Читать книгу 📗 "Лучшие враги навсегда (ЛП) - Хейл Оливия"

Какая-то часть меня знает: это должно волновать. Далеко от хладнокровия, от попытки остаться свободной и непривязанной. Но куда большая часть меня не заботится об этом.

Оргазм обрушивается, как прохладный океанский бриз — обволакивающе, стремительно. Я дрожу, прижавшись к нему, и Габриэль замирает, выдыхая сквозь зубы. Следующая волна захватывает, усиленная его движениями и скользящими пальцами, — и только тогда внутренний пожар начинает угасать.

Вскоре он тоже достигает кульминации, сжимая меня так крепко, что стону от жара его дыхания на собственной шее. Я тянусь назад, вонзаю пальцы в его бедра, пока Габриэль продолжает глубокие, рваные толчки, отдаваясь полностью.

Мы остаемся так — долго, тесно переплетенные, соединенные. И только теперь дыхание становится легче. Как будто лихорадке не хватало последнего толчка, чтобы сломаться.

— Принцесса, — шепчет он мне в шею.

Губы скользят вдоль моей челюсти. Большая рука запрокидывает голову, чтобы встретиться в поцелуе. Он твердый, холодный, требовательный — как обещание. Как печать.

Я отстраняюсь, улыбаясь.

— Извини. Я, наверное, была немного груба.

Он касается моей щеки большим пальцем.

— Это не так, — шепчет он едва слышно.

Затем глаза проясняются, а на губах появляется та самая ухмылка, которую я уже узнаю.

— Хочешь позавтракать?

— М-м-м… Наверное, стоит, да?

— Это поможет тебе прийти в себя, — он откидывает одеяло, выпуская нас обоих в теплый утренний свет.

Я опускаю взгляд и краснею. Черт.

Он отстраняется и привычно похлопывает меня по бедру, прежде чем встать с кровати.

Голова проясняется. Еще немного мутно, но та пульсирующая боль, которая была моей спутницей последние дни, наконец исчезла. И тут приходит осознание: я вся потная, чувствую себя ужасно, волосы… Я даже не хочу об этом думать.

— Я приму душ, — говорю я.

Габриэль замирает в дверях, все еще обнаженный, оглядывается через плечо. Морщится.

— Нужна помощь?

— Нет, спасибо. Думаю, я справлюсь.

— Хорошо. Но позови, если почувствуешь головокружение.

Я киваю. Он усмехается — и исчезает.

Принятие душа отнимает больше времени, чем обычно, но оно того стоит. Вода оживляет, я втираю пену в чувствительную кожу головы — все еще ноющую от недавней боли. К концу чувствую себя физически истощенной, но все же в десять раз лучше.

Я чищу зубы.

Девушка в зеркале смотрит на меня с румянцем на щеках и каким-то обезоруженным выражением. Без привычного макияжа и шелковой блузки это уже не лейтенант Коннован. Я выгляжу моложе, чем чувствую себя, особенно с влажными до плеч волосами. Летнее солнце уже успело высветить веснушки. В детстве я их ненавидела, а теперь радуюсь, когда те возвращаются с новым сезоном.

Мама тоже была рыжей. Ни у одного из братьев этот ген не проявился. Только у меня. И только я не помню ее.

Я закутываюсь в пушистый халат и возвращаюсь в спальню. Здесь словно прошел ураган: одеяло сбито в кучу, подушки измяты, а простыня, некогда туго натянутая, сползла от беспокойных движений.

Я оставляю все как есть и выхожу. На полпути вниз по лестнице улавливаю запах бекона и кофе.

Габриэль готовит?

Оказалось — да. Он стоит у плиты в шортах и футболке. Я сажусь на высокий стул у кухонного острова и опускаю голову на руки. У меня нет сил ни на что, кроме как смотреть, как Габриэль двигается.

— Ты умеешь готовить? — спрашиваю я.

Он бросает мне самодовольную ухмылку.

— Конечно. Однажды летом проходил стажировку во Франции у мишленовского шефа.

— Ух ты.

— Это был сарказм, — говорит он. — Ты бы никогда в это не поверила, если бы не была больна. Но, принцесса, даже я могу поджарить бекон.

Я дергаю манжету рукава.

— А я не могу.

— Серьезно?

— Да. У нас дома никто не готовил. Ну, Энни готовила — моя няня. Потом стала домработницей. Она оставалась с нами все мое детство. Но ни папа, ни братья — никто.

