Читать книгу 📗 "Разводные процедуры (СИ) - Ланц Лика"

Глава 27

Марк

Марк рано домой сегодня не собирался. Решил для себя сделать день расслабления. Считал, что он заслужил, физиологию не обманешь: ему срочно нужна была женщина. Так он считал и даже договорился о встрече с женщиной, с которой время от времени «спускал пар» после того, как разошёлся с Викой. С бывшей женой тоже бывало… даже после расставания. Особенно поначалу.

Наверное, это была дань привычки. Он ей не изменял в браке, хоть Вика считала и по-другому. Ему хватало её и работы – два мощных стимула, которые отсекали всё ненужное. К тому же, Марк считал, что уж если ты женился, то каких-то интрижек на стороне быть не может. Возможности для измен подворачивались, а принципы его – нет.

Всё это – хорошего воспитания и прекрасного примера перед глазами: его родители были счастливы в браке. Настолько, что когда отец умер, мать слегка впала в прострацию. Это он уже взрослым узнал, что у отца был несчастливый брак, где он прожил много лет, и ушёл, когда брак разбился, как дряхлая лодка.

Помнится, для него это был шок, хоть и уже он сам прочно стоял обеими ногами на земле, был женат и имел дочь.

Отец был прилично старше матери. Но Марку никогда в голову не приходило, что у его отца такой скелетище в шкафу. В том распавшемся браке у отца остался ещё один сын – его, Марка, брат по отцу.

Тогда, узнав семейную тайну, он был поражён. Никак не укладывалось у него в голове, что могло быть такое. Не то чтобы Марк не понимал, что жизнь не состоит из сплошного сусального золота, но отношения его родителей казались ему настолько гармоничными, что ему даже присниться не могло: у отца была другая семья, там у него есть брат. Словно параллельная реальность, которая не вписывалась в его картину мира.

А теперь он сам… у разбитого корыта. Как и мать, что лишилась стержня, из неё будто воздух выпустили, а нового кислорода так и не подвезли.

Ему казалось, что, отправляя к матери Катю, он убивает двух зайцев: и ребёнок под присмотром, и мать не одинока. Ошибался, оказывается.

Естественно, Марк злился. На всю ситуацию, сложившуюся не сегодня. На то, что был недальновидным. Что никак не мог найти подход к дочери, которую очень любил, но, как оказалось, не совсем знал и понимал, а она не спешила делиться с ним своими страхами и отчаянием.

К чужим людям пошла. К Миле и её сыну. А будь там Милин муж?.. Что осталось бы за кадром? Что могло бы произойти из-за его, Марковой слепоты и уверенности, что у него всё под контролем?

И то, что дочь там, а он здесь, тоже его злило неимоверно. Это каким монстром Катя должна считать собственного отца, что не захотела с ним даже попытаться поговорить? Но, если хорошенько подумать (чем Марк и занимался сейчас), то он сам не сделал ни единого шага навстречу. Не сближался толком, не общался. Интересовался скупо делами в школе, покупал ей вещи и прочие радости, уходил на работу, а дочь оставалась один на один со своими проблемами, страхами, печалями, заботами, увлечениями.

Взять хотя бы её тягу к рисованию. Это у неё от матери. Вика когда-то тоже неплохо рисовала, мечтала то ли о персональных выставках, то ли о славе дизайнера, да так ни на чём и не остановилась. Картины были заброшены – им явно не хватало ни мастерства, ни гениальности. Альбомы с эскизами пылились где-то в кладовке, куда складывали ненужные вещи, а самой Вике всё это в какой-то момент стало неинтересно.

Марк предлагал ей учиться. Возможности были. Не было только у Вики желания: учиться бывшая жена не любила. У неё к тому времени появились другие цели и «игрушки». На это тоже Марку хватало денег: баловать её – жену и мать его дочери. Машины, дорогие салоны, элитные курорты, оплата услуг пластического хирурга…

Марк почему-то испугался тяги Кати к рисованию. Показалось, что она может пойти по стопам матери – вырастет пустышкой, не умеющей ни на чём сосредотачиваться.

Но ведь он знал: Катя другая. Умная, вдумчивая, не по годам рассудительная. Свои собственные страхи он перенёс на дочь. И нет, он не собирался её терять только потому, что не умел быть хорошим отцом. Самое время учиться.

