Читать книгу 📗 "Тени столь жестокие (ЛП) - Зандер Лив"

Конечно, с недавних недель стало легче. С каждым днём горе притуплялось, особенно в часы, когда я наблюдал, как Галантия упражняется в стрельбе из лука, учится седлать лошадь или смотрит на первые ростки пшеницы в полях. Но исчезнуть совсем оно не могло — время это доказало — лишь вспыхивало порой заново.

Как сегодня.

— Ты готов? — Галантия вышла из-за ширмы, где Тжема помогала ей облачиться в платье. Белая теневая ткань струилась вокруг неё, словно зима, рассвет и солнечный свет сразу. Её зоркие глаза упали на пергамент в моих пальцах, и мягкая улыбка тронула персиковые губы, когда она подарила мне укоризненный взгляд. — Он бы хотел, чтобы ты был счастлив в этот день.

Я был счастлив, очень даже. Болело лишь то, что не мог разделить это счастье с человеком, чья заслуга в нём была столь велика. Он спас мою жизнь. Он спас мои отношения с Галантией.

Он спас нас.

— Знаю, — я убрал письмо обратно в деревянную шкатулку в ящик стола, потом дёрнул за высокий ворот чёрного, сшитого на заказ камзола. Пуговицы простые, теневая ткань без единой вышивки — как я и просил. — Просто жаль, что его нет рядом сегодня.

Она подошла ко мне, взгляд её скользнул к россыпям розового и пурпурного за окном, прежде чем она опустилась мне на колени. Шлейф платья занял полкомнаты.

— На сумеречном небе уже блестят первые звёзды. Он никогда не отказывался от веселья, так что я уверена, он наблюдает за нами.

Я смотрел на её улыбку, на дрожащие мышцы, которые она заставляла удерживать. В тот миг, когда сердце Себиана остановилось, она обезумела: плакала, цеплялась за него, выкрикивала признания в любви, умоляла вернуться. Пока не разразилась своим воплем — воплем стаи.

Но после письма?

Каждый день она вставала вместе с солнцем, впитывая красоту ещё одного подаренного дня. Каждый день она чтила жертву и последнюю просьбу Себиана, живя полной грудью — то отправившись в галоп по лугу на Пиусе, то поднимая свою стаю в небо, то наслаждаясь бокалом сладкого ланайского красного.

Я протянул руку и провёл пальцами по сложной прическе из кос, заколотых на её голове, осторожно, чтобы не нарушить шедевр, созданный Тжемой, и вытащил еловую иглу, застрявшую в прядях. Иногда мы так и делали — исчезали в близлежащих лесах для долгих прогулок. Чтобы побыть немного с Себианом, как она говорила. Чтобы прожить наши воспоминания о нём и добавить к ним новые. Часами говорили о детстве, о страхах, о том, чего ждём от будущего. И это всегда было блаженно.

Спокойно.

Безмятежно.

Она ладонями обхватила моё лицо, провела большими пальцами по свеже-выбритым щекам, потом склонилась ближе.

— Ты очень красивый, аноалей.

Её дыхание коснулось моих губ, и я обвил рукой её талию, притягивая к себе. Жар разлился в паху.

— Никто и не заметит. В самом деле, не удивлюсь, если в книгах, что будут писать о дне, когда тебе даровали корону, Галантия, сокрушительница проклятий… меня упомянут лишь вскользь.

Очаровательная улыбка дёрнулась на её устах.

— И гор.

— И гор, — эхом откликнулся я со смешком. — Без безумия.

— Вор теней.

— Королева света, — прошептал я в уголок её губ, дыхание сбивалось, сердце колотилось яростно от её близости. — Я люблю тебя.

Её черты смягчились, а несколько лёгких шрамов, что она успела получить, придавали её нежности едва заметное предостережение.

— И я люблю тебя.

Самое нежное прикосновение коснулось моей сути, высветив огонь внутри и позволяя ему осветить больше израненной тьмы моей души. Проведя пальцами от её щеки к шее, я притянул её ближе. Наши губы столкнулись, вырвав из меня стон, что отозвался в её рту, пока мой язык искал её. Галантия на вкус была как ягоды, как лето, как всё яркое и радостное.

Я утонул в этом, жар разливался по венам, пока пальцы вжимались в её соблазнительную талию. Бёдра сами поднялись, мой член напрягся и налился кровью, прижимаясь к её бедру так сильно, что закружилась голова.