— Даже барбекю?

— Может, пару раз, — говорю я. — Но я не помню. Настоящего лета в Оук-Хилле у нас не было.

Он издает низкий гудящий звук — не осуждающий, не сочувствующий. Просто слушает. И я вдруг понимаю, что Габриэль в этом хорош. Гораздо лучше, чем я ожидала.

Он ставит передо мной стакан холодной воды с кубиками льда, и я тут же выпиваю половину.

Во всей этой сцене есть что-то… домашнее. Я знаю, это должно настораживать. Но слишком устала, чтобы сражаться — и с ним, и с собой.

Мысль вспыхивает в голове.

— Захра!

— Что?

— Мне нужно ей позвонить. Сказать, чтобы она отменила…

— Я сделал это вчера, — спокойно говорит Габриэль. — Она продолжала тебе звонить, так что я ответил.

— Ой. Правда?

— Да.

Я снова сажусь на стул.

— Хорошо.

Габриэль усмехается, прислоняясь к кухонной стойке. Его футболка приподнята, открывая сантиметр обнаженной кожи у пресса. Желание медленно переворачивается внутри.

— И все? — спрашивает он. — Даже не упрекнешь?

— Нет. То есть… нет. Это было правильно. Спасибо.

Он скрещивает руки на груди, все еще улыбаясь.

— Думаю, мне нравится больная Конни.

Я смотрю на стакан с водой, кручу его пальцами. Легкая рябь расходится по поверхности. Кажется, мне тоже. Или, по крайней мере, нравится то, какие мы, когда на время исчезает недоверие. Оно не уходит навсегда, просто складывается в высокий недоступный шкаф. Не забыто, но… вне поля зрения и, пока что, вне мыслей.

— А также нравится здоровая Конни, — добавляет Габриэль. — С ней я люблю спорить больше всех.

Это заставляет смеяться.

Я наблюдаю, как он перекладывает на тарелку яйца, бекон и тосты. Ничего вычурного, но выглядит — и пахнет — просто отлично. Габриэль ставит завтрак передо мной вместе с приборами, а потом сервирует свою тарелку.

Я начинаю с яиц — теплых, мягких. Жую медленно, и тут в голову приходит новая мысль.

— Ты сегодня не работаешь?

Он не перестает есть, но плечи чуть напрягаются.

— Технически, работаю.

— Ой. Не хотела тебя задерживать.

— То есть, это не саботаж корпорации? — легко отшучивается он, переходя к бекону. — Не волнуйся. Я могу работать из дома. Если, конечно, тебе не нужно немного пространства.

Прежде чем ответить, я съедаю целую полоску бекона. Он вкусный, но настоящего голода нет. А вот кофе — потрясающий. Для него, похоже, не бывает слишком высокой температуры или плохого самочувствия.

Габриэль садится напротив. Бросает на меня быстрый взгляд и возвращается к еде. В этой футболке он выглядит широкоплечим и расслабленным, волосы все еще взъерошены.

— Не нужно, — говорю я. — Вообще, думаю, посмотрю фильм.

— В постели?

— На диване. Пора сменить обстановку.

Он улыбается — медленно, немного наискосок, и кивает.

— Хорошая мысль.

— Присоединишься? Ну, если у тебя найдется время.

Габриэль делает глоток кофе, прежде чем ответить.

— Ага. Думаю, присоединюсь.

После завтрака я переодеваюсь в чистую одежду и устраиваюсь на огромной секции в ТВ-комнате. Это отдельное пространство, далеко от парадной гостиной — с плотными шторами и экраном почти во всю стену. Квартира безумно просторная, особенно учитывая, что досталась ему как декорация для счастливого брака, но в этом тоже есть свои плюсы.

Габриэль появляется спустя час, судя по влажным волосам — после душа. Он смеется, увидев, что я смотрю.

— Этот?

— Она адвокат, — защищаю я свой выбор.

На экране блондинка в розовом купальнике расхаживает по кампусу Гарварда, недооцененная каждым встречным.

Габриэль садится рядом, вытягивает длинные ноги и кладет их на кофейный столик. Я колеблюсь всего мгновение, потом хватаю подушку и кидаю ему на колени.

Он смотрит на меня с легким удивлением.

— Оставайся, — говорю я и устраиваюсь, положив голову ему на колени.

Удивительно удобно. Слишком удобно.