Читать книгу 📗 "Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия"
— А все-таки смелый человек этот монах, — заговорил Мусуи. — Вы сказали, что он выступил один против четверых?
— Его противники были слабы духом, трусливы и неумелы.
Неумелы! Кошечка, по-прежнему не поднимая головы, метнула в сторону Хансиро жгучий косой взгляд и быстро опустила глаза.
«Неумелы!» Возмущение вскипало в груди молодой женщины. Разве тот мерзавец, наемный убийца, не обладал хищным орлиным носом? Разве он не гордился собой? Разве его меч не был стальным?
— А не может ли это происшествие как-то связываться с делом князя Ако-Асано? — В тусклом свете ламп Мусуи, кажется, не замечал, как дрожат руки Кошечки, наливающие ему чай. — В последнее время я много слышал о нем.
— Говорят, какой-то одинокий воин собирает армию, намереваясь отомстить за смерть коварно погубленного князя, — подхватил тему беседы гость, сидевший возле Горного Ветра.
— Этот беглец просто безрукий бродяга, — отрубил Хансиро. — Но в Эдо есть люди, которые желали бы срезать этот слух как тонкий росток, чтобы его не пришлось впоследствии вырубать топором.
«А ты, конечно, садовник и уже щелкаешь ножницами», — пробормотал себе под нос Мусуи.
— Крестьяне у колодца болтают, что у князя Асано была дочь. Теперь она бежала из столицы и где-то скрывается, а этот священник-воин ее защищает, — внес свою лепту настоятель.
— Я был там, — неожиданно объявил Горный Ветер.
Все повернулись к борцу и удивленно взглянули на него.
— Я был в Ёсиваре — в «Благоуханном лотосе» в тот вечер, когда оттуда исчезла красотка, про которую говорят, что она, возможно, и является дочерью князя Асано.
Кошечка была уверена, что все присутствующие слышат, как бьется ее сердце, — его толчки отдавались у нее в голове, словно удары прибоя. Но кроме бамбуковой флейты Мусуи у нее под рукой не было ничего, что могло бы превратиться в оружие. При ней нет даже ножниц! Она могла бы по крайней мере вонзить их себе в сердце раньше, чем этот наемник посмеет протянуть к ней руку. Кошечка поклялась на будущее всегда держать свои ножницы наточенными и постоянно носить их с собой. Если, конечно, это будущее ей обещано.
«Иди по пути Пустоты, и твой путь будет Пустотой», — вспомнила она слова Мусаси из «Книги о Пустоте», и они успокоили ее.
— А как выглядит ее светлость? — вскользь бросил Хансиро.
Он сидел очень прямо, но тут подобрался, словно перед прыжком, и Кошечка это заметила.
— Девчонку, надо сказать, я не видел. Я в первый раз заглянул в «Благоуханный лотос», и больше ноги моей там не будет. — Горный Ветер пришел в восторг, что наконец-то сумел привлечь внимание собравшихся. — В тот день я боролся с первым борцом всей страны, господином Расставленные Ноздри, в зале Зеленого нефрита. Он уложил меня поворотом «стрекоза», но…
— Простите меня, уважаемый чемпион, но что же произошло в «Благоуханном лотосе»? — прервал рассказчика настоятель, которому уже приходилось проводить время в обществе борцов.
— Ничего такого, о чем мы хотели бы знать, верно? — Широкозубый монах игриво ущипнул рукав Кошечки.
— Это был неприятный вечер, но начинался он неплохо, — продолжал Горный Ветер. — Тамошние ведьмы заставили меня выпить немного сакэ, потом четыре шлюхи на полночи стали по очереди облизывать мой «мужской скипетр», и тут на дом навалилась целая армия.
Борец взмахнул массивной рукой, словно нанося удар невидимому противнику, и продолжил:
— Шум стоял такой, словно все слуги Асано явились спасать дочь своего господина. Все завопили, забегали взад-вперед. Я подумал, что началось землетрясение, потом зазвонил пожарный колокол. И я выскочил на ночной холод совсем голый. Шлюхи разбежались по углам, как паучата, а я убрался восвояси несолоно хлебавши.
Пока собравшиеся обсуждали так называемое дело Ако-Асано, Кошечка перешла от сжимающего сердце страха к отрешенности и покою. Она теперь двигалась по пути Пустоты.
