Читать книгу 📗 "Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя"

— Так, Майка, пока не покаешься, кто это тебя так танцует» — шашлыка не получишь! — как всегда Юлю несет сразу с места в карьер.

— Я в душ, Юль, — отстраняется Григорьев. — Сразу с рейса сюда полетел.

— Тебе еще мангалом заниматься, — напоминает она, снова его целуя. — Раз ты в нашем цветнике единственный мужчина.

— А вот и нет! — Из калитки несется не по годам высокий мальчишка, бросается на Сашу. — Пап!

Только после этого лицо Сашки смягчается.

Он моментально переключается на сына и уходит вместе с ним, на ходу рассказывая какую-то очередную «полетную» историю. Я украдкой наблюдаю за Юлей, которая даже спустя десять лет, смотрит на мужа теми же влюбленными глазами. Готова поклясться, что на свадьбе у нее было ровно такое же мечтательное выражение лица, только тогда на нем было чуточку меньше морщин. Хотя из нас троих Юля единственная, кто исправно ходит на сеансы к косметологу уже целую кучу лет.

— У меня выкидыш был, Майка, — говорит тихонько, и контекст ее фразы абсолютно никак не вяжется с мечтательным выражением лица.

— Что? Когда?

— В августе. На третьем месяце.

Я почему-то перебираю мыслями весь месяц, а потом — вообще все лето.

Не помню ни единого намека от Юли на эту тему. Хотя, Юля и секреты — это абсолютно несовместимое. О том, что забеременела Кириллом, она нам сказала чуть ли не в первую же неделю. Кажется, я вообще была первой, кому она прислала фотку положительного теста. А тут каким-то образом продержала в секрете целых два месяца.

— Юль… — Я чувствую себя ужасно неуютно. Понятия не имею, что говорить.

— Саша очень расстроился, — продолжает она. — Мы решили, что пойдем за дочкой, когда Кирюхе стукнуло пять. Вот, до сих пор никак не дойдем.

— А что сказал врач? — Не знаю, будет ли уместным спрашивать о прогнозах.

У Юли все еще странно задумчивое выражение лица, абсолютно невозможно понять, что именно она думает в данный момент — переживает все заново или успела остыть и просто делиться тем, что уже не болит.

— Врач сказал, что я абсолютно здорова, и что выкидыш был из-за резус-конфликта, — говорит она. Из-за маски безразличия все-таки проглядывает грусть. Но это просто потому что я слишком хорошо ее знаю. — И что через пару месяцев мы можем начать пробовать снова.

Я кладу руку ей на плечо.

Юля накрывает мои пальцы своей ладонью, прижимается к ней щекой.

Кажется, я погорячилась, когда ужалила Сашку опрометчивым «подарком за «косяк».

Теперь понятно, ради чего он так расстался.

— Наташа не знает?

Юля отрицательно мотает головой и просит не рассказывать.

А потом, мазнув по лицу, подбирается, мгновенно сбрасывает меланхолию. Упирает руки в боки и, ткнув подбородком в сторону моего букета, снова бомбит вопросами: кто, откуда, почему? Я смеюсь и со словами «не дождешься!» бегу в дом. От этого глумления меня спасет только Наткин пирог!

До вечера мы, как обычно, валяемся в шезлонгах, поглощая деликатесы и фрукты. Хотя с фруктами со скоростью гусениц-плодожорок разделываются дети. Я, поборовшись с порывом отправить генеральному пару сочных фото нашей «поляны», так ничего ему и не скидываю. Более того — мысленно вешаю здоровенный амбарный замок на любые переписки не по делу. Потому что Сашка прав — никакие романы на работе мне точно не нужны. Тем более, с бородатым мужиком. Я пять лет перла на эту вершину не для того, чтобы свалиться с нее из-за глупых слухов.

Вместо этого, сломив внутренне сопротивление, еще раз изучаю профайл Дубровского. Списываю это на два бокала игристого. Как там говорится? «Ну меню-то я могу посмотреть, правильно?»

Оказывается, в профиле Славы-Вячеслава парочка интересных нюансов. Например, одну из разработок в электронику одной из «сестричек Горгон», помогал разрабатывать Дубровский. А еще у него какие-то там поощрения на техформумах в Берлине и Токио. Теперь понятно, почему Томочка называла его перспективным и далекоидущим. А я снова испытываю совершенно иррациональную и беспочвенную гордость.

