Читать книгу 📗 "Столица - Менассе Роберт"

В Мартиновом камине стояли путеводители по Брюсселю, старые, растрепанные издания, вероятно оставленные прежними жильцами, несколько томов популярной энциклопедии 1914 года, три географических атласа, 1910-го, 1943-го и 1955 года, добрый десяток книг из серии «Классики мировой литературы» Фламандского книжного клуба («В каждом томе четыре классических произведения в современном сокращении»), выпущенные в шестидесятые годы. Когда поселился в этой квартире и как-то вечером просмотрел книги, Мартин был поражен, нет, это слишком высокопарное слово, он был шокирован: вот это и есть прогресс — не сжигать книги, а просто «в современном сокращении» ставить их в холодный камин?

Сейчас он смотрел на ряды книг, пил пиво, выкурил сигарету-другую. Документ для юбилейного проекта — это уж слишком. Будто он рекламщик, которому надо продать продукт Еврокомиссии. Он взглянул на свой письменный стол, там до сих пор стояла тарелка с засохшей коркой горчицы. В чем заключается идея горчицы? Мы ее добавляем. Гениально. Убедительная телевизионная реклама: красивые молодые люди с беззаботным смехом выдавливают горчицу на тарелки, восторженно поют: Эх, добавим, эх, приправим! Они просто вне себя от счастья. А горчичные крендельки на тарелках ритмично ввинчиваются в воздух, начинают плясать, как бы под флейту заклинателя змей: Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! И без нас никак нельзя! Это же… Он спохватился, встал, оделся и отправился в «Мариотт». Прихватив с собой классический длинный зонт, в дождь под ним хватит места для двоих.

Дождь перестал. Мокрый асфальт, фасады домов и прохожие поблескивали в свете фонарей и неоновых трубок киоска с жареным картофелем, будто фламандский мастер только что покрыл эту картину лаком. Такие вечера после дождливых дней случались в Брюсселе частенько, Мартин успел с ними сродниться. Да, он был здесь как дома. У индийца в night-shop [20] на углу улицы Сент-Катрин он купил сигареты. Получив деньги, индиец всегда говорил «Dank U wel» [21], если Мартин говорил по-французски, и «Merci, Monsieur» [22], если Мартин спрашивал сигареты по-фламандски. Наверно, этому есть объяснение, а возможно, тут и объяснять нечего, принимай как должное, как уйму других мелочей: может, именно благодаря им Мартин и чувствует себя как дома здесь, средь множества миров.

Ветер был хоть и несильный, но холодный, Мартин шел очень быстро и, разумеется, добрался до «Мариотта» слишком рано. Однако брат уже ждал в холле отеля, с таким строгим и самоуверенным выражением на лице, которое говорило: я всегда следовал заповедям Господним и вправе ожидать, что…

Мартин прекрасно знал эту мину. Встречаясь с братом, он всегда узнавал в нем отца.

Они поздоровались, обнялись, еще более неловко, чем обычно, поскольку Флориан прижимал к себе папку.

— Возьмем такси?

— Нет. Я заказал столик в «Бельга куин». Пять минут пешком.

Шли они молча. В конце концов Мартин спросил:

— Как дела у Ренаты?

— Хорошо.

— А у детей?

— Стараются. Слава богу!

