Читать книгу 📗 "Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя"

— Боишься быстрой езды?

— Да, блин, боюсь! — Хочется зажмуриться, потому что кажется — в следующий крутой поворот мы точно не впишемся.

— Спортивные тачки ржавеют, если их не ебать нормальными скоростями, — небрежно бросает он.

Я чувствую, как внутри что-то резко опускается. Как он это сказал. Грязно. Легко. Как будто мы с ним всю жизнь так разговариваем.

И снова мягко выкручивает руль просто раскрытой ладонью.

Как в тех долбаных фильмах про ночных гонщиков.

Я делаю глубокий вдох, потому что на этом повороте аэродинамика вдавливает мою грудную клетку.

— Дыши, Би, — гад просто посмеивается.

Я пытаюсь, честно.

Даже мысленно уговариваю себя, что наградой за этот треш мне будет урок на всю жизнь — почему, блин, никогда нельзя отступать от своих правил! Не связываться с малолетками! Не вестись на татуированных пирсингованных красавчиков!

Когда Слава вдруг резко сбрасывает скорость, я не сразу соображаю, что мы уже подъезжаем к моему дому. На шоу «элианов» я ехала минут сорок, а Дубровский довез меня, кажется… за десять? Интересно, сколько штрафов за превышение скорости мне придется заплатить за позерство этого придурка?

Машина плавно останавливается, но воздух в салоне и в моей груди дрожит от напряжения.

Я хватаюсь за ручку двери быстрее, чем думаю, и практически выпрыгиваю наружу.

Сердце бьется где-то в горле. Холодный ноябрьский вечер бьет наотмашь по щекам. Это должно привести меня в чувство, но после раскаленного салона холод буквально оглушает. На мгновение просто теряю ориентир, еще кажется, что земля под ногами продолжает двигаться.

Фигура Дубровского вырастает передо мной, заставляя шарахнуться назад.

Очень опрометчиво, потому что теперь я заперта в крохотном пространстве между машиной и его телом. Хочу сделать шаг в сторону, но он бесцеремонно кладет ладонь мне на талию.

Скользит вниз, по бедру.

Впивается пальцами в тазовую косточку, растирает ладонью и это почему-то настолько остро приятно, что я начинаю мотать головой как безумная, упрашивая, кажется, только одними губами: не надо, пожалуйста… не надо…

Он перехватывает мою подбородок, зажимает и фиксирует между большим и указательным пальцами.

Властно дергает вверх до отказа, заставляя смотреть прямо на него.

Серебряные глаза прищуриваются, опаляют чем-то токсичным.

Они похожи на ртуть.

Я почти чувствую, как моя кровь подхватывает этот яд и стремительно накачивает им сердце. Цепляюсь руками в его запястье, но так до конца и не понимаю, зачем. Чтобы оторваться? Чтобы не упасть, потому что асфальт под ногами стремительно превращается в зыбучий песок?

— Мокрая, Би? — спрашивают его идеальные с пирсингом губы.

— Что? — Я понимаю его вопрос, но не понимаю, почему он звучит так быстро.

— Потекла? — чуть жестче, изгибая рот в ухмылке.

— Отвали, — все-таки пытаюсь сбросить с себя хотя бы ту его руку, которая держим меня за лицо.

Но вместо этого Дубровский только чуть сильнее надавливает мне на щеки и когда я рефлекторно приоткрываю губы — накрывает их своим ртом.

Не целует — просто надавливает, втравливает в меня свое дыхание.

Он на вкус солоноватый и с кислинкой.

Минералка с лаймом, да?

А потом в мой рот проскальзывает язык.

Абсолютно наглый.

Горячий кончик смело бежит по краешку зубов, толкается внутрь.

Пальцы надавливают на щеки сильнее, я шире открываю рот… и стону.

Твою мать, у него что — штанга в языке?!

Я чувствую тяжелый железный шарик, который Дубровский катает по моему языку.

Офигеть…

Нахальная рука на моем бедре требовательно забирает платье вверх.

До разреза.

Ныряет в него, сразу между ног.

Я пытаюсь их сдвинуть, дергаюсь, как девственница, которую впервые изучает мужская рука.

Язык Дубровского вылизывает мой рот настойчивее.

Пальцы трогают между ног.

Я хнычу и вытягиваюсь на носочки.

