Читать книгу 📗 "Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия"
Кошечка откинулась назад, чтобы рассмотреть деревянную табличку, прибитую к косяку лачуги, и прочла: «Гостиница “Приют паломников”. Низкие цены».
— Не стойте на пороге: вы морозите дом! — прикрикнула на женщин хозяйка.
Кошечка так замерзла, что едва могла двигаться, и слышала, что Касанэ тоже стучит зубами от холода. Она повернулась и задвинула за собой деревянную дверь, но тут же пожалела об этом поступке: запах ворвани мгновенно перебила еще более сильная вонь, шедшая от пожилой монахини, чью безволосую голову покрывали гноившиеся язвы.
— Нас обокрали.
Кошечка слишком устала, чтобы сдвинуться с места, и мысль о том, что опять придется таскаться по всей Мисиме в поисках более дешевого ночлега, приводила ее в отчаяние. А мысль о том, что придется заставить Касанэ шагать дальше, была невыносима.
— У нас есть только двадцать мон, — Кошечка встряхнула в ладони мелочь, которую она и Касанэ отыскали в своих рукавах, — сдачу, оставшуюся от мелких покупок, до которой не добрался вор.
— А вещей на обмен нет?
— У нас с собой только самое необходимое.
Хозяйка гостиницы долго рассматривала нищенок, прищурив глаза. В конце концов она, видимо, решила, что двадцать медных монет лучше, чем ничего, и не стала прогонять безденежную пару.
— Ладно, оставайтесь.
И она показала на кучу валявшихся в углу грязных одеял, которые словно тряслись от скакавших по ним паразитов:
— За постель отдельная плата.
— Мы обойдемся без постели.
Кошечка положила на пол узел, потом присела сама — на край деревянного помоста, — развязала сандалии и сняла грязные таби. Ее мокрые ступни посинели и онемели от холода.
Хозяйка принесла миску холодной мутной воды. Касанэ выбросила из нее таракана. Потом она и Кошечка намочили в миске свои полотенца и стерли грязь со ступней. После такого омовения госпожа и служанка встали и стали пробираться между спящими паломниками и нагромождениями вещей. Младенец в глубине комнаты все еще орал, а его родители по-прежнему ссорились.
Кошечке хотелось убраться как можно дальше от покрытой язвами монахини. Она обошла голосящего младенца и его скандальных родителей, потом переступила через старика и молодую женщину, видимо его дочь, у которой спина была скрючена, как побег папоротника. Похоже, несчастная страдала той таинственной болезнью, от которой искривляется позвоночник, и теперь они с отцом шли в Исэ молить богиню Солнца об исцелении.
Хозяин дома сидел возле очага и, казалось, не обращал внимания на шум и вонь. Он мастерил себе сандалию, — надев две петли из бечевок на длинные мозолистые пальцы правой ноги, мужчина оплетал их такими же бечевками из рисовой соломы. Кошечка перешагнула через выставленную вперед ногу и даже не извинилась за свою грубость.
Она злилась не потому, что не смогла найти лучшего места для ночлега, — она была в ярости от того, что позволила обокрасть себя. Только темнота останавливала ее от того, чтобы не кинуться в погоню за подлой тварью. Наверно, женщина на дороге, притворявшаяся пострадавшей, сумела стащить кошелек, когда ухватилась за Кошечку.
— Бака! (Балда!)
Это было грубое слово, и сама Кошечка никогда не произнесла бы его, но брат Касанэ мог себе это позволить. И, пробираясь в полной тишине мимо запертых лачуг по грязным улицам Мисимы, она снова и снова бормотала это слово, чувствуя удовольствие от толчка, с которым оно срывалось с губ. «Бака!» — пробормотала она и сейчас. Единственный свободный клочок пола обнаружился в заднем углу помещения, возле старухи, которая спала на обрывке циновки, свернувшись в клубок. Этот угол был хорош еще и тем, что находился рядом с задней дверью. Кошечка и Касанэ пробрались туда и прислонили свои вещи к стене. Тут же раскормленные блохи облепили лодыжки женщин, и Кошечка пожалела, что потеряла пудру против них у парома в Кавасаки.
— Ну и здоровенные здесь тараканы — хоть в телегу запрягай! — Касанэ прихлопнула одного из них запасной сандалией.
