Читать книгу 📗 "Женщины - Ханна Кристин"
В Кармеле стоял слишком густой туман, в Сан-Франциско было чересчур многолюдно. И хотя дикие просторы Менсодино пришлись Фрэнки по душе, секвойи оказались для нее излишне высоки.
Дальше на север.
В Орегоне, с его сочной травой и чистым воздухом, все еще обитало слишком много людей, хотя городов было немного, да и располагались они далеко друг от друга.
Они объехали оживленный Сиэтл, и, услышав радиосообщение о пропавших студентках, свернули на восток — бесконечные пшеничные поля восточной части штата Вашингтон выглядели уныло и заброшенно.
Монтана.
Они заехали в городок Мизула, напевая «Время в бутылке». Монтана, «страна большого неба», полностью оправдывала свое название, такого прозрачного голубого неба Фрэнки не видела уже давно. Через пару миль после Мизулы открылся ошеломляющий вид: луга взбегали к высоким горам с заснеженными вершинами, рядом извивалась широкая голубая река Кларк-форк.
«Продается. 27 акров».
Они с Барб одновременно заметили табличку, прибитую к трухлявому покосившемуся столбу. А за столбом — бескрайнее зеленое поле, петля реки, обветшалый забор с колючей проволокой поверху и грунтовая дорога, которая вела к небольшой роще высоких деревьев.
— Как же красиво. — Фрэнки посмотрела на Барб.
— И в стороне от всего, — сказала Барб. — Девочка дышала бы здесь полной грудью.
Фрэнки свернула на грунтовку и нырнула в рощицу. За деревьями показалось еще одно сочно-зеленое поле, а на горизонте вершины гор упирались в голубое небо.
Через пыльное лобовое стекло Фрэнки увидела фермерский дом с заостренной крышей и круговой верандой, загоны для лошадей, большой, некогда красный амбар, которому хорошо бы поменять крышу. По обширному двору рассыпаны постройки поменьше, одни просились на слом, другие выглядели крепкими.
— Работы тут начать и кончить, — сказала Барб.
— К счастью, у меня есть опыт в строительстве. — Фрэнки улыбнулась. — Мы с подругами как-то раз перестраивали домик для рабочих.
— Мы черт знает где.
— Посмотри на карту. Мизула совсем недалеко. Рядом больницы и колледж. Да, это место ближе к Чикаго, чем к Сан-Диего, но тут я точно найду группу анонимных алкоголиков и нового наставника.
— Ты уже все решила.
Фрэнки выключила радио.
Тишина.
Она посмотрела на Барб и улыбнулась.
— Да.
Глава тридцать пятая

Приглашение от двадцать восьмого августа пришло в запачканном белом конверте с вашингтонским штемпелем. На обратной стороне кто-то написал: «Сохраните дату».
Приглашаем Вас на встречу военнослужащих 36-го эвакогоспиталя, которая пройдет на торжественном открытии Мемориала памяти ветеранов Вьетнама 13 ноября 1982 г. в Вашингтоне.
Фрэнки удивилась своей первой реакции.
Злость.
Теперь мы возводим мемориалы погибшим?
Теперь? Спустя десять лет после того, как дорогие соотечественники бесцеремонно похоронили их и забыли?
Несмотря на упорную работу последние восемь лет, Фрэнки так до конца и не избавилась от чувства стыда за службу во Вьетнаме, которым ее наградили сограждане, не простила правительство за то, как оно обошлось с ветеранами, которые вернулись домой сломленные телом и духом. Но это было не все. В конце семидесятых, сидя в своей гостиной, Фрэнки наткнулась на телепередачу, где ветеран Вьетнама рассказывал, что «Агент Оранж» вызвал у него (и многих других) рак. «Во Вьетнаме я умер, просто не знал этого», — сказал он. Вскоре мир узнал, что гербициды приводят к выкидышам и врожденным патологиям. Возможно, именно это стало причиной выкидыша у Фрэнки.
Вот как о ней позаботилось ее собственное правительство. Если бы политики в Вашингтоне построили этот мемориал в качестве извинений перед военнослужащими — мужчинами и женщинами, — перед их семьями, тогда, может, Фрэнки чувствовала бы себя по-другому. Но нет. Правительство не собиралось чествовать ветеранов Вьетнама. Ветеранам пришлось делать это самим — тем, кто остался.