— А парень на пять лет младше — это сильно зашквар? — говорю в паузу, когда рядом нет малышни.

— Да по фигу, лишь бы секс был хороший, — рационально выдает Наташа.

— Почему сразу только секс? — вмешивается Юля.

— Потому что сначала хороший секс — а потом уже можно и об остальном подумать. Поверь, я два раза была замужем!

Я поддерживаю ее, салютуя «вдовушкой».

— А что за кадр? — Юля не стесняется, наливает себе еще. Подсаживается ближе. — Ты послушала мудрую подружку и подцепила мажора?

— Автомеханика. — Замечаю заметно поблекшее воодушевление на ее лице и добиваю: — А еще у него татухи, пирсинг на лице. Колечко в нижней губе. Длинный хвост, виски бритые.

Пока перебираю в памяти косточки «Дубровского В», хочется зажмуриться и помечтать, что у него под футболкой, и существует ли пирсинг на его теле за пределами лица.

— Фу, Майка, — фыркает Юля. Она у нас любительница классических «диснеевских» принцев, я другой реакции и не ждала. — А от кого винишко?

Про презент от Резника я точно не скажу. Я и про Славу-Вячеслава бы ничего не сказала, просто на нем все равно уже стоит большой основательный «крест».

Так и не вытянув из меня ни слова, Юля дуется и тянет Наташу в парилку. Я в сауны и бани не хожу никогда — у меня там случается не паровой оргазм, а кровь из носа и обморок. Собираю остатки еды, отношу в дом и быстро перемываю посуду. Делаю чай детям и отрезаю по большому куску фирменной Юлиной запеканки с изюмом и разрешаю посмотреть мультики.

Выхожу на веранду и замечаю сидящего в ротанговом кресле Сашку.

Он тоже ведет головой в мою сторону. Очень пристально смотрит.

Подумав секунду, подсаживаюсь в соседнее кресло, предлагаю ему чай, который сделала для себя. Саша отказывается вымученной улыбкой.

— Саш, прости. — Обхватываю чашку ладонями, чтобы немного согреться. Вечером сейчас уже и правда ощутимо прохладно.

— Я дурак, Пчелка, — он качает головой с видом самого виноватого в мире человека. — Это, конечно, не мое дело, что у тебя и с кем.

— Я про другое. Юля сказала. Про выкидыш. Извини, что так тупо ляпнула насчет подарка.

Сашка морщит лоб, разворачивается ко мне всем корпусом, подается вперед.

— Выкидыш? — переспрашивает с таким звенящим раздражением, как будто впервые об этом слышит. — Выкидыш, блядь?! Год назад я сказал Юле, что хочу развод, а она решила срочно спасать наш брак вторым ребенком!

Я чувствую себя так, словно меня только сейчас догнал основной удар того придурка, который разбил фару моей «Медузы». С размаху — в бетон.

В смысле — развод?

Нет, конечно, я не настолько наивна в свои почти тридцать три, чтобы безоговорочно верить в тщательно вырисованную Юлей картину семейной идиллии. В отношениях, даже самых хороших, всегда бывает все, тем более — в отношениях с десятилетним стажем. Мы с Сашей вместе были полтора года, и даже несмотря на то, что последние шесть месяцев пересекались все реже и реже, все равно умудрялись иногда «кусаться». Потом мирились, а потом, спустя какое-то время, снова что-то у кого-то дергало. Я не верю в то, что люди могут жить друг с другом под одной крышей и ни разу ни о чем не поскандалить.

Но я даже в мыслях не допускала, что у них может дойти до развода.

— Саш, какой развод? — У меня даже рот как будто немеет — так не хочет произносить это слово. — Саш, ты чего?

— Я заебался, Пчелка, — он откидывается на спинку кресла, устало прикрывает глаза. Я пытаюсь убедить себя в том, что круги под ними — это просто тень от его длинных ресниц, но эта сова на глобус никак не тянется. — Я заебался жить как в каком-то блядском телешоу, где Юля двадцать четыре на семь ведет борьбу за роль лучшей матери, лучшей жены, лучшей хозяйки. Она когда выдает очередную пафосную словесную конструкцию, у меня реально ощущение, что читает хорошо отрепетированный текст. «Где камеры, Юль?!»

Он вскидывает руки в пустоту.