Читать книгу 📗 "Столица - Менассе Роберт"

И вот она опять одна, все вернулись к работе, а она стояла у большого окна в кабинете, смотрела на улицу Луа, на вереницу ползущих внизу темных автомобилей, поблескивающих от измороси, растирала руки, то тыльную сторону одной, то другой, массировала и разминала пальцы, длинные, хрупкие, порой внезапно терявшие цвет, становившиеся белыми и бесчувственными. Потом опять села за стол, что-то в ней работало, она ждала, когда мысли наберут четкости, рядом стоял недопитый бокал шампанского, она отпила глоточек, подумала, допила до дна. Размяла пальцы и ввела в Гугл: «Основание Европейской комиссии». Собственно говоря, когда у Комиссии день рождения? Существует ли что-то вроде дня рождения Комиссии? День основания? Вот она, идея: недостаточно продавать как можно лучше ежедневную работу Комиссии, нужно ее возвеличить, сделать так, чтобы люди поздравили ее с тем, что она есть, нужно ее чествовать, а не просто выклянчивать одобрение, исправлять шаблоны да опровергать слухи и мифы. Надо поставить в центр Комиссию, а не рассуждать о ЕС, абстрактно и обобщенно. По сути, что такое ЕС? Различные учреждения, каждое из которых варит собственный супчик и представляет те или иные интересы, но если все в совокупности имеет смысл, то лишь потому, что существует Комиссия, отвечающая за все в совокупности. Таково ее мнение. Необходимо создать ситуацию, в которой Комиссия радостно займет центральное положение, как именинница, принимающая поздравления. Итак, когда же у Комиссии день рождения? Непростой вопрос. День основания Комиссии ЕЭС [16] или дата создания Европейской комиссии в ее нынешней форме после Договора слияния [17]? В первом случае Комиссии через три года стукнет шестьдесят, во втором — через два года пятьдесят. Пятьдесят ей нравится больше. Удобнее продать. А если сопоставить с человеческим возрастом, то в полном соку, во всеоружии опыта, но переход в утиль еще не начался. К тому же два года — разумный срок для превосходной подготовки, тогда как три года порой слишком долго, мало ли что может произойти.

Она продолжила поиски. Юбилеи уже были? Да. Беспомощные, унылые торжества с бесцветными речами, чествованием предшественников, чуточкой фимиама по адресу первых ласточек на пути к ЕС, пятьдесят лет Римского договора, шестьдесят лет создания Европейского объединения угля и стали — кого это интересовало? Да никого. А чего ожидали, когда рассказывали скептикам и противникам ЕС, как замечательно, что было создано ЕОУС? Это ведь вроде как поздравить страдающего деменцией дедулю с тем, что в свое время он был в полном рассудке, — а внуки знай себе давным-давно делали все совершенно по-другому.

На стеклянном столике возле дивана Грейс Аткинсон заметила откупоренную бутылку шампанского. Там еще оставалось немножко вина. Она налила себе, выпила. И в приподнятом настроении решила разослать мейл в несколько отделов, от которых, как ей казалось, можно ожидать интереса к ее плану, поддержки и идей. Лучше сперва неформально привлечь сотрудников на свою сторону, а уж потом можно начать и формальную процедуру. Большое торжество по случаю грядущего 50-летнего юбилея Еврокомиссии, писала она, представляется ей возможностью поставить в центр общественного внимания задачи и достижения этого института, укрепить его corporate identity [18], улучшить его имидж, весело отпраздновать круглую дату и таким образом выйти из обороны.

Она удалила слово «весело», потом опять вставила, кивнула, речь-то именно об этом, растерла руки и взяла быка за рога. В строке «тема» написала: «Big Jubilee Project — конец нытью».

Вот такова была идея миссис Аткинсон. Первой откликнулась Фения Ксенопулу — и быстро перехватила проект. Он относился к культурному ведомству, считала Фения, без вопросов. Это шанс, которого она ждала, чтобы очутиться на виду. А Мартин Зусман станет шерпой-носильщиком, который потащит на себе все бремя проекта.

Поначалу Грейс Аткинсон радовалась, что так быстро нашла столь восторженную единомышленницу. И под конец тоже радовалась, ведь из-за непомерной активности злополучной «Культуры» все забыли, что эта идея, в конечном счете катастрофическая, исходила от нее.