И мне это не понравилось.

— Все ждут нас, — пробормотал я сквозь поцелуи, кожа дрожала от тени и похоти одновременно. Я не прикасался к ней с тех самых пор… с тех пор, как они причинили ей боль. — Тжема же совсем рядом.

— Тжема ушла несколько минут назад, — прошептала она и переместилась, оседлав меня, покачиваясь на моей напряжённой длине в поисках трения. — А остальные… пусть подождут. Я хочу тебя.

И я хотел её, с такой силой, что тело дрожало от напряжения. Первые распустившиеся цветы на деревьях только подливали масла в огонь, сводя моего аноа с ума, заставляя жаждать утащить её в наше гнездо и держать там столько, сколько потребуется, чтобы наполнить её ребёнком. Безудержно трахать её, шлёпать, душить, связывать моими…

Предупреждающая дрожь прокатилась по лёгким, вынудив глубоко вдохнуть, пока весенняя дымка хоть немного не развеялась. Может, в конце сезона, когда я смогу лучше держать свои порывы.

Я мягко подтолкнул её за бедро.

— Нам нужно…

Её губы набросились на мои, углубляя поцелуй. Богиня, как же она выгибала спину, трясь клитором о всю эту ткань, сбившуюся между нами. Но я не мог…

В губу вонзилась острая боль.

Она… укусила меня?

Её губы стали жёстче, словно отвечая, и рот её исказился в улыбке.

— Только не говори, что позволишь этому сойти с рук.

Всё моё тело затряслось от усилий не перекинуть её через колени и не отшлёпать.

— Голубка, нам правда стоит…

Ещё один укус.

Сырая кожа и вкус крови приправили наши языки, и такой прилив похоти обрушился на меня, что рука сама взметнулась, сомкнувшись кольцом на её горле. Я ответил куда жёстче, впиваясь зубами в её пухлую нижнюю губу…

Она застонала.

Или это был вскрик?

Каждая мышца в теле рванулась, и я отдёрнул руки, отпустив её.

— Я не хотел причинить тебе боль…

— Хотел, — её голова наклонилась, и она смотрела на меня с излишним сочувствием и недостатком гнева. — И я хочу, чтобы ты причинил, Малир. Всё в порядке.

Но как это может быть в порядке? После того, что она пережила от рук мужчин? Они её насиловали. Несомненно били. Возможно, душили.

Трахайтесь, будто весна в разгаре. Ну что ж, Себиан… а если трахаться по-весеннему значит сделать всё это с ней? Осквернить нашу любовь воспоминаниями о тех мужчинах, мм?

— Мы ужасно опаздываем, — сказал я и поднялся, позволяя ей соскользнуть с меня, прежде чем направился к дверям, в чём-то слишком похожем на панику. — Мы откладывали это неделями. Меньшее, что мы должны людям там…

Я остановился у дверей и оглянулся. Там стояла она — моя прекрасная голубка — возле кресла, где я её оставил. Смотрела на меня. С недоумением. Возможно, с обидой, будто я снова всё испортил, добившись ровно того, чего хотел избежать. Что, если она решила, будто я отвергаю её, потому что она вызывает у меня отвращение?

Я поспешил обратно, заключил её в объятия и поцеловал. Я не умел говорить — не тогда, когда речь шла о вещах, слишком близких к моему прошлому. Поэтому я вложил всё несказанное в этот поцелуй.

Я хочу тебя. Ты не грязная для меня. Ты не опозоренная, не испорченная, не менее достойная моей любви и восхищения. Может, даже более.

Когда мои губы оторвались от её, грудь тяжело вздымалась. Я взял её руку в свою. Слишком долгую секунду смотрел на неё, кожу стягивало от того, как она смотрела в ответ — внутрь меня, насквозь. Словно знала.

— Стыд и ненависть — тяжёлое бремя, Малир. Я не позволю им тянуть меня вниз, — её голос прозвучал в унисон с моими мыслями. — И ты тоже не должен.

Челюсти мои сжались. Я постепенно отпускал свою ненависть, день за днём открывая в жизни больше места для любви и радости. Но вот стыд…

Раздался стук в дверь, и вслед за ним Аскер просунул голову в проём.

— Народ пьян и весел, но лорды начинают заметно нервничать.

Наконец-то стоящее прерывание.

— Мы идём, — заверил я его с кивком, затем взял Галантию за руку, поправив белое перо на воротнике, где оно покачивалось. — Ты готова?