Мартин не то чтобы стыдился собственного происхождения. Он просто не знал, с чем у него проблема — с тем, что оно стало ему совершенно чуждо, или с тем, что при всей чуждости снова и снова настигало его. Отец умер восемнадцать лет назад, 2 ноября, то есть в День поминовения усопших. Безвременно и до ужаса трагично. Пока Мартин жил в Австрии, он каждое 2 ноября заново переживал эту травму. Читая газету, глядя в телевизор или просто выходя из дома, он уже за несколько дней до 2 ноября поневоле вспоминал: скоро День поминовения усопших. А значит, день смерти отца. И было ясно, что придется ехать домой, без всяких отговорок, потому что это государственный праздник, всеобщий мрачный день памяти. В Брюсселе 2 ноября не отмечали. Здесь собственная, личная история могла или могла бы уйти вглубь, но, когда приезжал брат, сразу наступал День поминовения. Негласно. Отец попал в машину. Снова и снова твердили: он попал в машину. Будто у них там была всего одна машина. Он попал в измельчитель. Так или иначе, попал рукой в измельчитель, и машина фактически сожрала его, он истек кровью. Кричал как свинья. Вот оно: кричал как свинья. Позднее некоторые говорили: верно, они слышали. Но почему никто не пришел на помощь? Потому что крики свиней на ферме — самое естественное, самое нормальное, самое привычное. Они держали больше тысячи двухсот свиней и ежедневно определенное количество забивали, тут отдельный крик не различишь. Так сказал Фельбер, мастер-забойщик. «Не различишь», так и сказал. Но откуда же тогда известно, что он кричал как свинья? Наверняка ведь кричал — все об этом твердили. В один голос. Ужас как кричал. Но недолго. Ведь человек очень быстро теряет сознание. Вот именно. Все происходит очень быстро. Конечно, свиньи кой-чего понимают, когда… но их мигом оглушают. И вот уже их пожирает машина. Отец был человек старательный, иной раз норовил перемолоть и остатки животных отходов. В ту пору предприятие уже невероятно разрослось, однако логистически было организовано не настолько хорошо, как сейчас. Мать позвонила врачу, но она, понятно, совершенно обезумела — позвонила-то доктору Шафцалю, ветеринару. Да и было уже слишком поздно. Несколько дней спустя шестнадцатилетний Мартин смеясь рассказал в школе, что мать позвонила доктору Шафцалю, а когда никто не засмеялся, повторил: «Шафцалю, со свинофермы». Потом он на много дней притих и в конце концов пошел на исповедь к священнику, чтобы получить отпущение греха, ведь после смерти отца он пошутил.

Фермой стал руководить брат, четырьмя годами старше его, наследный принц, как издавна было договорено и запланировано, только раньше срока, а он, Мартин, второй сын, «чудаковатый», неловкий («Неудивительно, коли он вечно читает!»), продолжил учебу, что опять-таки было издавна ясно: пусть учится чему угодно, а «чему угодно» означало, что, пока он ни на что не претендует и никого не обременяет, семье все равно, чем он занимается. Он выбрал археологию.

Когда братья Зусман вошли в ресторан «Бельга куин», Флориан, игнорируя официанта, заступившего ему дорогу, медленно прошагал на середину зала и воскликнул:

— Ого! Это что? Собор?

Мартин сказал официанту, что у них заказан столик на имя доктора Зусмана, а Флориану ответил:

— Нет, бывший банк. Превосходное ар-деко. Мы поужинаем в давнем кассовом зале, а потом спустимся в подвал, в хранилище, там теперь комната для курящих.

Когда Флориан полностью стал хозяином фермы, а мать вышла на пенсию, Мартину выплатили его долю наследства, до его совершеннолетия этими деньгами управлял траст, а он никогда не ставил означенную сумму под сомнение и никогда не оспаривал. Деньги позволили ему спокойно закончить учебу, а затем без спешки осмотреться и решить, где найти себе применение. Учитывая стоимость предприятия, с ним определенно обошлись несправедливо, но Мартину было все равно, денег хватило, чтобы открылись возможности, и он сумел ими воспользоваться. Правда, теперь семейство делало вид, будто именно оно предоставило Мартину возможность учиться и обеспечило превосходной работой в Еврокомиссии, чтобы он в свой черед мог лоббировать там экономические интересы своего брата. Вот почему Мартин всегда пугался, когда Флориан сообщал о приезде и хотел встретиться с ним в Брюсселе. Ферму, еще при жизни отца весьма внушительную, Флориан превратил в крупнейшее австрийское свиноводческое предприятие, одно из самых больших в Европе, он давным-давно называл его не «ферма», как отец, а «предприятие» и считал, что нет ничего абсурднее политики ЕС в области производства и торговли свининой. По его мнению, там орудовали сплошь тупицы или психи, подкупленные, шантажируемые или идеологически введенные в заблуждение мафией защитников животных и вегетарианским лобби. Спорить с Флорианом не имело смысла, он всерьез так считал, видел ведь, как все идет, знал практически. По собственному опыту. Он начал заниматься политикой, добился высоких постов в ряде корпораций и таким образом все чаще приезжал на переговоры в Брюссель. Недавно он стал председателем «The European Pig Producers» [23], объединения ведущих производителей свинины на континенте. В этом качестве и как федеральный старшина корпорации австрийских свиноводов-селекционеров он сегодня провел несколько встреч с депутатами Европарламента и чиновниками Еврокомиссии.