдона торчит из экрана, который показывал семью Исабель.

– Эй! – окликает Лета, переходя за стойкой так, чтобы лучше видеть бога. – Ты возместишь?

– Что, эта мелкая смертная правда считает, будто я хотел убить собственную поборницу? – орет Посейдон в разбитый экран.

Нимфа, сидящая рядом, пытается его успокоить:

– Конечно, она бы так не подумала. Смертные не знают, что произошло. Даймоны только вернули тело и объявили победителя Подвига. Они не объяснили, как она умерла – или почему. – Когда это явно не действует, она добавляет: – Наверняка они все равно винят Аида.

Все вокруг начинают согласно кивать, а я сглатываю желчь, подступающую к горлу. Посейдон откидывается на сиденье и с хмыканьем скрещивает руки на груди.