Читать книгу 📗 "Тени столь жестокие (ЛП) - Зандер Лив"

Она стёрла капельки пота со своего виска, её шея так чудесно пылала от весеннего жара.

— Нет. Но всё равно сделаю это.

Эти слова отозвались во мне сильнее любых других, пока я вёл её из наших покоев по тихому коридору к воротам. Почти одиннадцать лет я боролся, чтобы отомстить за семью, дать народу дом и занять своё законное место короля. И вот, когда момент приблизился, каждый шаг к плато был окутан страхом, сомнением и тревогой.

Сапоги ступили на чёрные плиты внешнего двора Крылатой Крепости, где нас ждали два временных трона. По обе стороны выстроились вороньи и человеческие аристократы, среди них лорд Тарадур — хотя теперь, пожалуй, его следовало звать королём Тарадуром. Всё же король Барат решил умереть за несколько недель до нашего нападения на Аммаретт, как мне позже сообщили.

После долгих обсуждений мы с советниками пришли к выводу, что поставить Тарадура во главе остатков королевства Дранады — в наших интересах. Так меньше шансов на бунты и междоусобицы среди людей из-за власти, что лишь сильнее дестабилизировало бы земли. К тому же это официально ставило конец десятилетней войне.

Учитывая, что Тарадур сдержал своё слово и помог мне взять Тайдстоун, он доказал свою надёжность. В качестве предосторожности его сыну был дарован Ханнелинг Холд — в качестве моего знаменосца, обязанный жениться на даме из воронов, — и находился он слишком далеко на юге, чтобы сын, если вдруг возомнит о себе слишком много, мог представлять угрозу. Леди, а вернее, принцессе Сесилии, было велено выйти замуж за лорда Талиоса, следопыта без живой пары…

… пока Галантия не настояла, чтобы ей позволили самой выбрать из доступных вороньих лордов, подорвав моё решение. К этому ещё предстояло привыкнуть, но результат в итоге был тем же: мир был обеспечен.

Я на миг позволил себе обвести взглядом картину внизу: море воронов, хотя тут и там можно было заметить светлые, медные или каштановые головы. Перешёптывания и весёлые раскаты смеха складывались в хор всеобщего ожидания, что дрожал в воздухе. В промежутках между шумом вороны сидели на башнях-лестницах, сбивались в стаи на крышах и цеплялись за каменные парапеты.

Я повёл Галантию к краю ступеней, и стоило лишь нам появиться, как толпа взорвалась ликующим рёвом и возбуждённым карканьем. Ни одна цветная нить на моём чёрном одеянии не отвлекала внимания от её белого платья, когда я встал позади неё. Так я превратился во тьму, что обрамляла её, продолжением ночи, медленно опускавшейся на Вальтарис.

Над нами мерцали звёзды.

Но ни одна не сияла ярче моей маленькой белой голубки.

Глава 50



Галантия

Наши дни, Вальтарис

Обмахиваясь ладонью, я шла по коридору с красной дорожкой, ведущему к нашим покоям. Это мало помогало отогнать проклятый жар, что следовал за мной повсюду, становясь всё сильнее с каждым новым бутоном, появляющимся на немногих деревьях, оживших после зимы. Как же мне объяснить Малиру, что…

Хихиканье.

Мои шаги замедлились, внимание привлёкло одно из помещений, где слуги держали кубки; дверь была приоткрыта. Через щель я увидела обнажённые ягодицы стражника, штаны спущены до бёдер. С каждым толчком он прижимал хихикающую служанку к стене, и оба были так увлечены совокуплением, что даже не заметили, как я прошла мимо.

Я продолжила путь, пальцы вспотели. Себиан не преувеличивал — это уже третья пара, которую я застала сегодня в разгаре страсти. Весь замок был во власти весны, и каждый в свободное время занимался любовью.

Каждый, кроме меня.

Я вошла в нашу спальню, пустую, но запах лемонграсса и роз сразу подсказал, что Малир где-то рядом. Влажность висела в воздухе — слишком легко различимая моими обострёнными чувствами. Он велел Тжеме приготовить ему ванну, разве не так?

Повернув в арку поблизости, я убедилась в своей догадке. Малир сидел на скамье перед стеной окон, выходящих на верхний рынок. Деревья всё ещё были голые, хотя он упорно отказывался велеть их срубить. В руке у него был кинжал, и он вскрывал старую восковую печать пожелтевшего свитка. Обнажённая грудь блестела от пота, а штаны были развязаны.

