Читать книгу 📗 "Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя"

Я впервые за много лет иду на больничный.

На следующий день утром просыпаюсь с температурой тридцать девять. Никаких других симптомов у меня нет.

Прошу Амину организовать мне три дня платных отгулов.

На ее встревоженный вопрос, что случилось, ничего не отвечаю.

Она видела, что я уходила с того вечера в компании Дубровского. Мы с ней больше двух лет работаем плечом к плечу и моя ответственная помощница в курсе, что я не из тех женщин, которые забьют на работу ради романа.

Но через десять минут она перезванивает и говорит, что дело сделано. Спрашивает, не нужно ли мне чего-нибудь. Отказываюсь и забираюсь под одеяло с головой, планируя провести в позе эмбриона все эти семьдесят два часа.

Но меня не берет даже ядреное успокоительное.

Точнее, пара таблеток, запитых остывшим чаем, притупляют физические реакции тела. У меня даже кожа наощупь становится примерно такой же грубой, как у носорога. Но картинки в голове никуда не деваются.

Дубровский торчит там.

И проклятая память, чтобы не делать мне еще больнее, начинает как ластиком стирать все, что было после двух моих оргазмов. Там остается только он — жутко красивый, высокий, сексуальный. И ощущение маленького металлического шарика во рту, который я до сих пор чувствую — стоит только прижать язык к верхнему нёбу.

Я стараюсь ни о чем не думать.

Вечером, когда мне все-таки удается немного поспать, начинает звонить телефон.

Он лежит на прикроватной тумбочке, но дотянуться до него мне так же сложно, как будто совершить подъем на Эверест. Только когда становится ясно, что звонящий явно не отделается парой пропущенных, нахожу в себе силы сесть в кровати и, щурясь в полумраке комнаты, разглядываю слишком яркий для моих глаз экран.

Мама.

Я не хочу ни с кем разговаривать, но это — моя семья. А у отца в прошлом году уже были проблемы с сердцем, которые буквально уложили его на больничную койку.

— Что-то случилось, мам? — стараюсь придать своему голосу хотя бы какие-то живые интонации.

— У Андрея аппендицит! — кричит в трубку так громко, как будто у моего племянника обнаружили какую-то неизлечимую болезнь.

Я шмыгаю носом, сажусь, придерживая вес тела на одной руке, потому что меня заваливает обратно. Прокручиваю еще раз ее слова. Я люблю своих племянников, я беспокоюсь за них.

— Врач смотрел? Это точно?

— Майя, ты меня слышишь?! Они с Лилей сейчас по скорой поехали в больницу!

— Мам, слушай, я…

— Ты должна поехать! — она не дослушивает, сразу переходит на мой «любимый» приказной тон. — Ты же знаешь эти больницы! Сейчас заставят практикантов делать операцию и бог знает что может случиться!

— Мам, я думаю, что семилеток не отдают на растерзание практикантам.

— Майя, ты уже собираешься?!

Я прикрываю глаза, делаю глубокий вдох.

Пару лет назад, когда Андрей очень неудачно упал и распорол ногу, Лиля в больнице закатила истерику и даже не могла толком ответить ни на один вопрос врача. В итоге всем пришлось заниматься мне.

— Хорошо, мам, — сбрасываю ноги с кровати. — В какую больницу?

Я успеваю сходить в холодный душ и взбодриться, прежде чем телефон снова начинает звонить. Точнее — выть, потому что это Резник. На часах уже начало седьмого, но он вполне может быть до сих пор в офисе и дергать меня по рабочим вопросам. А раз уж я все равно вынуждена забить на своих законные три дня страдания, то перевожу телефон на громкую связь, пока натягиваю джинсы.

— Что у вас стряслось, Майя? — без «прелюдии» интересуется он.

— Иногда даже лошади падают, — не очень весело шучу.

— Судя по вашему голосу, это не очень большое преувеличение. Вы заболели? Какие-то проблемы? Из вашей чертовой помощницы двух слов не выдавишь — хранит ваши секреты как цербер!

— Спасибо за это маленькое уточнение — обязательно выбью ей дополнительный денежный бонус.

— Если что — я у вас под окнами, и избавиться от меня у вас не получится.

Я вытаскиваю из воротника свитера запутавшиеся волосы, иду на кухню — здесь окна выходят во двор. Действительно, «сарай» Резника стоит прямо у меня под подъездом.