Тараканы кишели на связках сушеной рыбы, нанизанной на веревки и подвешенной к бревенчатым стропилам лачуги. Они ползали по растрескавшимся стенам ночлежки. Корзина с просом, стоявшая невдалеке от странниц, была усыпана пометом этих насекомых.
Касанэ несколько раз топнула, чтобы разогнать тараканов, и расстелила циновки.
— Зря мы не взяли постель у этой скупердяйки, — тихо сказала она, растирая своим полотенцем ступни Кошечки, чтобы согреть их.
Та удивленно уставилась на свою служанку: уж не сошла ли Касанэ с ума?
— Тогда тысячерукая Каннон благословила бы нас своей божественной милостью, — продолжала та торжественно, но с едва заметным насмешливым огоньком в глазах.
Кошечка чуть не задохнулась от изумления и с сомнением взглянула на служанку.
— Я хочу сказать: нам понадобится тысяча рук, чтобы чесаться!
Когда малыш прекратил рев, набирая воздуха для новых воплей, Кошечка услышала громкий шум, доносившийся со двора — там кто-то сильный выдергивал пучки соломы из нижнего края крыши.
— Ах ты, наглец! — крикнула в ночную темноту хозяйка ночлежки, распахнув дверь. — Убери отсюда свою мерзкую скотину, или я вышибу из нее дух.
И, схватив увесистый булыжник с земли, она запустила им в голодную лошадь и ее хозяина — почтового слугу, который пытался украдкой позволить своему животному подкормиться.
— Блохи, вши, у подушки фыркает лошадь, — тихо прочла Кошечка для удовольствия Касанэ.
— Ты сам сочинил эти стихи, младший брат?
— Нет, их написал мастер Басё.
Это стихотворение из знаменитого путевого дневника Басё утешило Кошечку: сам великий мастер останавливался в такой же скверной гостинице, как эта.
— Мне нужно кое-куда выйти, — сказала она Касанэ. — Последи за вещами.
Кошечка знала, что у нее не будет спокойно на душе, пока она не проверит, куда ведет задний выход. Она зажгла свой фонарь, и хозяйка гостиницы с жадностью посмотрела на него. Кошечка поняла, что та непременно потребует у нее этот светильник утром, как часть платы за ночлег.
Стоя на гнилой доске, Кошечка потушила фонарь, выждала, пока ее глаза привыкнут к темноте, и внимательно осмотрела крошечный заваленный хламом дворик.
После недавних дождей он превратился в топкое болото и под уклоном спускался к чернеющему вдали оврагу. Кошечка нашла короткую крепкую палку и поставила ее возле тяжелых деревянных ставней, применявшихся во время грозы. Потом надела изношенные гэта, предназначавшиеся для путешествий в отхожее место. Его легко было отыскать даже с закрытыми глазами.
Вернувшись в гостиницу, Кошечка увидела, что супруги с крикливым ребенком раздули очаг, и на нем уже весело булькает рисовая каша. Та как раз поспела, и мать принялась кормить ужином своего крикуна. За едой мальчуган успокоился — к величайшей радости окружающих.
Касанэ, подвесив котелок над огнем, тоже варила в нем ту горсть риса, которую получила утром как подаяние. На маленьких вертелах из бамбука она также жарила нарезанные тонкими ломтиками грибы, которые, словно по волшебству, высыпали вдоль Токайдо после теплых дождей. Касанэ собрала эти дары природы в горах, промыла в хрустальном ручье и уложила в сундучок, завернув в оболочку, снятую со стеблей бамбука. Теперь она поливала грибы соевым соусом, купленным в Одаваре. Запах еды заглушил вонь ночлежки, и у Кошечки заурчало в животе.
Несмотря на готовящийся ужин, Кошечка смотрела на окружавшую ее нищету с мрачным видом, стараясь не замечать голодных глаз других паломников. Вскоре она поняла, отчего этот угол оставался пустым.
Между искривившимися досками двери образовались широкие щели, в которые задувал ледяной ветер, приносивший с собой запахи уборной. Кроме того, мимо беглянок постоянно сновали люди. Каждый раз, когда дверь распахивалась, легкий сквознячок превращался в мощный порыв холодного ветра.
Сплетенный из бамбука потолок служил одновременно полом для верхних помещений ночлежки и то и дело скрипел под невидимыми ногами гостиничных слуг. При этом с лежавших на чердачном полу соломенных циновок на Кошечку сыпался песок. Беглянка дрожала от холода и куталась в свой дорожный плащ.
