Читать книгу 📗 "Кулачные бои в легком весе - Китсон Мик"

— Мне уж на минуту показалось, что ты не жилец, Билли, — признался Кэп, осторожно промокая багровые ссадины возле глаз Громилы.

Лицо бойца оставалось невозмутимым, он ни разу не поморщился и не вскрикнул от жгучей боли.

— Видел ту маленькую смуглую девчонку в первом ряду? — пробормотал он.

— Я видел прекрасных дам, готовых упасть в обморок, когда ты поймал его удар в голову. Кровь так и брызнула во все стороны, — хихикнул Кэп.

— Там была маленькая цыганка, — сказал Громила.

— Забудь про нее, Билли. Идем. Мы богаты, а там в палатке наливают пиво.

Перри медленно встал, застегивая белую полотняную рубаху, которую Кэп достал из мешка. Они пересекли ринг и направились к палаткам. Толпа, наблюдавшая за поединком, теперь набилась в пивную палатку, и мужчины прихлебывали из глиняных кружек, сгрудившись в три ряда вдоль длинного дубового стола, за которым женщины в фартуках разливали пенный напиток. Повсюду стоял сладковатый запах солода. У столов снаружи, мокрых от пролитого пива, было не протолкнуться.

Когда Билл и Кэп подошли поближе, раздался дружный крик; какой-то невысокий человек в твидовом костюме и фермерской кепке поспешил навстречу гиганту, протягивая ему две кружки пива.

Билл взял одну из них огромной лапищей и осушил под ободряющие вопли, а потом отшвырнул в сторону и осушил вторую кружку, подняв правую руку в ответ на восхищенные крики толпы. Ему принесли еще пива, и он уселся на мешок возле стола в окружении поклонников. Кэп шепнул ему что-то на ухо, Билл кивнул и заворчал себе под нос, когда его товарищ быстро отошел к группе здоровяков в черных сюртуках, которые стояли ближе ко входу в палатку.

Вдоль живой изгороди рядом с палаткой тянулась цепочка разносчиков и торговцев, во весь голос расхваливающих свои товары на лотках и маленьких деревянных столиках: пироги и булочки, ленты и безделушки, копченую рыбу, обернутую в бумагу, горячую картошку и горшочки с маслом.

Посреди торговцев стоял паренек, держа на вытянутой вверх руке девочку помладше. Она сидела неподвижно и бесстрастно, словно статуя, на его высоко поднятой ладони. Рослый мальчишка в пожелтевшей рубашке и грязном жилете обращался к тем, кто пил в палатке, и к людскому потоку, тянущемуся к выходу с ярмарки. Некоторые останавливались при виде мускулистого юноши, который высоко поднимал хрупкую черноволосую девочку и кричал:

— …Предлагается для уборки и готовки, умеет чистить и обихаживать лошадей, присматривать за детьми и печь пироги, может таскать всевозможную поклажу. Она худенькая, но сильная, и в ее жилах течет старая добрая стаффордширская кровь… Говорит мало, никогда не плачет и не жалуется, хотя лишилась отца, а ее семья прозябает в нужде и ждет прибавления зимой… Ее отец погиб в результате несчастного случая, а бедная мать угасает от голода без лошади и повозки… Девочка мила, не перечлива, не насмешлива и полна христианской благодарности за хорошее обращение и проявление доброты…

Парень снова и снова перечислял достоинства девочки, медленно поворачивая ее из стороны в сторону, и золотистые лучи солнца играли у нее на лице и придавали гагатовый блеск черным волосам.

Одетый в черное священник, остановившийся послушать, пробормотал своей маленькой костлявой жене:

— Таковы обычаи этого народа.

Та передернулась, качнув шляпкой, и заявила:

— Отвратительно!

Они отвернулись и пошли дальше, а мальчик продолжал вещать:

— Ест немного. Простая каша, хлеб и чистая вода — вот и все, что ей нужно. Она из крепкой семьи. Ее отцом был Том Лавридж, некоторые из вас с ним торговали и пили пиво, и мы просим…

Сидя за столом среди гиканья, хохота и плеска пива, Билл смотрел на девчушку. Она медленно поворачивалась на солнце, и все окружающие звуки вдруг затихли. Единственным действующим глазом Громила видел только ее, неземную и ослепительную в янтарных лучах. Девочка посмотрела на него огромными темными глазами, их взгляды встретились… и на этот раз улыбнулась уже она.