— Блядь, ёбаные колготки, — ругается мне в губы Слава. С досады прикусывает мою нижнюю губу, отстраняется. — Би, ключи давай, или я тебя разложу прямо на капоте «Медузы». И в общем, похую — меня такой вариант тоже устроит. А тебя?

Я достаю ключи из кармана пальто.

Блин, как куколка — послушно делаю, что он говорит.

Голова так сильно кружится.

— Где у тебя еще пирсинг? — спрашиваю шепотом, пока он ставит машину на сигнализацию и за руку заводит в подъезд.

— Попробуешь угадать? — вопросом на вопрос, не поворачивая головы.

— У меня язык не повернется такое… вслух…

Заходим внутрь, до лифта.

Дубровский бьет кулаком по кнопке, берет мое лицо в захват ладонями, дразнит губы кончиком языка. У него там реально штанга.

— В члене пирсинга нет, Би, не дрожи, — хрипло смеется. — В мошонке тоже.

Я застываю, пытаясь угадать, где в таком случае. Соски? Что еще можно проколоть на теле?

Двери лифта разъезжаются, Дубровский обнимает меня за талию одной рукой, легко переставляет в кабинку. Вопросительно гнет бровь.

— Четырнадцатый, — называю этаж.

Нажимает кнопку.

Секунду изучает мое лицо.

— Ничего у меня больше нигде не проколото, Би, просто у тебя было такое лицо, как будто тебе бы очень этого хотелось.

— Ты точно больной, — пытаюсь вернуть себе хоть каплю контроля, потому что его последние слова звучат как откровенное издевательство.

Но, кажется, делаю еще хуже, потому что Слава раскручивает меня за руку, как юлу, толкает к противоположной стенке лифта.

Кладет мои ладони на перила.

Надавливает на поясницу.

В зеркале, в которое я смотрю прямо перед собой, он стоит у меня за спиной — здоровенный, хищный, обезбашенный. Мы перекрещиваемся взглядами.

В эту секунду я четко осознаю, что у нас будет секс.

Эта мысль заставляет нетерпеливо переступить с ноги на ногу.

Дубровский сдирает с моих плеч наброшенное пальто, бросает себе на руку, еще сильнее давит на поясницу, вынуждая прогнуться в почти бессовестной позе.

Перехватывает бедра.

— На меня смотри, — приказывает моему отражению в зеркале, улавливая малейший намек на то, что мне страшно хочется закрыть глаза и спрятаться от собственного стыда.

Послушно смотрю.

Он резко вдавливает пах в мою задницу, нажимает очевидным стояком.

Я всхлипываю.

— Ебабельные булки, Би, — посмеивается, продолжая выразительно «трахать» меня короткими толчками, каждый из которых выколачивает из меня новую порцию стонов. — Прям зачетные. Приседаешь?

— Пятьдесят… килограмм, — бормочу как припадочная, — четыре по двенадцать.

— Отлично, Би, значит, выебу раком.

Его маты уже почти через слово.

Или совсем вместо них?

Двери лифта разъезжаются, Дубровский за руку выуживает меня в коридор.

Я с трудом нахожу силы, чтобы показать направо.

С моими замками он справляется вообще без проблем, как будто делал это сотню раз.

Снова приподнимает и переставляет меня через порог.

Второй рукой толкает дверь. Она закрывается с легким щелчком.

Гостиная наполняется приглушенным теплым светом, а мне отчаянно хочется, чтобы было темно, чтобы он не видел, как у меня горят щеки. Как у меня, блин, все везде горит.

Мое пальто Слава стряхивает на пол.

Опускается передо мной на одно колено, снимает с меня туфли, ведет ладонями вверх, под платье, находит край колготок.

Сдирает к черту вместе с бельем.

Я с трудом дышу, во рту комок слюны.

Целоваться с ним хочу — просто пипец. Как будто одного раза было достаточно, чтобы стать зависимой от стального шарика в его языке.

— Платье снимай, Би, — командует снизу, пока ладони властно скользят по ногам, закручиваются внутрь, до развилки.

Я подхватываю края, тяну вверх.

Тонкая шерсть послушно соскальзывает с кожи.

Бросаю куда-то.

Слишком поздно осознаю, что стою перед ним уже абсолютно_голая.

Пальцы Дубровского раздвигают мои складки.