Она услышала, как сзади подошла Донна. Остановилась.
Донна работала на ранчо уже больше семи лет. Фрэнки отлично помнила тот холодный день, когда Донна постучала в дверь. Крашеные черные волосы, торчащие в разные стороны, бледная испитая кожа, хриплый и тихий голос. «Я медсестра, — сказала она. — Кучи, шестьдесят восьмой. Мне рассказали про тебя в комитете по делам ветеранов. Я не могу…»
Спать, закончила тогда про себя Фрэнки. И все. Этого было достаточно. Они обе все поняли. Она взяла Донну за руку и провела в дом. Они сели у камина на раскладные стулья и начали говорить.
Групповая терапия — так это называла Джилл из медицинского центра. Порой это дает понять, что ты не один. Они были там друг для друга, она и Донна, держали друг друга на плаву. Донна убедила Фрэнки, что пора побороться за медицинскую лицензию, и эта борьба во многом ей помогла. Когда Фрэнки снова разрешили быть медсестрой, она уже достаточно окрепла.
Так началось ранчо. Они с Донной объединили усилия и стали отстраивать дом на деньги, вырученные от продажи бунгало в Коронадо.
Они вдвоем устроились в местную больницу в Мизуле. После работы Фрэнки стала посещать вечерние курсы по клинической психологии в колледже, и через год Донна сделала то же самое. В свободное от учебы и работы время они ремонтировали и перестраивали ранчо, но никогда не пропускали встречи анонимных алкоголиков.
В то первое лето к Фрэнки приехали друзья и родители, чтобы помочь ей обустроиться. Мама и папа, Барб, Джери и их подросшие близнецы, Этель и Ной с двумя детьми, Генри с Натали и их шумные мальчики. Они разместились в доме и палатках во дворе. Днем все вместе работали, а вечером садились у огня, разговаривали, смеялись и вспоминали.
После окончания колледжа и получения магистерской степени Фрэнки и Донна начали расклеивать объявления рядом с Управлением по делам ветеранов. Всем женщинам, служившим во Вьетнаме. Мы пережили войну. Переживем и это. Присоединяйтесь.
Вскоре на пороге ранчо появилась Джанет — лицо серое от застарелых синяков, смех готов в любую секунду сорваться на плач. Джанет провела с ними почти год.
С этого момента ранчо начали называть «Последним хорошим местом», оно стало настоящим прибежищем для женщин-ветеранов Вьетнама. Они появлялись, жили сколько им требовалось и двигались дальше. А по их следам приходили другие женщины. После них оставались мольберты, картины, спицы и клубки шерсти, рассказы, мемуары и музыкальные инструменты. Днем они работали: сколачивали доски, красили стены, кормили лошадей, дергали сорняки. Делали все, что было нужно по хозяйству.
Сначала они учились дышать, затем разговаривать, а потом, если все шло хорошо, они учились надеяться. Фрэнки показывала им, что слова несут исцеление, а тишина — радость. Достичь покоя или хотя бы чего-то похожего было гораздо сложнее.
Помогая всем этим женщинам, Фрэнки неожиданно для самой себя вернула в свою жизнь страсть и самоуважение. Она полюбила это место, полюбила жизнь, которую обрела в этой глуши, она любила женщин, что приходили за помощью и помогали ей в ответ. Каждое утро она просыпалась с надеждой. И каждое лето на ранчо приезжали родители и друзья, чтобы провести тут свой отпуск. Для них это место тоже стало прибежищем.
— Группа готова.
Фрэнки кивнула и посмотрела на серебристый браслет — она до сих пор носила его в память о военнопленном, который никогда не вернется домой.
Донна подошла к ней. За годы совместной работы обе прибавили в весе и окрепли, да и как иначе, если вбиваешь столбы для ограды, таскаешь тюки сена, запрягаешь лошадей. Обе постоянно ходили в джинсах, ковбойских сапогах и фланелевых рубашках — никакие подплечники и строгие костюмы до этой части Монтаны не добрались.