Глава пятая

Мне доверили вести лошадь. Это была серая полукровка, помесь уэльского коба и шайра; она знала дорогу и двигалась размеренным шагом, умела тянуть баржу и пригибать голову под мостами. На нее надели шоры, но в них не было нужды: лошадь просто смотрела перед собой и тянула лямку как положено. Идя рядом с ней, вдыхая ее запах, я постепенно наполнялась спокойствием и уверенностью после треволнений того вечера, когда Билл Перри заполучил меня за шесть гиней. Он перебил предложение какого-то фермера, и Томми безумно радовался, что я досталась Громиле. Перри был одной с нами крови и настоящий боец — Большой Том улыбнулся бы с небес. Билл сказал моему брату, что я буду жить у него в Типтоне и родичи смогут приезжать и навещать меня, а потом положил мне на голову большую горячую ладонь, дыхнув на меня пивом. И я не плакала, когда Томми с деньгами в кошельке помчался к маме и остальным сквозь толпу и облако пыли.

Билл поднял меня, и я посмотрела в его большое уродливое лицо. Полюбить такие черты могла разве что родная мать, а мне они не нравились. Но в его глазах, суровых, голубых и блестящих, я кое-что увидела и поняла, что не ошиблась: я знала, куда мы отправимся. Возможно, Большой Том нашептал мне с небес или привиделись сытые братья и сестры рядом с мамой, ведущей под уздцы пони, запряженного в новую кибитку.

Толпа в пивной палатке взорвалась радостными воплями, когда Билл поднял меня на руках и крикнул:

— Вот она — моя дочь! Дочь Громилы!

Кэп отнесся ко мне с добротой и вниманием и держал меня за руку всю дорогу к барже, рассказывая о кобыле и о порте, куда мы направляемся.

— Мы покажем тебе, как водить баржу. Билли — славный парень, у него большое и доброе сердце. Ты научишься его любить.

Я была рада, что у них есть лошадь и меня поставили ухаживать за ней, а еще мне устроили постель из соломы в угольном трюме с той стороны, где стояла плита и было тепло. Я таскала хворост для печки и воду для лошади, а Кэп показывал мне, как одним движением обернуть канат вокруг стойки.

Билл был счастлив. Он сидел у румпеля, прихлебывая пиво из кувшина, и улыбался всякий раз, когда я проходила мимо со своей ношей. Громила был весь в грязи и пятнах запекшейся крови, поэтому я вскипятила чайник и обмыла ему лицо, руки и грудь исходящей паром тряпицей, а Билл все улыбался, глядя на меня точь-в-точь как старый деревенский пес и скаля острые зубы. Костяшки его пальцев пестрели ссадинами, трещинами и вмятинами, и мне постоянно приходилось отжимать тряпку, пока я пыталась отмыть его руки от грязи и копоти. Потом Громила натянул рубашку и жилет и затянул песню о девушке с баржи, которая полюбила солдата, а тот погиб на войне, и она, набив передник камнями, утопилась в канале.

Он и правда походил на Большого Тома. Мой отец был красивее и моложе, и у него было больше зубов и меньше шрамов и шишек. И все-таки Громила походил на Большого Тома. Или мне так казалось.

Кэп принес горшок с фрикадельками из пивной и хлеба из повозки пекаря, и я как следует поужинала, не забыв про соус, лук и горошек. Я ела с жадностью, и Билл Перри смеялся, но мне было все равно: я просто радовалась тому, что пища заполняет исстрадавшийся от голода живот.

Билли заявил:

— Мы купим тебе платье, девчушка. Купим ленты и серебряную расческу из Бирмингема для твоих шикарных волос. И добротные кожаные башмачки. — Он рассмеялся и хлопнул в ладоши. Его огромная фигура полностью заслоняла свет заходящего солнца.

Я потянулась за ложкой, чтобы зачерпнуть еще соуса и подцепить последнюю фрикадельку, и Кэп заметил:

— Какие у нее длинные руки, Билли! В самый раз для быстрых прямых ударов.

И Громила снова рассмеялся и сказал:

— Мы научим ее и прямым ударам, и боковым. У нас будет свой боец.

Они оба таращились на меня, как дети на новую игрушку.

В первый вечер мы шли на север целый час, пока солнце не опустилось к самому горизонту. И я вместе с Кэпом преодолела шлюз. Шлюз показался мне настоящим чудом. Это и правда чудо, когда поток воды поднимает тебя медленно и аккуратно, как материнская рука поднимает ребенка; чудо, что ворота закрываются только в одну сторону и удерживаются лишь давлением воды, а потом медленно отворяются, когда вода достигает нужного уровня. Пони тянет баржу, и она выходит из шлюза на одном уровне с берегами. Кто бы ни придумал шлюз для подъема барж, этот человек был хитроумнее целой стаи лисиц.