Читать книгу 📗 "Отмель - Крейг Холли"

Порядочными этих людей не назовешь. Я таким не доверяю. Руки рыжего покрыты татуировками. Когда мне удается их рассмотреть, я понимаю, что он за человек. И дело вовсе не в самих наколках, а в том, что они изображают. Пистолеты, ножи, капли крови. Голые женщины с чересчур большими грудями и раздвинутыми ногами. Слова вроде «убийство», написанные на латыни.

Я говорю Кики и Купу, что нам пора, укутываю их бледные чистые тела шалью и предлагаю искупаться в море, если там безопасно. Хочу уйти и никогда сюда не возвращаться. Хочу Джека. Хочу домой.

Сейчас

Стоит такая влажность, что трудно дышать. Нога Кики давит мне на бедро, а в лицо уткнулась ладошка Купера. Потная кожа детей неприятно липнет к моей. Жара проникает в каждую клеточку тела. Я понимаю, что мне не заснуть в этой постели, зажатой между детьми, с пульсирующей в висках болью. С собой нет ни обезболивающих, ни пластыря, ни зубной пасты, ни расчески. Ребенок родится меньше чем через четыре месяца, он не станет никого ждать. Но я не могу об этом думать, поскольку к тому времени, как малыш появится на свет, я буду далеко отсюда. Джек нас обязательно найдет. Или мама. Или полиция.

На «Леди Удаче» у нас было все. Теперь у меня есть только дети. В воздухе пахнет дождем. Вот бы он поскорее обрушился на этот остров и смыл все мои тревоги.

Страшно хочется пить. Высвободившись, я отодвигаюсь от моих малюток и с трудом поднимаюсь с матраса. Окно я оставила открытым в надежде на легкий ветерок с океана. Где-то вдали, за курортным островом, тучи прорезает молния. Увы, она слишком далеко, чтобы вызвать гром. Когда же наконец разразится буря?

Я сканирую взглядом территорию в ожидании хоть какого-то намека на движение. Уоллес? Рыжий? Кто за нами следит? Мы с Ариэллой словно поменялись ролями. Каждый мой шаг, каждый звук теперь под контролем. На часах половина одиннадцатого. Значит, я пролежала в кровати около часа. Кики и Купер весь вечер играли на пляже, собирали ракушки, осколки кораллового рифа, старые канаты и камешки с необычными рисунками. Я приготовила им по сэндвичу и добавила немного овощей, чуть не поранив палец, пока нарезала морковь дешевым ножом для масла.

В доме есть только кассетный видеомагнитофон. Лучше, чем ничего. Но новости мне недоступны, а значит, выяснить, что о нас говорят в прессе, я не смогу. В остальном «Барк» довольно уныл и представляет собой старую, засыпанную песком лачугу, в которой, судя по всему, никто не живет уже несколько месяцев, если не лет. На кухне – самые простые принадлежности, всего две тарелки, два стакана и кофейная кружка. Три вилки, два ножа для хлеба и одна ложка. Напротив телевизора стоит старенький, потрепанный диванчик, выцветший от влажности и плесени, а обеденного стола и вовсе нет. Думаю, Кики уже догадалась, что никакой больной подруги не существует. Обстановка определенно на это указывает. Но я упорно стою на своем и продолжаю ей лгать: «Все в порядке, мы еще не добрались, скоро поедем на остров получше». Не хочу, чтобы моя дочь жила в особняке с Чарльзом и его прихвостнями. Пусть лучше остается со мной.

Спустившись на первый этаж, я открываю кран и наполняю стакан водой. Вкус портят ржавчина и соль, но приходится терпеть, ведь иначе не выжить. На яхте было все, чего только можно пожелать. Еда, чистая вода, кофе в пакетиках с разным содержанием сахара. «Нетфликс», настольные игры, теплые кровати с простынями из египетского хлопка. Но теперь, когда нас лишили привычных удобств, я все равно вынуждена притворяться, будто все хорошо, сохранять спокойствие и создавать уют для себя и детей. По крайней мере, пока не придумаю, как сбежать с этого острова, подальше от мужа.

Поэтому ужин я подам вовремя. Потом мы, как обычно, ляжем спать. А с утра дети наденут новое чистое белье, и я помою их единственным куском мыла, который у меня есть. Кики и Куп будут читать книжки, придумывать им концовки и составлять предложения на листке бумаге, который я затребую у Чарльза. Пусть продолжают учиться и остаются в неведении, пока я решаю наши проблемы. Строят замки из песка и шалаши из пальмовых листьев, собирают кокосовую стружку и ракушки в горных водоемах. Плавают в бассейне и нежатся на квинслендском солнышке. А я должна найти выход. Должна – и обязательно найду.