— Я жду предложений, — взволнованно сказала Фения Ксенопулу, — это имеет огромное значение, и я знаю, что вы… — Она обвела взглядом собравшихся и не в меру громко произнесла несколько фраз с высокопарными и театральными прилагательными, видимо считая, что этакой речью, точно капрал, подбадривает своих солдат, и Мартин опустил глаза, чтобы не встретиться с ней взглядом, а потому теперь видел Фению без головы — только ее облегающий топ, узкую юбку, ноги в плотных колготках — и думал: эта женщина одета в корсет, в доспехи, которые ее держат. Юбка была из превосходной ткани, но Мартину казалось, что, если стукнуть, юбка разлетится на осколки. Ее не снимешь, можно только разбить и…

Итак, что будем делать?

Богумил вновь выступил иронически неконструктивно.

— Прежде всего, — сказал он, — чего нам не следует делать? Непременно избегать всего, что до сих пор делали на юбилеях: неловкостей, смягченных почти полным исключением общественности. Глянцевых брошюр для контейнеров с макулатурой. Бесцветных воскресных речей по рабочим дням.

— Мартин?

Он не видел, как Фения реагировала на заявление Богумила, смотрел на ее ноги с маленькими припухлостями в вырезах узких туфель.

— Мартин?

Меня это не интересует, с удовольствием сказал бы Мартин. И решил просто соглашаться со всеми, чтобы не стать мишенью нападок.

— Учитывая значение данного вопроса, — сказал он в сторону Фении, — ясно — он глянул в сторону Богумила, — что нельзя повторять ошибки прошлого. Богумил прав, напомнив, что… но и Фения, конечно, совершенно права, ожидая, что… Какие ошибки до сих пор допускались в проведении юбилеев? Идея всегда была только одна: отмечать юбилей в соответствии с поводом. Но повод — еще не идея, в том-то и дело. Что некий институт просуществовал столько-то лет — прекрасно, но в чем идея, какая идея ставится в центр внимания? Она должна быть убедительной, должна так воодушевить людей, чтобы им вправду захотелось устроить по этому поводу праздник.

Вот так Мартин Зусман угодил в ловушку. После некоторой заминки Фения Ксенопулу сказала:

— Закончим, судя по всему, Мартин — единственный, кто размышлял о проблеме. То, что он сказал, абсолютно логично. Центральная идея — суть и успех. — Она поручила Мартину развить эту идею и подготовить соответствующий документ. Сколько времени ему потребуется?

— Два месяца?! Надо все хорошенько обдумать, обсудить с коллегами из других гендиректоратов.

— Неделя, — сказала Фения.

Невозможно. На следующей неделе он едет в командировку, которая тоже требует известной подготовки и…

— Ну хорошо, две недели, несколько bullet-points [19], ты справишься! А с коллегами мы все обсудим, только когда составим документ. Ясно? Мы составим документ!

Мартин Зусман был зол и раздосадован, когда в шесть часов, закончив самые важные дневные дела, поехал домой. На полдороге начался дождь, а дождевик остался в велосипедной сумке, которую он забыл в конторе. Домой он приехал промокший до нитки и замерзший и сразу пошел под душ. Правда, вода по-настоящему так и не нагрелась, и душевая занавеска, будто намагниченная, холодом липла к спине. Он со злостью отбросил ее, наполовину сорвав с карниза. Завтра же надо попросить, чтобы эту идиотскую занавеску заменили раздвижной дверцей, но он знал, что это одна из идей, которые он никогда не осуществит. Надел купальный халат, достал из холодильника бутылку пива «Жюниле», сел в кресло у камина. Необходимо успокоиться, вдохнуть-выдохнуть, расслабиться. Он смотрел на книги в камине.

Переехав сюда, Мартин Зусман сперва глазам своим не поверил. Камин не работал с тех пор, как в квартиру провели центральное отопление. Хозяин соорудил в камине две полки и расставил на них книги. Вероятно, решил, что выглядит очень мило, создает уют. Позднее Мартин видел такое в старых брюссельских квартирах своих друзей и знакомых: книги в уже бесполезных каминах.