Читать книгу 📗 "Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия"
— Мне пора идти, ваша честь, — Кошечка поклонилась и стала, пятясь, отходить от поэта.
Но Мусуи опустил руку к земле и быстро раздвинул и вновь сдвинул пальцы. Это жест означал «идем со мной» и был адресован Кошечке.
— Если захочешь служить мне, тебе понадобится одежда получше нынешней.
С этими словами поэт встал и стал спускаться по тропе с таким видом, словно Кошечка уже приняла его предложение.
— Мой спутник заболел и вернулся в Эдо два дня тому назад, — объяснил он, обернувшись к мнимому подростку, — теперь наш возлюбленный Амида Будда послал мне другого сопровождающего.
Кошечка хотела сказать, что никак не может сейчас отправиться в путешествие, но слова замерли на ее губах. Какое-то мгновение она и Мусуи смотрели друг другу в глаза — два маленьких человеческих существа, окутанные полумраком, царящим под сенью величественных деревьев.
Взгляд Мусуи был ласков, но Кошечка чувствовала: то, что она демонстрировала другим — та роль, которую она играла перед людьми, — не обманывают его. Поэт умел видеть суть вещей за их формой.
Кожа у Мусуи была цвета потускневшей бронзы. Один угол широкого тонкогубого рта загибался вверх, другой вниз. Рот, челюсти и подбородок мудреца выдавались вперед, нос его был плоским, с широкими ноздрями. Это особенность внешности придавала лицу Мусуи лукавое выражение проказницы-обезьяны.
Несмотря на привычку подслеповато щуриться, Мусуи не выглядел беспомощным старичком. Глаза у него были большие и блестящие, с крупными складками кожи над и под ними. Такие глаза называли слоновьими.
Кошечка знала, что это хороший знак. Считалось, что люди с такой формой глаз добры и талантливы. Человеку со слоновьими глазами можно довериться.
Конечно, Мусуи навлекал на себя неприятности, помогая беглянке и преступнице, но он был знатен и знаменит и рисковал в этом случае гораздо меньше, чем простой человек вроде Гадюки. Кроме того, Кошечку учили защищать низших, но высшие не нуждаются в ее защите.
«Если одно божество тебя покидает, помогает другое», — подумала она.
— Простите меня за грубость, ваша честь, но у меня нет денег на одежду, достойную такого высокого положения, — этими словами Кошечка давала Мусуи возможность выпутаться из неловкого положения, в которое он случайно попал. Несмотря на всю свою славу, поэт не выглядел достаточно богатым, чтобы полностью одеть слугу на свои средства.
— Когда есть друзья, деньги не нужны. Его преподобие здешний настоятель, — продолжая идти, Мусуи повел рукой в сторону низкого здания, где жили монахи, — мой старый друг. Я рисую по пути надписи для храмов и дорожные знаки, — продолжал он. — Ты умеешь читать?
— Я невежественный отпрыск бедной вдовы, ваша честь, и брожу по свету в поисках учителя.
— Ты ищешь учителя, а он уже нашел тебя.
Когда они выходили из зарослей, Мусуи кивком указал на пятерых мужчин, стоявших у двери, ведущей в покои настоятеля.
— Кстати, эти люди тоже кого-то ищут.
Кошечка едва не пошатнулась, увидев этих мужчин: из-за поясов их торчали должностные жезлы — длинные стальные вилки, которые, при должном умении, могли переломить меч правонарушителя пополам.
— Это полицейские?
— Да, они выглядят как полицейские.
Мусуи слегка кивнул блюстителям закона. Они низко поклонились в ответ и, пятясь, спустились по ступенькам к подножию храма, а Мусуи в это время призвал на их головы благословение Амиды Будды.
Настоятель монастыря, стоя в дверях, проводил полицейских взглядом. Потом поклонился своему старому другу и благосклонно кивнул его спутнику.
— Эти люди ищут разбойника, который покалечил трех самураев и ранил бродячего художника сегодня днем в Кавасаки, — сказал настоятель. — Они заявили, что он был в одежде комусо. Я ничуть не удивляюсь, что эти помешанные бросаются на приличных людей. — Настоятель недолюбливал «священников пустоты», особенно после того, как один из них совсем недавно торговал «амулетами», сделанными якобы из кусочков платья Кобо Дайси, на ступеньках храма. — Я разрешил полицейским обыскать нашу территорию: мы не укрываем подозрительных лиц. — Тут настоятель пристально оглядел Кошечку. — Я вижу, Мусуи-сэнсэй, что ваш спутник вернулся к вам. Тебе стало получше, мальчик?
