Читать книгу 📗 "Коллектив авторов - 12 великих трагедий"

Стыдно!
Хоть рюмку водки предложил бы! Стоит!

А ты, старик, веселый! Ну, еще что?

Еще есть конь, мой старый вороной.

А где же он?

На западе далеко,
Где солнышко садится. Мой скакун
Быстрее ветра носится, быстрее,
Чем лгал Пер Гюнт.

А что еще найдется?

О, много драгоценностей и хлама.
В убыток куплено и продается
Без прибыли.

Ну, ну!

Мечта о книге
С застежками серебряными. Вам
За пуговицу отдал бы ее.

А ну их к черту, все мечты!

Еще
Есть царство у меня. В толпу бросаю —
Лови, кто попроворней!

А оно
С короной?

Из соломы первосортной;
Тому и будет впору, кто наденет.
А вот еще: яйцо-болтун, седины
Безумного и борода пророка!
Получит даром все, кто столб с указкой —
Где настоящий путь – покажет мне!

Сдается мне, приятель, твой-то путь
Прямехонько в арестный дом.

Возможно.
Но не могу ль от вас узнать я – кто был
Пер Гюнт?

Э, вздор…

Ну, будьте ж так любезны!
Покорнейше прошу!

Да говорят,
Что это был пренаглый сочинитель…

Как сочинитель?

Все, что лишь случалось
Великого, прекрасного на свете,
Сплетал он вместе, – будто бы все это
Случилось с ним… Но извини, приятель,
Мне недосуг.

А где же он теперь?

В чужие страны за море уехал;
И там ему не повезло, понятно
Теперь давным-давно повешен он.

Повешен? Вот как! Впрочем, так и знал я,
Пер Гюнт покойный до конца остался
«Самим собой».

Спасибо и прощайте!

А не хотите ль, девицы-красотки,
И вы, ребята, чтобы расквитаться,
Историйку я расскажу вам?

Разве
Ты знаешь?

Ну еще бы мне не знать!

Я в Сан-Франциско золото копал,
Кишмя-кишел фиглярами весь город.
Один на скрипке мог пилить ногами,
Другой плясать горазд был на коленках,
А третий сочинял стихи, когда
Ему иглой просверливали череп.
И вот туда однажды черт явился,
Чтоб показать свое искусство. Он
Как настоящий поросенок хрюкал.
Никто его не знал, но с виду был он
Пресимпатичный малый, так что полный
Взял сбор; театрик был набит битком
И с нетерпеньем ждали все начала.
На сцену вышел черт в плаще широком,
Закинув полы на плечи: Man mus sich
Drapieren, – как у немцев говорится.
А под плащом своим сумел он спрятать,
Тайком от всех, живого поросенка…
И представленье началось. В стихах
И в прозе фантазируя на тему
Житья-бытья свинячьего, щипал
Без всякой жалости черт поросенка,
И тот картину визгом дополнял;
Закончилось все верещаньем диким,
Как будто поросенка закололи.
Раскланялся искусник и ушел…
И вот специалисты, разбирая
Искусство, явленное чертом, стали
Критиковать и осуждать его.
Кто находил, что писк был как-то жидок,
Кто деланным предсмертный визг считал,
И все единогласно утверждали,
Что хрюканье утрированно вышло…
Так вот чего добился черт в награду;
И поделом, – зачем не рассчитал,
С какою публикой имеет дело!

Одна из стадий это. А какая
Ближайшая за нею будет? Все
Испробовать и лучшее избрать!
Я так и сделал: цезарем начав,
Я Навуходоносором кончаю.
Да, довелось-таки пройти мне всю
Библейскую историю. Пришлось
На старости прильнуть к груди родимой.
«Ты от земли взят», – сказано недаром…
И в жизни главное – наполнить брюхо.
Но луком наполнять какой же прок?
Пущусь на хитрость я, силков наставлю.
Вода тут есть в ручье, так не придется
От жажды изнывать, а что до пищи —
Приходится быть хищником средь хищных.
Когда ж приблизится мой смертный час, —
Когда-нибудь да это ведь случится, —
Я подползу под дерево и в кучу
Сухой листвы зароюсь, как медведь.
А на коре древесной начерчу я
Такую надпись: «Здесь лежит Пер Гюнт,
Честнейший малый и всех тварей царь».

Ах, старая кукушка, прорицатель!
Не царь, а луковица ты! Постой-ка,
Возьму сейчас да облуплю тебя,
Мой милый Пер, как ни вертись, ни сетуй.

Вот внешней оболочки лоскутки —
Крушенье потерпевший и на берег
Волнами выкинутый нищий Пер.
Вот оболочка пассажира, правда,
Тонка, жидка она, но от нее
Еще попахивает Пером Гюнтом.
Вот золотоискателя листочки;
В них соку нет уже – и был ли прежде?
Вот грубый слой с каемкою сухой —
Охотник за пушниной у залива
Гудсонова. Под ним – листочки вроде
Коронки… Прочь их, бросить, слов не тратя!
Вот археолога листок короткий,
Но толстый; вот пророка – пресный, сочный;
Так ложью от него разит, что слезы —
По поговорке старой – вышибает
Из глаз порядочного человека.
А эти вот листочки, что свернулись
Изнеженно-спесиво так – богач,
Который жил, как сыр катаясь в масле.
Листки под ними – с черною каемкой,
Больными смотрят и напоминают
Зараз о неграх и миссионерах.

Да их не оберешься тут! Ну, что же?
Когда-нибудь покажется ядро?

Скажите! От начала до конца
Одни слои, листки – все мельче, мельче!..
Природа остроумна.

Черту разве
Тут впору разобраться; человеку ж,
Задумавшись, лишь спотыкнуться легче.
Хоть мне-то, впрочем, нечего бояться —
На четвереньках крепко я держусь.

А удивительная штука – жизнь!
У ней за каждым ухом по лисице —
Как говорят о людях продувных;
Перед тобой юлит и манит, дразнит;
Нацелишься схватить – не тут-то было!
Лисица выкинет кунштюк, и – глядь —
В руках твоих не то, – другое нечто,
Иль вовсе ничего…

Жилье? В лесу?

Как будто мне знакомо это место…
Рога оленьи над входною дверью…
Морская дева на верхушке крыши…
Все выдумки! Не дева – доски, гвозди;
Замок тяжелый, чтобы запираться
От дьявольски нечистых, злобных мыслей…

Горенку к троице я убрала;
Жду тебя, милый, далекий…
Жду, как ждала.
Труден твой путь одинокий —
Не торопись, отдохни.
Ждать тебя, друг мой далекий,
Буду я ночи и дни.

Она не забыла, а он позабыл;
Она сохранила, а он расточил…
О, если бы можно начать все сначала…
Ведь здесь меня царство мое ожидало!

Пепел, туман и летучая пыль —
Вот матерьял для постройки;
Гниль, разложенье, зараза внутри;
Взять же все вместе – гробница!
Краеугольные камни кладет
Мертворожденное знанье;
Выдумки праздные, грезы, мечты
Самое зданье возводят;
Ложь высекает ступени. Боязнь
Мыслей серьезных, глубоких
И нежеланье вигу искупить
Щит водружают на кровле;
Крупная надпись гласит на щите:
«Цезарь Пер Гюнт – архитектор».