Когда ее хозяин пожаловался, что у него онемели плечи, Кошечка растерла их и в это время сумела незаметно снять с его головы запачканный в крови клочок бумаги. Потом она налила поэту чая, выколотила его трубку и снова старательно набила ее табаком, не забывая следить за тем, чтобы ее движения не были слишком изящными.
Но беглянка все же не смогла полностью отключиться от происходящего и потому заметила, что ронин из Тосы, когда его спрашивают о чем-нибудь, ведет себя как ива, которая нагибается, чтобы ветер пролетел над ней. Он вежливо кланялся собеседнику и умело оставлял вопрос без ответа. У этого ронина глаза были золотистого цвета — «тигриные». Считалось, что на вопрос человека с тигриными глазами нельзя не ответить. Хансиро говорил мало, но каждый раз, когда разговор уходил в сторону от вражды между Асано и Кирой, одной фразой умело возвращал его в прежнее русло.
К концу вечера воин из Тосы уже выведал все, что было известно его собеседникам, а сам не рассказал о себе почти ничего. Кошечка с облегчением услышала, что слухи о ее бегстве опирались на очень малое количество правды, сдобренное изрядной порцией нелепостей и откровенного вранья. И все-таки пересуды о том, что дочь князя собирается мстить за отца, могли повредить ее делу.
— Играете ли вы на таких инструментах, Тоса-сан? — спросил Мусуи, беря в руки свою флейту, лежавшую рядом с ним.
— Очень плохо, — ответил Хансиро.
— Может, вы все же окажете нам честь и усладите музыкой наш слух в этот приятнейший вечер?
— Простите, но мне не хватает мастерства для того, чтобы выступать перед таким высоким обществом, — и Хансиро поклонился, чтобы его отказ не показался собравшимся слишком грубым.
— Пожалуйста, Тоса-сан, окажите нам честь — проведите эту ночь у нас, — поклонился ему в ответ настоятель. — Здесь мало удобств, но я уверен, вам они покажутся достаточными.
— Благодарю вас, ваше преподобие.
Монахи стали расходиться по своим крошечным кельям, а Хансиро меж тем решал, стоит ли ему прийти этой ночью к мальчику-слуге, который бросал на него украдкой страстные взгляды. Мальчик был миловидный, стройный, гибкий и очень умело, совсем по-женски, изображал застенчивость и добродетель. Юный служка выглядел так соблазнительно, что сумел раздуть искру желания в теле Хансиро. Взглядывая на слугу Мусуи, воин из Тосы всякий раз ощущал покалывание в кончиках пальцев, легкий звон в ушах и приятное возбуждение, как после первых глотков сакэ. К концу вечера возбуждение превратилось в сильный позыв плоти.
Но любовные упражнения с этим подростком, во-первых, могли бы отвлечь сыщика от его задачи. Во-вторых, слуга мастера Мусуи, скорее всего, уже является любовником своего хозяина. Хансиро решил, что в любом случае он либо не найдет в постели мальчика никого, либо застанет в ней погруженных друг в друга партнеров.
Кроме того, у Хансиро было маловато опыта в любовных делах с мальчиками. Даже самые красивые и воспитанные из них имели серьезные недостатки: они были молоды, неопытны и чересчур почтительны днем. Хансиро не хотелось мешать пыл любовника с рассудительностью наставника, а именно к таким отношениям и стремились юнцы.
Ронин из Тосы предпочитал водить дружбу с куртизанками второго или даже третьего разряда, притом не слишком молодыми и не очень красивыми. В постели они были такими же умелыми, как таю, но не были такими хитрыми. Плата за их любовь не заставляла мужчину идти к ростовщикам. В отличие от высокомерных таю, эти женщины не поддразнивали любовника, не заставляли его часами просиживать в приемной в компании хихикающих учениц. И к тому же не имели обыкновения требовать дорогих подарков и любовных писем.
Хансиро слегка потянул за рукав Мусуи, проходившего мимо него к двери.
— Чего вы хотите, уважаемый?
— Я хочу обратиться к вам с дерзкой просьбой.
— Просите о чем хотите, сын мой. Я был счастлив познакомиться с таким образованным человеком, как вы.
— Не могу ли я взять на время вашу флейту?
Ночь стала прохладной, дальний гром прокатывался по горизонту, напоминая удары волн о пустынный берег. Ветер шуршал стеблями бамбука в монастырском саду. Кошечка лежала под тонким одеялом на выделенном ей узком тюфяке в комнате служек. Эта комнатка могла бы показаться довольно тесной, но многие из лежавших на полу тюфяков пустовали: их владельцы согревали постели своих наставников.