Кошечка быстро взглянула на Мусуи. Тот продолжал улыбаться, словно не слышал вопроса.
— Я чувствую себя хорошо, ваше преподобие, — ответила она.
— В дороге спутник, в жизни любимец, — изрек настоятель старую поговорку так, словно только что сам сочинил ее.
Друг Мусуи все фразы произносил таким тоном, словно сообщал слушателям ценнейшие сведения, которые тут же следовало записать или запомнить. Высокий и мощно сложенный мужчина мог бы стать в прежние времена одним из яростных воинов-священников, защищавших тысячи храмов горы Хиэй [21]. Но мускулы уступили место жиру.
Настоятель, покачивая головой, терпеливо ждал, пока его гости снимали обувь. Потом ввел их по холодным облицованным вишневым деревом коридорам в свои внутренние покои, где на татами уже стояли чашки с чаем и лежали принадлежности для курения. Дверь, ведущая из помещения во внутренний двор, была распахнута, и ее проем открывал вид на маленький водопад. Три жирные утки дремали на краю пруда, в котором плавали карпы. Вдали монахи пели Лотосовую сутру, и их голоса утешали Кошечку. Ей показалось на миг, что ее вводят в рай.
ГЛАВА 18
Путь пустоты
— Мусуи, мой добрый старый друг, когда вы сообщали о болезни вашего спутника, вы не упомянули, что он так красив.
Слова настоятеля, несмотря на его величавый вид, звучали грубовато. Он оценивающе рассматривал Кошечку в мягком свете напольных светильников.
— Подрисовать этому молодцу брови, вычернить зубы, и его можно будет принять за Сидзуку, любовницу князя Ёсицунэ, переодевшуюся пажом.
Кошечка сидела на коленях за спиной своего нового хозяина, готовая вновь набивать и раскуривать его маленькую трубку после несколько ароматных затяжек. Она низко поклонилась, показывая, что недостойна похвалы настоятеля. Раздуваясь от важности, тот и не подозревал, что оказался ближе к истине, чем думал.
Впервые за последние несколько дней вымытая и сытая Кошечка имела приличный вид. Одежда, которую ей выдали, уже много раз переходила от одного мальчика-служки этого храма к другому. Хлопчатобумажная ткань стала мягкой от долгой носки, ворот просторной куртки был сильно потерт, но в целом платье выглядело опрятным, и в складках его не водилось ни вшей, ни блох.
Поверх набедренной повязки ноги Кошечки облегали длинные серые узкие штаны, собранные в складки и подвязанные на коленях, стан обтягивала подбитая ватой хлопчатобумажная куртка, покрытая узорами из черных и желтых полос. Помимо всего этого Кошечка надела широкие черные хакама с длинными разрезами по бокам, из которых выглядывали нижние одежды. Жесткая спинка хакама стояла торчком чуть выше ее поясницы. Кроме того, на ногах у Кошечки сверкали белые таби. Ее волосы были по-прежнему уложены «под чайную метелку», но перевязаны уже ярко-красным бумажным шнуром.
— Он красив как гоходоси — посланец богов, который отыскивает заблудившиеся души и указывает им путь.
У того, кто сказал это, — одного из пяти монахов высокого ранга, приглашенных на чаепитие со знаменитым поэтом, — передние зубы походили на веер из слоновой кости: они были большие и налезали краями друг на друга. Сопровождавший его мрачный служка сердито взглянул на Кошечку: ему не нравилось присутствие красивого соперника.
Монах наклонился к Кошечке и прошептал:
— Если бы я заблудился в мире духов, я хотел бы, чтобы именно вы указали мне истинный путь, Гоходоси-сан.
Кошечка не обратила внимания ни на его слова, ни на злой взгляд служки, ни на похвалы настоятеля. Она не сводила глаз с клочка бумаги, который прилип к бледному гладкому затылку Мусуи. Хозяин поручил Кошечке побрить ему голову, а она до сих пор никогда не держала в руках бритвы. Неудивительно, что ее пальцы в какой-то момент дрогнули. Теперь беглянка боялась, что кто-нибудь заметит порез и смутит Мусуи, указав ему на царапину, но не решалась снять бумажку, опасаясь привлечь к ней внимание.