— У меня племянник в больнице с аппендицитом, Владимир Эдуардович, — мне даже немного совестно, что приходится прятаться за беспомощным ребенком, но не рассказывать же ему про то, что я чувствую себя примерно как шлюха после бандитского «субботника». — Вы можете меня подвезти? Я сейчас за руль точно не в состоянии.

— Конечно, Майя. Спускайтесь.

Я собираю волосы в хвост, накидываю пальто, обуваю кроссовки.

Вызываю лифт — но когда кабинка открывается, несколько секунд смотрю на свое отражение в зеркале напротив, и на поручень.

Вспоминаю вчера.

Делаю два шага назад и сворачиваю на лестницу.

Пока спускаюсь, делаю себе эмоциональную лоботомию — нахожу вчерашние воспоминания и вырезаю из памяти невидимым куском стекла. Отсекаю прямо по нервам. Препарирую как раковую опухоль, которая обязательно разрастется снова если останутся метастазы.

Кажется, что за мной остается дорожка из кусков собственной плоти.

Но когда выхожу на крыльцо — внутри максимальный штиль. Тихо и хорошо, как в глубокой могиле.

Резник ждет меня возле машины, сам открывает дверцу.

Я игнорирую его вежливо протянутую руку.

Внутри беру телефон, перезваниваю и спрашиваю маму, куда их отвезли. Потом прикрываю динамик рукой и называю адрес водителю.

По дороге мы с Потрошителем даже не разговариваем.

Только когда приезжаем к детской больнице, я выдавливаю из себя что-то вроде вежливой улыбки и благодарю, что подвез.

— Я с вами, — он решительно выходит следом.

— Владимир Эдуардович, это просто удаление аппендицита. Я не думаю, что может понадобиться грубая мужская сила…

А еще там моя семья и мама, которая, конечно же, не упустит случая моментально выдать меня замуж за этот, определенно, подходящий экземпляр. Но Резник даже слова не дает вставить — просто обгоняет меня на шаг, открывает дверь, легко, почти не касаясь, кладет ладонь на талию и ведет по коридору.

Мама уже здесь, Лиля, ожидаемо, в соплях и истерике на диванчике рядом.

— Как фамилия племянника, Майя? — так, чтобы слышала только я, спрашивает Резник.

— Винник Андрей.

— Я узнаю, что к чему. Кофе хотите? Вид у вас как раз самый подходящий.

Я молча киваю и выдерживаю паузу, пока Резник уходит к регистратуре. Он не родственник, но я даже не сомневаюсь, что получить всю необходимую информацию и навести суету ему не составит труда.

— Это кто? — сразу спрашивает мама.

— Как Андрей? — нарочно игнорирую ее вопрос.

— Его отвезли на операцию! — слишком драматично выкрикивает сестра. — Мне даже ничего толком не сказали!

— Лиля, успокойся. Это же просто аппендицит. Их здесь каждый день вырезают. Все будет хорошо.

Хотя, наверное, если бы я не выжгла в себе напалмом абсолютно все эмоции, я бы тоже не была такой спокойной. Любая операция — это всегда риски. И кто знает, какой я буду, когда дело будет касаться моих детей. Хотя конкретно в эту минуту мысль о таком кажется такой же далекой как Млечный Путь.

Резник возвращается через пару минут. Выдает по фактам: с Андреем все хорошо, никаких осложнений нет, операция абсолютно стандартная, оперирует завотделением.

Мама и сестра смотрят на него раскрыв рты.

Я с благодарностью беру бумажный стаканчик с кофе.

— Спасибо, Владимир Эдуардович. Я что-то… немного расклеилась.

— Но ведь не из-за племянника? — Он как будто спрашивает, но звучит это скорее как констатация факта.

Я пытаюсь вспомнить, где он был, когда я позволила Дубровскому увести себя с презентации. Мог ли он видеть, что мы ушли вместе?

В голове мелькают мысли о том, что если Дубровский распустит язык…

Хотя нет, он будет молчать. Не потому что вдруг проявит заботу о моей репутации, а потому что точно так же, как и я, попытается как можно скорее все это забыть.

Что он там сказал? «Ты у меня первая»? Звучало так, будто его реально тошнит от бесперебойного потока женщин, желающих получить его член за все деньги мира.