Ребенок в животе поворачивается, желудок сводит, и к горлу снова подступает тошнота. Опять спазм. Как больно! Одной рукой я цепляюсь за кухонную стойку, а другой хватаюсь за живот, сгибаясь пополам. Не верится, что моя жизнь так быстро и бесповоротно изменилась. Но плакать нельзя. Ведь если слезы польются из глаз, их будет уже не остановить. Джек говорит, что всегда нужно сохранять спокойствие. Быть спокойной – значит быть сильной, принимать обдуманные решения, и тогда все наладится. Поэтому я выпрямляюсь и всхлипываю, втягивая слезы.

Страху не удастся взять надо мной верх. Я сама себе хозяйка. Королева собственных мыслей.

Сейчас

Лодка куда-то исчезла. Чарльз уехал?

Кики и Купер резвятся в горном водоеме, собирая ракушки, а я вглядываюсь в океан. Остров напротив сверкает и переливается, освещенный солнечным нимбом. Неужели муж нас бросил? Таков, значит, его план? Какая-то часть меня безумно рада, но другая в панике. Если мы здесь совсем одни, кто обеспечит нас едой? И ребенок… Как я буду рожать?

– Ждите здесь, – говорю я детям и бегу вперед. – Ой! – вскрикиваю, наступив на острый камень, и осматриваю босую ступню. Кровь капает с нее на песок, но, как часто бывает при порезах, боль приходит не сразу. В рану просачивается соль вперемешку с песком. Не следует оставлять края открытыми. Хорошо бы наложить швы. Порез такой глубокий, что кожа свисает лоскутами, и я с трудом подавляю крик.

– Что с тобой, мам? – кричит Кики.

– Все в порядке!

Я быстро смачиваю ступню морской водой, морщась от режущей боли. Потом, приставив ладонь ко лбу, вглядываюсь в синий горизонт. Лодки не видно. Я даже не слышала, как она отчалила. Вырубилась около часа ночи, устроившись на засыпанном песком диванчике. А проснулась с коркой от засохших слез на веках под звуки шагов Кики и Купера, спускающихся ко мне со второго этажа. Завтрак готовила как в тумане, машинально разлив молоко по мискам с пшеничными хлопьями. Меда под рукой не оказалось, поэтому я добавила немного сахара, чтобы дети не капризничали. Усевшись перед теликом, они уплетали завтрак и смотрели мультики, а я, молча уставясь в их круглые затылки, уронила в кофейную кружку несколько тихих слез.

– Пойду поищу папу и проверю температуру воды в бассейне. – Я вытаскиваю ногу из воды и поворачиваюсь лицом к Кики: – Пожалуйста, никуда не уходите.

Дочь кивает, садится на корточки и набирает песок в подол сарафанчика.

Я несусь вперед по настилу, чувствуя, как песок забивается в рану. Но мне плевать. Я больше не замечаю боли, она не имеет значения. Доски нагрелись от влажности и жары. Грудь сдавливает. Знаю, не стоит бегать беременной, тем более с начинающимися схватками, но мне необходимо узнать, где Чарльз, и скорее вернуться к детям.

Ощутив под ногами траву, я подхожу к бассейну и окунаю в него кровоточащую ступню. По воде расходятся красные круги. Я смотрю на них как завороженная. Промыв ранку, ковыляю на веранду. Двери и окна закрыты, но не заперты. Я открываю раздвижную дверь, и в ноздри ударяет запах горелого тоста и кофе. В доме кто-то есть.

– Чарльз? – зову я. В соседней комнате включено радио. До меня доносится заунывная мелодия в стиле кантри. Я ступаю по белоснежной прохладной кафельной плитке, невольно заляпывая ее кровью. Но мне плевать. Где муж? Кухня ухожена и оснащена всем необходимым, с отделкой из дорогого камня, хрома и меди. Из окон и стеклянных дверей открываются удивительно красивые пейзажи. С такой высокой точки весь остров виден как на ладони. Я смотрю на сады и заросшие пальмами склоны. Похоже, остров не очень велик. Обойти его, наверное, можно меньше чем за час. Чуть поодаль виднеется еще один, совсем крошечный, пустой и плоский, как мутное болото, на котором ничего не растет. Я вижу, как волны лижут этот клочок земли, доходя до самой его середины. Плевок, а не остров.