Я взглянула на большую металлическую ванну сбоку, вода там уже давно не парила, и снова перевела взгляд на него.

— Опять отвлекся?

Он тяжело вздохнул, но всё же встретил мой взгляд, уголки его губ тронула улыбка.

— Каждый день я стараюсь прочесть хотя бы пять записей, что оставил мой отец. Но такими темпами, боюсь, успею отпустить седину.

Я обхватила его плечо, приподняла подол зелёного шёлкового платья и устроилась у него на коленях.

— Одним из моих страхов было то, что я никогда не увижу, как ты стареешь. В том тронном зале казалось, что этого мне не суждено. Так что читай больше свитков, может, седина нагрянет раньше.

Свиток и кинжал опустились на красную подушку рядом, а его ладони скользнули к моей талии.

— Я пренебрёг тобой сегодня, аноалея?

— Да, — весенние посевы, вороны, возвращающиеся в Вальтарис с вековыми притязаниями на земли или дома, разделение участков и назначения. Королевские дела занимали его, пока я занималась человеческими вопросами, но вовсе не это было источником моей грусти. Ты заметил, что коридоры на удивление пусты, а в покоях слуг сегодня как-то шумно?

Я подняла руки и запустила пальцы в его распущенные волосы, наслаждаясь тем, как это вызвало у него длинный, освобождающий выдох. Потом я поцеловала его — глубоко, жадно, покачивая бёдрами на его напрягающемся члене без всякого стеснения. Обычно я не была столь напористой и жаждущей, но ведь я никогда прежде не переживала весну с моим аноалеем.

Как и ожидалось, Малир схватил меня за талию, его руки дрожали, словно готовые опустить на свой твердеющий член… но вместо этого он полностью остановил мои движения.

— Я должен влезть в воду, пока она ещё не остыла.

Я попыталась покачать бёдрами, но его хватка была непоколебимой.

— Она уже остыла, — я знала это, и он тоже знал. — Долго ещё ты собираешься так поступать, аноалей? Долго будешь отталкивать меня?

— Я не отталкиваю тебя. Посмотри на меня, — его ладонь взметнулась к моему подбородку, заставив встретить серо-карий взгляд, и это было многообещающим началом. — Я не отталкиваю тебя. Просто… ты всё ещё исцеляешься.

— Я имела в виду: как долго ты ещё будешь отвергать самого себя, держа меня на расстоянии из страха, что причинишь боль, — отрицая свои желания. Отрицая мои нужды. Отрицая близость наших тел, сливающихся в наслаждении и боли. — Я уже недели как исцелилась.

Из его груди вырвался тяжёлый вздох, лицо омрачилось, словно он только что понял, что я вовсе не столь слепа, как ему хотелось думать.

— Сейчас весна…

— Как будто мы этого не знаем, — я провела пальцами по резкой линии его челюсти, ниже, по горлу, к его изрезанной шрамами груди, где блестела влага, хотя он уже мылся сегодня. — Тем более тебе стоит отбросить мысль о холодной воде и унести меня в наше тёплое гнездо. Я скучаю. Я скучаю по тебе рядом. По тебе внутри меня.

— Я… боюсь, что могу не совладать с собой, — сказал он. — К тому же я уже несколько дней не изливал в тебя свои тени.

Три, если точнее, с тех пор как я чувствовала себя «слабой».

— А кто сказал, что я хочу, чтобы ты себя сдерживал?

В его глазах промелькнул восторженный огонёк — и тут же погас, потонув в привычных стыде и сомнении.

— Ты не знаешь, о чём просишь.

О, я знала.

Я качнула бёдрами настолько, насколько он позволил, — и этого хватило, чтобы мой забытый, истосковавшийся клитор задрожал от нужды. Богиня, как же сладко он пульсировал подо мной, жаждущий, но сдерживающийся. Сколько же прошло с тех пор, как я чувствовала его твёрдый член внутри себя, что сводил меня с ума от наслаждения!

— Перестань, — тихо сказал он, будто не смел повысить голос из страха, что тот дрогнет и выдаст, как рушится его решимость. — Мне трудно быть нежным даже в лучшие дни. А сегодня — не лучший.