Это хорошо, что он вернулся домой. В какой-то момент вдруг понял, что не так-то ему и нужно это расслабление. Больше всего на свете Марку почему-то хотелось нацепить шлейку на Графа и выйти в ночь. Подспудно он надеялся снова увидеть её – невозможную соседку Милу, что исподволь поселилась в его мыслях и не отпускала. Он шёл за нею незримо, как кот на поводке. И даже не особо сопротивлялся.

Может, поэтому он отменил «свидание» и поспешил домой. И даже – о радость! – встретил-таки её – ту, о которой он так часто думал. Но никак не ожидал, что их разговор окажется больной мозолью, на которую эта невозможная женщина надавила так сильно.

Марку было неуютно в пустой квартире. Он никак не мог уснуть, ворочался полночи. Слишком много дум мешали расслабиться. В ногах тарахтел Граф – тяжёлый и огромный. Но даже он не мог успокоить, хоть раньше коту это удавалось.

В конце концов, Марк притянул кота к себе, обнял и забылся тревожным сном. Утром он привычно встал по будильнику, принял душ, выпил кофе. А потом позвал кота и отправился с ним на прогулку.

Ноябрь подходил к концу. Зима тянула лапы и сковывала лужи льдом. Город пах морозом и выхлопными газами – всё привычно. А фигурку, что вышла из подъезда, ведя собаку на поводке, он так и не смог воспринимать спокойно. Она всегда била током по нервам.

– Мила, – позвал он её и стал приноравливаться под её шаг.

– Доброе утро, – слабо улыбнулась она.

– Как Катя? – спросил Марк, потому что дочь его волновала никак не меньше, чем эта женщина, что шла не спеша рядом.

– Спит ещё. Вчера мы поговорили. Как проснётся, вернётся домой.

Он перевёл дух. Больше всего боялся, что дочь начнёт бегать, прятаться, отмахиваться от разговоров, которые Марк, судя по всему, ей задолжал. Он даже решил сегодня опоздать на работу. Ничего не случится, если он немного задержится.

Марк уже забыл, когда последний раз ходил в отпуск. В последние годы Вика на курорты ездила сама.

– Вы обещали, помните? Не давить на неё.

– Я всё помню, – кивнул он в ответ. – Но я до сих пор киплю, когда вспоминаю о подворотне.

– Забудьте, – успокаивающе похлопала Мила его по руке, но её жест возымел совершенно обратное действие: Марк почувствовал возбуждение. Такое сильное, что даже прикрыл глаза, а потом резко их открыл. Сразу вспомнилась голая Мила в его руках. Мокрая и такая притягательная.

Они расстались в лифте. Никуда не хотелось её отпускать. Марк мечтал прижать её к стене и поцеловать, но вместо этого пялился на двери, повторял таблицу умножения и делал вид, что ничего не происходит.

Для неё, возможно, всё так и было. Для него – по-другому.

– До встречи, – махнул он рукой на прощание и подождал, пока вверху не открылась и не закрылась входная дверь.

А потом Марк приготовил завтрак – нехитрый, неумелый, простой. Но он старался, потому что ждал дочь, и когда она открыла дверь своим ключом, встретил её в коридоре.

– Пап, – Катя смотрела настороженно. Ему казалось: одно неверное движение, слово – и она даст стрекача.

– Раздевайся, мой руки, я тебя жду, – просто сказал он, забрал из её ослабевших рук рюкзак и прошёл вперёд. Слышал, как сопит за его спиной дочь. В груди плавилась нежность и боль.

– Я в душ, ладно? – всё же удрала его дочь, и он дал ей возможность побыть наедине с самой собой.

Позже она храбро ела его подгорелую яичницу и старательно не смотрела в глаза.

– Я не буду больше заставлять тебя уезжать. Не стану отправлять к бабушке. Ты можешь заниматься рисованием или ещё чем-нибудь. Тем, что тебе нравится.

– Правда? – всё же вскинулась Катя и пытливо смотрела на него.

– Правда. Только пообещай мне больше не бегать, не скрываться, не лгать. Для меня это очень важно, Катя. Чтобы ты приходила ко мне, делилась всем, и я обязательно тебя выслушаю, а потом мы вместе будем решать, как быть. Тебе и мне.